Без очереди в рай

— А я? — перебила я и добавила, видя, что больной не понимает: — Да вы не беспокойтесь так — и я при исполнении. Не переживайте, я вам помогу: доктор я, глядите — всё на мне написано, — я ткнула в бейдж с фотографией, пришпиленный к нагрудному кармашку. — Или вы неграмотный? Не беда; если вы неграмотный — могу орудие лекарского производства предъявить, — продемонстрировала я фонендоскоп, — видите, всё просто. Вы удовлетворены?

— Я при исполнении!

Не сдержавшись, я пробормотала:

— Не расстраивайтесь. Может, рассосется…

Мент таки расслышал.

— Прекратите шуточки шутить! Я…

Кто бы дальше спорил.

— Вы при исполнении, товарищ лейтенант, вы уже об этом доложили. Я вас поняла — чувство юмора уставом не положено. Вредная у вас работа, — дружелюбно посочувствовала я. — Вам помочь? Кого ловить прикажете? Вы ж, наверно, ловите кого-то? Не волнуйтесь, ежели бандиты, например, «скорую» угнали и под врачей работают, то пусть себе работают — больше нашего они вряд ли навредят… Или вы кого другого ловите?

Ментик просветил:

— Рыбу ловят, — огрызнулся потешный милиционерчик, — а мы одного преступника разыскиваем.

Я на всякий случай уточнила:

— Только одного? И причем — преступника? — переспросила я. — То есть не преступницу? Видите ли, я с утра как будто женщиной была, э-э… если вы не видите. Может быть, вы пол сличить желаете?

Кажется, я его достала.

— Будет указание — сличим. — Милиционерчик неприязненно поморщился. — Свободны, проезжайте. — Но напоследок всё-таки не выдержал: — Попались бы вы мне…

Фи, какой невежливый. Жизнь, должно быть, у ментов такая. А кому сейчас легко?

Нелегко было и обиженному на задержку старичку, который дожидался нас битых три часа и от нетерпячки до того измаялся, что и впрямь не в шутку занемог. Плановая госпитализация превратилась в экстренную, нетерпеливый пациент имел вполне реальный шанс вместо госпиталя оказаться в морге. Спокойнее, не надо так спешить… Я это о клиенте, мы же гнали как могли, машина чихала и сбоила, больной вел себя не лучше. Механизм и организм словно состязались, положив на кон весь запас живучести. Ваши ставки, господа…

Победила дружба. Пациента я сдала аккурат на середине перехода из состояния «скорее жив, чем мертв» в состояние наоборот, а минутой позже мы на распоследнем издыхании переехали через Калинкин мост — и засим заглохли окончательно. Возле речки, возле моста… апуд флюмен, апуд понтем, в вольном переводе на латынь; однако как ты ни переводи, хоть ты по-латински, хоть по-русски, хоть с понтами, хоть без них, всё равно понятно, что своим ходом мы, простите, больше не ездец.

— Что такое не везет!!!

Действительно, что такое не везет и вообще не едет?

Говорила я Калугину — незачем на пустяки матерщину тратить! Сейчас бы пригодилась, а то у Лешки ладно бы слова, ладно выражения — у него в такой ответственный момент даже междометия закончились. Изъясняясь посредством одних знаков препинания, Калугин конфиденциально сообщил, что он имел противоестественные интимные отношения с карбюратором, соляркой, сменщиком, со всеми слесарями, с чертями, матерями, бабушками и прабабушками до десятого колена в особо извращенной форме, а вообще-то всё это к тому, что встали мы всерьез и придется вызывать техпомощь.

Надо же, а я не догадалась.

Для начала нам требовался телефон. По крайней мере, заглохли мы удачно — неподалеку от местной «неотложки», так что отзвониться труда не составляло. Право же, нет худа без добра — первым человечком, встреченным на здешнем отделении, оказалась хорошо знакомая мне еще по «скорой помощи» Света Ларионова. В студенческие годы я там подрабатывала фельдшером и уже кое-что умела, а Светочка пришла абсолютно необкатанным врачом, которого было не грешно иногда подучивать. В те времена мы неплохо ладили. Сколько лет прошло, а мир всё так же тесен.

Светлана мне искренне обрадовалась.

