Четвёртые войны пустыни

— Мы будем служить вам всеми способами, кроме одного,— сказала Тараза.— Мы никогда не станем инкубаторами для гхол!

Вафф побледнел.

Тараза продолжила:

— Ни одна из нас никогда не станет...— она сделала паузу.—... акслольтным чаном.

Вафф поднял руку, готовясь подать жест, который знала каждая Преподобная Мать: сигнал к нападению для своих Лицевых Танцоров.

Тараза указала на его поднятую руку.

— Если ты завершишь этот жест, Тлейлакс потеряет все.

Услышать такие слова на языке исламиата было для Ваффа уж слишком. Он опустил руку, но продолжал угрюмо пожирать взглядом Таразу.

— Мой посол сказала, что мы поделимся всеми известными нам знаниями,— сказала Тараза.

Плечи Ваффа поникли.

Тараза повернулась к нему спиной. Ход лукавый, но она — как и другие Преподобные Матери, присутствовавшие здесь,— понимала, что делает его сейчас совершенно безопасно. Поглядев через зал на Одраде, Тараза позволила себе улыбнуться — зная, что Одраде правильно поймет эту улыбку. Время для небольшого наказания со стороны Бене Джессерит.

— Тлейлакс жаждет Атридеса для выведения,— сказала Тараза.— Я дарую вам Одраде. Будут поставлены и другие.

Вафф пришел к решению.

— Может быть, вам и многое известно о Преподобных Черницах,— сказал он,— но вы...

— О шлюхах! — Тараза повернулась всем телом.

— Как тебе угодно. Но есть то, чего, как показывают ваши слова, вы не знаете. Я закреплю нашу сделку, рассказав тебе это. Они владеют искусством многократно умножать основу для оргазма, распространяя его по всему мужскому телу. Они задействуют все чувственное воприятие мужчины. Множественные волны оргазма творятся ими и могут быть растянуты... могут быть растянуты этими женщинами на очень долгий период.

— Полное задействование? — Тараза и не пыталась скрыть своего изумления.

Одраде тоже слушала с ощущением шока, который, как она

увидела, разделяют все присутствующие Сестры и даже послушницы. Только Шиэна, казалось, не понимала.

— Говорю тебе, Верховная мать Тараза,— проговорил Вафф со злорадной улыбкой на лице,— что мы проиграли это с одним из моих собственных людей. Даже я сам участвовал! В гневе я приказал Лицевому Танцору, который исполнял... женскую роль, уничтожить себя. Ни один... я говорю, никому нельзя иметь такую власть надо мной!

— Какую власть?

— Если бы это была одна из этих... из этих шлюх, как вы их называете, я бы повиновался ей, ни о чем не спрашивая,— он содрогнулся.— У меня едва хватило силы воли... уничтожить...— он растерянно покачал головой при этом воспоминании.— Меня спас гнев.

— Как?

— Как это делается? Перед тем как я поделюсь с вами этим знанием, я предостерегаю вас... если кто-либо из вас когда-либо опробует на нас такую власть, последует кровавое побоище! Мы приготовили наш домель, наш народ ответит убийством всех Преподобных Матерей, которых они смогут найти, при малейшем признаке вашего стремления установить над нами такую власть!

— Ни одна из нас этого не сделает, но не из-за твоей угрозы. Нас удерживает понимание того, что это нас уничтожит. Твоя кровавая резня не нужна.

— Вот как? Тогда почему же это не уничтожает этих... этих шлюх?

— Уничтожает! И уничтожет всякого, кто к ним прикасается!

— Меня это не уничтожило!

— Тебя защищает Бог,— сказала Тараза.— Как защищает он всех верных.

Много позже, оставшись одна в своих апартаментах, Одраде гадала, было ли мудро позволять Шиэне увидеть все представление. Что ж, почему бы и нет? Шиэна уже посвящена Ордену. И это пробудило бы подозрения Ваффа, если бы Шиэну отослали.

В Шиэне ощущался явный чувственный подъем, когда она наблюдала за спектаклем Лицевых Танцоров. Тренирующей прокторше придется раньше обычного срока призвать для Шиэны спарринг-мужчин. Что тогда сделает Шиэна? Постарается ли она опробовать это новое знание на мужчинах? В ней должны быть заложены запреты, чтобы это предотвратить! Она должна усвоить, что это может составлять опасность для нее самой.

Присутствовавшие Сестры и послушницы хорошо себя контролировали, накрепко откладывая в запасники памяти то, что они познавали. От этого зрелища и нужно строить образование Шиэны.

Наблюдавшие Лицевые Танцоры сохраняли невозмутимость, но на Ваффа стоило поглядеть. Какие мысли проносились в его уме, когда он наблюдал за мужчиной Лицевым Танцором, корчившимся в уничтожающем рассудок экстазе?

Неким образом этот спектакль связался у Одраде с ракианским танцем, который она видела на Великой Площади Кина.

Одраде подумала о том танце, о ритме, за которыми последовало хаотическое побоище. Она припомнила возбужденную реакцию Шиэны, когда Одраде затронула в разговоре с ней тот танец на Великой Площади, и спросила Шиэну:

— Как они там общались друг с другом?

— Это же танцоры, глупая!

Такой ответ являлся недозволенным.

— Я уже предупреждала, чтобы ты оставила такой тон, Шиэна. Ты хочешь немедленно изведать, какое наказание для тебя может найтись у Преподобной Матери?

Как же горели глаза Шиэны в той комнате над Великой Площадью, сколько вопросов было у нее на уме!

— Почему ты всегда говоришь о боли и наказании?

— Ты должна усвоить дисциплину. Как ты сможешь контролировать других, когда не можешь контролировать себя?

— Мне не нравится этот урок.

В тусклом свете верхних апартаментов Музея Одраде подняла правую руку, поглядев на нее, припомнила и ящичек муки, и гом джаб-бар, нацеленный в шею, готовый убить, если она вздрогнет или вскрикнет. Шиэна тоже не вскрикнула. Но она знала ответ Шиэны даже еще до ящичка муки.

— Они люди, но по-другому.

Одраде проговорила это вслух в пустой комнате с ее экспонатами из хранилища не-палаты Тирана.

— С кем ты разговариваешь, Мать?

Это был голос Шиэны. Он донесся от открытой двери в противоположном конце комнаты. Ее серая роба послушницы виднелась лишь смутным силуэтом, увеличивавшимся при ее приближении.

— Меня послала за тобой Верховная Мать,— сказала Шиэна, подойдя и становясь рядом с Одраде.

— Я разговариваю сама с собой,— сказала Одраде.