Четвёртые войны пустыни

— Что ты хочешь сказать?

Одраде потерла лоб, выждав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на мир диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет... нет отзывчивости, способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения другого через логические построения.

— Пробуждение гхолы,— это, должно быть, убийственное для него переживание,— сказала Одраде, опуская руку.— Устоять в нем может только обладающий колоссальной психической устойчивостью.

— Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины — это нечто большее, чем они представляются.

— А Данканы Айдахо?

— Разумеется. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного за другим?

Это направление спора представлялось Одраде бесцельным. Она сказала:

— Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы должны помнить, что я — Атридес.

— По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?

— Особенно после Лусиллы...

— Это может быть слишком опасным!

Тараза хотела определенности. Жизни серийных гхол — это как меланж, обладавший разным вкусом в разных условиях. Разве они могут быть уверены в своем гхоле?

— Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего Квизатца Хадераха,— пробормотала Тараза.

— По-твоему, именно поэтому они и хотят наши книги племенного учета?

— Не знаю. Разве ты не видишь, что ты наделала?

— По-моему, у меня не было выбора,— сказала Одраде.

Тараза изобразила холодную улыбку. Одраде играла превосходно, но ее следовало поставить на место.

— По-твоему, я бы сделала то же самое? — спросила Тараза.

«Она так до сих пор и не видит, что со мной произошло»,— подумала Одраде. Тараза, конечно, ожидала, что чуткая к ее тайным пожеланиям Дар станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс Верховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому приложила руку.

— Практика, основанная на обычае,— сказала Одраде.

Эти слова поразили Таразу, словно пощечина. Только закалка Бене Джессерит удержала ее от яростного выговора Одраде.

— Наши враги думали, будто знают наши обычаи,— сказала Одраде.— Даже ты, Верховная Мать, считала, будто знаешь те пределы, внутри которых я буду действовать. Я казалась тебе Беллондой, у которой ты знаешь заранее все слова и поступки.

— Так что, мы допустили ошибку, не поставив тебя надо мной? — спросила Тараза. Она проговорила это искренне.

— Нет, Верховная Мать. Мы идем по узкой тропинке, но нам обеим видно, куда мы должны идти.

— Где сейчас Вафф? — спросила Тараза.

— Надежно охраняется и спит.

— Призови Шиэну. Мы должны решить, не пренебречь ли нам этой частью проекта.

— И чтобы нам бока намяли?

— Скажем так, Дар.

Шиэна все еще была сонной и терла глаза, когда появилась в общей комнате, но все же успела плеснуть водой на лицо и одеться в чистое белое облачение. Волосы ее все еще были влажными.

Тараза и Одраде стояли у восточного окна, повернувшись спинами к свету.

— Это Шиэна, Верховная Мать,— сказала Одраде.

Шиэна полностью пробудилась и напряженно выпрямилась. Она слышала об этой могущественной женщине, которая правит Орденом из далекой цитадели, называемой Домом Соборов. Яркий солнечный свет, лившийся из окна, ослеплял Шиэну. На его фоне фигуры Преподобных Матерей, стоявших спиной к окну, казались черными силуэтами с подрагивавшим контуром и едва различимыми лицами.

Наставницы-послушницы подготовили ее к этой встрече: «Ты будешь стоять со вниманием перед Верховной Матерью, говорить почтительно. Отвечай только, когда она с тобой заговорит».

— Как мне сообщили, ты, может быть, станешь одной из нас,— сказала Тараза.

Обе женщины заметили эффект, произведенный этими словами на девочку. Теперь, когда Шиэна стала более полно понимать достижения Преподобных Матерей, могущественный луч сфокусировался на ней. Она устремилась к огромному количеству знаний, которые Орден накопил за тысячелетия. Ей уже рассказали о селекционной передаче Памятей, о том, как работает Иная Память, о Спайсовой Агонии. И сейчас она стояла перед самой могущественной из всех Преподобных Матерей, той, от которой ничего не укроется.

Когда Шиэна не ответила, Тараза сказала:

— Тебе нечего сказать, девочка?

— Что мне тут говорить, Верховная Мать? Вы уже все сказали. Тараза метнула на Одраде изучающий взгляд.

— У тебя есть еще для меня маленькие сюрпризы, Дар?

— Я же говорила тебе, что она превосходна,— сказала Одраде.

Тараза опять перенесла свое внимание на Шиэну.

— Ты гордишься этим мнением, девочка?

— Оно страшит меня, Верховная Мать.

Шиэна вздохнула чуть свободнее. «Говори только правду, которую можешь ощутить»,— напомнила она себе. Эти остерегающие слова воспитательницы имели теперь большее значение. Она продолжала ощущать, что ее сердце колотится слишком быстро, и понимала, что Преподобные Матери это заметят. Одраде много раз это демонстрировала.

— Так тому и следует быть,— сказала Тараза.

— Ты понимаешь, о чем здесь говорится, Шиэна? — спросила Одраде.

— Верховная Мать желает знать, полностью ли я посвящена в Орден? — сказала Шиэна.

Одраде взглянула на Таразу и пожала плечами. Больше объяснений не требовалось. Так складывался обычный путь, когда становишься частью одной семьи, как это принято в Бене Джессерит.

Тараза продолжала безмолвно изучать Шиэну. Взгляд ее был тяжелым, выматывающим для Шиэны, знавшей, что должна хранить молчание, беспрекословно терпя жесткий осмотр.

