Кровь героев

* * *

— Занятное чтиво, — задумчиво произнес Орехов, снимая очки, в которых выглядел совсем уж по-стариковски. — Занятное. И что же он обо всем этом говорит? — спросил генерал Богданова, имея в виду автора перевода.

Майор пожал плечами.

— Путано очень излагает, Всеволод Иванович, — неохотно сознался Валентин. — Говорит, что, мол, с определенной точки зрения — да, а с другой — нет… Да, ну что тут скажешь, старику за девяносто уже. Ликантропия, говорит, не есть область компетенции историка. Посоветовал обратиться к психиатру. Не в том смысле, — спохватился майор. — Просто он утверждает, что человек может обладать чрезвычайно сильно развитыми способностями не только к самовнушению, но и к воздействию на психику окружающих. То есть, по его мнению, существует не так уж мало людей, способных ощутить себя, например, волками или медведями, как делали древние скандинавские воины, чему имеется немало свидетельств. Или вот, шаманы, к примеру, тоже устраивали что-то вроде сеансов массового гипноза. Правда, для того, чтобы прийти в такое состояние, зачастую пользовались различными вспомогательными средствами, например наркотиками.

То есть, как мне кажется, ни с чем таким уж новым мы здесь не столкнулись. Конечно, весь этот материал вещь очень интересная, увлекательная и довольно необычная. Вместе с тем полагаю, что источники, которыми пользовался древний автор, имеют под собой легендарную или полулегендарную основу. Кстати, вероятно, следует проверить, не являются ли эти пергаменты и меч подделкой. Почему французы так легко отдали представляющий, как утверждает Стародумцев, огромную научную ценность материал? Не из-за страха же перед «страшными карами»…

В общем, я полагаю, можно допустить, что Климов обладает или может обладать какими-то способностями к внушению, но большой угрозы для общества при этом не представляет. По крайней мере, на себе я никогда никаких его воздействий не ощущал. Впрочем, насколько я выяснил, даже человек, обладающий такими способностями, должен испытать мощный стресс, толчок, чтобы открыть их в себе. Мне же кажется, что Климов относится ко всему этому, как к интересной байке, не более того… Но, вы не допускаете, что убийца мог иметь доступ к этим материалам и теперь сознательно направляет наше внимание на Климова?

Генерал оставил это предположение без ответа, и Богданов, выдержав паузу, продолжал:

— Хотя Климов, я уверен, прямого отношения к убийствам не имеет. Кстати, в тот вечер, когда у него дома убили Ушакова, Климов, предположительно, участвовал в драке возле «Шанхая». Показания очевидцев во многом, что касается внешности нападавшего, сходятся. Один из пострадавших доставлен в больницу в очень тяжелом состоянии — множественные ранения. Короче говоря, лицо, руки, горло — все располосовано «звездочкой». Орудие преступления нападавший, удаляясь с места преступления с некой девушкой лет двадцати — двадцати пяти, унес с собой.

«Искать женщину?» — Всеволод Иванович покивал головой.

— Ладно, оставим пока это, — заключил он, выслушав длинную речь майора. — Докладывай, что еще у тебя.

— Что касается отставников… — начал Богданов и поправился. — Я имею в виду ветеранов. Так вот, никто из них в указанное время в Белоруссии не работал, кроме…

— Я знаю, — кивнул Орехов, — дальше.

Генерал прекрасно знал, кого имел в виду его подчиненный. С этим человеком Всеволод Иванович проработал не один десяток лет, вернее, прослужил под его началом. Богданов говорил о генерал-майоре Совинском, покинувшем службу по состоянию здоровья почти десять лет назад в самом начале перестройки.

Сразу же после того, как Орехова назначили на место его прежнего начальника, их отношения стали портиться. Они уже давно не виделись… И тем не менее встретиться и поговорить с Егором Федоровичем должен был не кто иной, как сам генерал-лейтенант Орехов.

Всеволод Иванович вздохнул, а Богданов продолжал.

— Я пожаловаться хочу, товарищ генерал-лейтенант, — сказал он с обидой в голосе. — Физкультурниковские ребята сорвали слежку. Благодаря их хулиганским, иначе не назовешь, действиям, Климов исчез…

— Ладно, ладно… — поморщившись, замахал на майора рукой Орехов. — Лучше скажи, что за мотоциклист там объявился? Номер кто-нибудь запомнил? Или опять помешал?

Тут настал момент для маленького триумфа майора Богданова.

Валентин просиял и ответил:

— Даже владельца уже установили, Всеволод Иванович.

— Вот как? — генерал удивленно поднял брови. — И кто же он?

— Некий Коноваленко Григорий Изотович, — ответил майор. — Член Русской национальной партии, где председательствует известный нам господин Олеандров. Мотоцикл этот самый Коноваленко привез из-за границы в подарок сыну, но тот ушел в армию, и машина хранится в гараже, который числится как имущество партии, в которой состоит сам владелец.

— Опять Олеандров? — Генерал нахмурился. — Что-то я уж очень часто слышу эту фамилию. Он что, действительно может стать мэром на будущих выборах?