— Янка, ты?! Сто лет, сто зим! Откуда?! Каким ветром тебя к нам занесло?

— Скажи еще — как флюс меня надуло, — улыбнулась я. — Знамо дело, попутным занесло: обезлошадели мы, тарантас накрылся, отзвониться треба, — объяснила я и дурашливо изобразила сироту казанскую: — Тетенька, пусти нас, горемычных, позвонить, а то так выпить хочется, что и переночевать-то негде…

— Ага, и к тому же не с кем! — одновременно со мной выпалила Светка, и мы расхохотались. — Пойдем, пойдем, враз организуем, всё сейчас вам будет. — Светлана потащила нас с Калугиным по коридору, без умолку треща: — Как ты, Янка? Ты где обосновалась? А, в Купчине… Не у Рудаса, случайно? Серьезная контора, неслабо ты устроилась. Знаю, разумеется, слышала про вас — кто ж про вас, образцово-показательных, не слышал… А с чего ты так похорошела — замуж, что ли, вышла? Нет? Правильно, нечего там делать — я сходила, например, а толку никакого. А может, был там поначалу толк, только быстро вышел, бестолочь кромешная осталась… Ну вот и телефон. — Мы втиснулись в диспетчерскую. — Галка! Шутова! Завязывай турусы на колесах разводить, коллегам срочно отзвониться надо!

— Минуточку, — диспетчерша кивнула. — Нет, это я не вам, — в трубку продолжила она, — а вам я повторяю: перестаньте мне вашими зубами зубы заговаривать. Я вам третий раз по-русски говорю: зубы мы не лечим, у нас здесь «неотложная», а не стоматологическая поликлиника, в конце концов… в расконце концов, в конце-то расконцов, в расконце конца концов, будь она неладна! Шли бы вы ногами к стоматологу! — резко дала она отбой и протянула трубку. — Звоните, покуда этот маразматик снова на уши не сел. Всё утро достает, ветеран Куликовской битвы. Представляете — челюсти вставные застудил!

Как к себе попала. Правильно, все коллективы по-своему одинаковы. Больные, ясно, тоже.

Мы быстро отзвонились. Калугин в гараже затребовал техничку и ушел сторожить наш металлолом. Сообщив на базу о поломке, я попросила кого-нибудь, кто там есть поближе, при возможности заскочить за мной и вернуть родному коллективу. Мне пообещали прислать машину с коллегой Лившицем (есть у нас такой достойный экземпляр), причем довольно скоро, а покамест предложили поскучать на местном отделении.

— Вот и хорошо, пообщаемся чуток, — порадовалась Света, — пойдем, чайку попьем, заодно с народом познакомишься. Не журись, народ у нас веселый, все свои, все мы тут от одного корыта. Ну что же ты, пошли!

Игнорируя мое вялое сопротивление, Светлана затащила меня в здешнюю столовую. Судя по количеству присутствующих, дежурная смена вызовами была не обременена и дружно коротала время за оживленным трепом.

Почему-то речь шла о бомжах.

— Кто бы спорил, а я хочу понять, почему вы эту полупочтеннейшую публику на дух не переносите, — под смешки прикалывался лохматый рыжебородый мужик сам вида то ли бомжеватого, то ли всё-таки богемного, но в любом случае явно не врачебного. — Лично мне там что ни человек, то персонаж, что ни кадр, то картинка с выставки, ну просто хлеб насущный… Да хотя бы и сегодня, например, когда я к вам от Сенной вдоль канала шел. По пути — нате вам пожалуйста, свежачок, жанровая сценка: бомж, бомжиха, пузырек одеколона на двоих, всё как в лучшем виде. Питерская классика, «Светский раут» сценка называется. Бомж помойный, бомжиха подзаборная, одеколон «Тройной». Бомж — бомж! — бомжихе заявляет: «Сударыня, я уже настолько стар, что могу касаться этих тем даже в разговоре с вами». Слог каков! Я серьезно, он так и излагает, а в ответ бомжиха говорит: «Ах, прошу вас, сударь, — говорит, — не грузите меня вашей экзистенцией». Я точь-в-точь цитирую, а бомж — я на всём серьезе! — отвечает… — Рассказчик выдержал небольшую паузу. — Итак, он отвечает, я воспроизвожу, — и еще одна маленькая пауза, — с очень большим чувством отвечает, — и еще раз крошечная пауза, — отвечает: «Ик!!!» — артистично выдал бородатый и добавил, как добил, переждав живейшую реакцию аудитории: — А рядышком еще одна подвальная синюха — эта голову в канале Грибоедова фирменным шампунем намывает. Реклама наяву: шампунь от Л’Ореаль, Париж — ведь она этого достойна; ик!! — весело закончил он. — А вы мне говорите!