Одраде подавила ощущение сочувствия. Шиэна так во многом остается самой собой — юной девушкой. У нее интеллект, поверхность охвата которого все расширяется — как раздувается накачиваемый воздушный шарик. Одраде припомнила, как восхищались таким же строением ума ее собственные учителя,— но оставались при этом настороже, точно так же, как сейчас насторожена Тараза. Одраде распознала эту настороженность, когда была еще намного моложе Шиэны и не испытывала сомнений, что и Шиэна сейчас видит. У интеллекта есть свои преимущества.

— Гм,— сказала Тараза.

Это короткое хмыканье, отражавшее раздумья Верховной Матери, Одраде расслышала, вспоминая, как сестры, которые приносили Одраде ее еду, когда она засиживалась допоздна за уроками, всегда задерживались, чтобы своим бенеджессеритским глазом еще чуток за ней понаблюдать — точно так, как за Шиэной велось непрестанное наблюдение через дисплеи. Одраде знала об этом особом, специфически развитом взгляде с самого раннего возраста. Это было, в конце концов, одним из величайших соблазнов Бене Джессерит. Хочешь тоже достичь таких эзотерических способностей — старайся. Шиэна явно обладала этой жаждой. Это мечта каждой послушницы:

Наконец Тараза проговорила:

— Так чего, по-твоему, ты от нас хочешь, девочка?

— Того же самого, наверное, чего хотелось вам, когда были в моем возрасте, Верховная Мать.

Одраде подавила улыбку. Природная независимость Шиэны здесь проявилась почти дерзостью, и Тараза наверняка это заметила.

— Ты считаешь, что это будет надлежащим использованием дара жизни? — спросила Тараза.

— Это единственное использование, которое мне известно, Верховная Мать.

— Я высоко ценю твою искренность, но предостерегаю тебя, чтобы ты была осторожна в этом использовании,— сказала Тараза.

— Да, Верховная Мать.

— Ты уже много нам должна и будешь должна еще больше,— сказала Тараза.— Помни об этом. Наши дары не достаются даром.

«Шиэна даже самого смутного понятия не имеет о том, чем она заплатит за наши дары»,— подумала Одраде.

Орден никогда не позволял вступившим в него забыть, каков их долг, который они обязаны воздать сторицей. Любовью здесь не расплатишься. Любовь опасна — и Шиэну уже учат этому. Дар жизни? Дрожь прошла по Одраде, и она чуть откашлялась, чтобы ее унять.

Тараза сказала:

— Теперь ты можешь нас покинуть, Шиэна.

Шиэна повернулась на одной ноге и покинула комнату, но раньше, чем Одраде успела заметить тугую улыбку на юном личике. Шиэна поняла, что она выдержала экзамен Верховной Матери.

Когда дверь позади Шиэны закрылась, Тараза сказала:

— Ты упоминала ее естественное дарование владеть Голосом. Я это, конечно слышала. Замечательно.

— Она крепко держит это в узде,— сказала Одраде.— Она усвоила, что на нас этого пробовать нельзя.

— И что нам здесь светит, Дар?

— Может быть, получить однажды Верховную Мать необыкновенных способностей.

— Не слишком ли необыкновенных?

— Будущее наверняка покажет.

— Как, по-твоему, она способна убить ради нас?

Одраде и не скрыла своего потрясения.

— Уже теперь?

— Да, конечно.

— Гхолу?

— Тег ведь этого не выполнит,— сказала Тараза.— Даже насчет Лусиллы сомневаюсь. По их отчетам ясно видно, что гхола способен накладывать могущественные узы... внутреннего сродства.

— Даже на таких, как я?

— Даже Шванги оказалась не вполне крепкой для него.

— Какая же благородная цель в подобном поступке? — спросила Одраде.— Разве не об этом предостережение Тирана ...

— Разве он сам не убивал множество раз?

— И расплачивался за это.

— Мы платим за все, что забираем, Дар.

— Даже за жизнь?

— Никогда, ни на секунду не забывай, Дар, что Верховная Мать способна принять любое необходимое решение ради выживания Ордена!

— Значит, быть посему,— сказала Одраде.— Забирай то, что хочешь и плати за это.

Ответила Одраде как положено, но этот ответ укрепил в ней ощущение ее новой силы — свободы поступать по-своему в новом мироздании.

— Ты очень похожа на своего отца,— сказала Тараза.— Обычно наибольшая доблесть закладывается с женской стороны, но на сей раз, по-моему, она передалась от отца.

— Доблесть Майлза Тега изумляет, но, по-моему, ты слишком упрощаешь,— сказала Одраде.

— Может быть, и упрощаю. Но я всегда бывала права насчет тебя, Дар, с тех еще пор, когда мы были начинающими ученицами.

«Она знает!» — подумала Одраде.

— Нам нет нужды объяснять это,— сказала Одраде. И подумала: «Это происходит оттого, что я родилась такой, какая я есть, и натренирована и подготовлена так, какая я есть... так, как мы обе были: Дар и Тар».

— Есть кое-что в линии Атридесов, что мы не окончательно проанализировали,— проговорила Тараза.

— Не генетические случайности?

— Я гадаю порой, бывала ли хоть одна случайность со времен Тирана действительно случайной,— сказала Тараза.

— По-твоему, он в своей Твердыне вытянул шею аж настолько, что прозрел через все эти тысячелетия вплоть до сей секунды?

— Насколько далеко ты можешь проследить свои корни? — спросила Тараза.

Одраде проговорила:

— Что на самом деле происходит, когда Верховная Мать приказывает Разрешающим Скрещивание: «Возьмите эту и скрестите ее вон с тем?»

Тараза изобразила холодную улыбку.

Одраде внезапно ощутила себя на гребне волны: осознание того, что на нее нахлынуло, вознесло ее в новое царство. «Тараза хочет моего бунта! Она хочет, чтобы я была ее оппонентом!»