— Вполне, — сдержанно ответил майор. — Он в последнее время быстро набирает обороты. Сейчас у него в городе едва ли не самый высокий, как принято выражаться, рэйтинг. Если выборы вообще состоятся, то Олеандров вполне может на них победить. Вы же знаете, что у него есть своя и довольно многочисленная охрана, связи в кругах военных, в органах защиты правопорядка и все прочее, что полагается иметь политику его уровня, ну и, конечно, деньги. Несколько частных компаний и банков поддерживают его финансово… Впрочем, если хотите, я могу дать вам прочесть последние отчеты людей, которые делятся со мной некоторой информацией, там все это как раз изложено, только более подробно…

— Позже. А что по отпечаткам? — спросил вдруг генерал. — Ответ пришел?

На бокалах в гостиной Лапотникова в день его смерти были обнаружены следы губной помады и отпечатки пальцев неизвестного лица. По милицейской картотеке пальчики не значились, в архивах своего ведомства Богданов также не обнаружил их владельца. Тогда генерал посоветовал Валентину отправить запрос по министерствам внутренних дел бывших союзных республик. С тех пор прошло несколько дней, кто-то уже мог и откликнуться.

— Некоторые ответили, но результат нулевой, — проговорил Богданов. — Закавказье вообще молчит, Украина тоже. Только Беларусь да Средняя Азия и отреагировали.

— Беларусь? — переспросил Орехов.

— Что? — почтительно поинтересовался Богданов, который ни в коем случае не заискивал перед генералом, просто уважал старика, как уважают студенты пожилого профессора. Решив, что Орехов не расслышал его последних слов, Богданов повторил: — Беларусь и Средняя Азия.

— Да, да, — кивнул головой Орехов, — они всегда были самыми законопослушными и исполнительными. — Неожиданно генерал перешел на другую тему: — А что? Как у Мехмета дела? Не раскусил он тебя, как думаешь?

— Думаю верит, Всеволод Иванович, — уверенно произнес майор. — И полагаю, зашевелится он скоро. Я ему намекнул, что Климовым не один он интересуется. Ему это очень не понравилось, Мехмету, конечно… Он ведь думает, что все на его деньги зарятся, а я, — Богданов усмехнулся, — еще маслица в огонь подолью, не сам — слушок распущу, что, мол, у Климова тайник имеется, где золота немерянно. Адыл не выдержит, жадный паскуда. Нам бы только взять его на криминале, а там…

Генерал покивал головой, но мыслями находился далеко — в независимой нынче стране.

— Это все верно, — сказал он, когда Богданов закончил. — Проведем совместную операцию с органами внутренних дел… А ты, Валь, вот что… — произнес Орехов задумчиво, — проверь еще и тех, кто был уволен от нас. И работающих бы надо, да нет, времени у тебя маловато, — с сомнением заключил генерал. — А никому другому поручать не хочу. Дело щекотливое, а у меня всего лишь догадки…

Богданов чуть было не спросил Орехова, что тот имеет в виду, но промолчал. Генерал, когда сочтет нужным, сам скажет. Орехов, видимо, оценил терпение своего подчиненного, потому что, внимательно и даже, как показалось майору, с благодарностью посмотрев на него, добавил:

— Тех, кто моложе сорока не трогай.

— Есть, — ответил майор. — Разрешите идти, Всеволод Иванович?

— Да, — кивнул генерал и подумал: «Должен же был кто-то вывести его на клиента? Должен».

Отпустив служебную «волгу» на набережной, генерал с удовольствием прошел пешком несколько десятков метров, наслаждаясь красотой пейзажа и, с сожалением бросив последний взгляд на безмятежную гладь реки, свернул к подъезду четырехэтажного, довоенной постройки, выкрашенного в бледно-красный, точно полинявший, дома. Генерал поднялся по лестнице на второй этаж и, остановившись у высокой двустворчатой двери, позвонил. Долгое время никто не открывал, казалось, что квартира пуста, но Орехов, пришедший без предварительной договоренности с хозяином, знал, вернее, чувствовал — тот дома. Наконец из глубины квартиры раздались шаркающие стариковские шаги. Защелкали замки и щеколды, дверь приоткрылась на длину темной металлической цепочки, и из щели на генерала снизу вверх внимательно посмотрели прищуренные слезящиеся глаза.

«Бог ты мой, — Всеволод Иванович поразился перемене, происшедшей во внешности бывшего начальника. — Как он постарел. А ведь всего-то на пять лет меня старше. Неужели и я вот таким стану, когда спровадят на пенсию?»

— Что, Орехов, не узнал? — спросил хозяин с горьковатой иронией в голосе. — Пришел? Пришел, а я уж думал не увижу тебя раньше, чем ты над гробом моим речь толкать будешь. Ну, входи раз пришел. Козырять не буду, хоть ты и генерал-лейтенант.

Дверь на несколько секунд снова закрылась, звякнула цепочка, и, только уже входя в коридор, Орехов произнес:

— Здравствуй, Егор Федорыч.