Кто бы говорил, если все смеялись.

Ик!

— Стакан в оркестр! — по достоинству оценила номер эффектная докторица с пикантной проседью в коротких волосах. — Только знаешь ли, мин херц, это для тебя весь помоечный бомонд сплошь картинки с выставки, а нам, грешным, об этих персонажей иногда пачкаться приходится, — закурив, резонно заметила она, — а бомжатина-то, между прочим, пахнет… Кстати, я тебе забыла рассказать, — обратилась она к рыжебородому, — давеча у нас с этими твоими персонажами внеочередная ярмарка абсурда приключилась. Старушка нам звонит: тыр-пыр восемь дыр, спасайте-приезжайте, у нас на лестнице, мол, у мусоропровода два бомжа не спросясь помирать устроились. Ну, помирать так помирать, не впервой, случается; ежику понятно, что каким-то пойлом оба траванулись. Дело немудреное, но никак не наше, а «скоропомощное». Бабушке так и объяснили: дескать, мы лишь по квартирам ездим, а вам, бабуля, надо по «03» звонить, чтобы, значит, «скорая» приехала. Мол, это их работа, они вам и у мусоропровода приберут, и вообще всю лестницу подчистят. Ясно всё старушке разъяснили, а она в ответ вместо до свидания за милосердие разговор затеяла. Ну да милосердие, известно, нынче дорого, нам поэтому оно не по карману, а на случай острого припадка гуманизма инструкция имеется. Вот если бы бомжи в квартире загибались, тогда другое дело, как мы честно ей растолковали. Доходчиво мы ей растолковали, популярно и даже по складам. И всё бы ничего, но бабушка, как очень скоро выяснилось, маялась склерозом и соображала как бы через раз, да и то не каждый раз, а через два на третий… — Увлекшаяся докторица спохватилась: — Еще не надоело?

— Красиво гнать не запретишь. Врешь, конечно, но всё равно забавно, — хмыкнул бородатый.

— Не вру, а привираю, дорогой, причем не хохмы для, а токмо правды ради, — живо возразила докторица, стряхивая пепел с сигареты. — Ну так вот, бабушка упертой оказалась, сердобольная попалась бабушка, встречаются порой такие раритеты, почти как ископаемые, только бесполезные. Бывает, некоторые от маразма не только милосердием страдают, а даже что похуже. Короче говоря, уяснила бабушка, что «неотложка» исключительно по квартирам ездит, и не долго думая этих двух бомжей к себе заволокла. На старушечьем горбу чап-чап-чап, болезная, чап-чап-чап-чап-чап на варикозных ножках — и давай опять телефон накручивать. И всё бы замечательно, однако ж вот беда — ну в упор втемяшилось старушке, что конкретно на бомжей «скорую» вызывать положено. Бабка вызывает, а «скорая» ей с точностью до наоборот опять всё то же самое — сердобольную старушку вместе с милосердием обратно к нам послали. А куда еще, ежели бомжи у нее в квартире обустроились? Но бабушка упертая: старушенция опять не мудрствуя лукаво пач-пач-пач-пач-пач, пач-пач-пач-пач-пач — и заново бомжей у мусоропровода сложила. и опять за телефон, а раз теперь ей сказано к нам на «неотложную» звонить, она и позвонила. А диспетчерша у нас юмора не поняла и по-новой ей в подробностях всё растолковала — и вообще, и просто так, и еще за гуманизм кое-что добавила. Естественно, было ж русским языком сказано старушке: если пациент на лестнице, то мы-то здесь при чем? Мы здесь ни при чем, а бабушку заклинило, старушка точно упертая была: опять она бомжатину в квартиру чап-чап-чап-чап-чап, чап-чап-чап-чап-чап — и снова к телефону. Но ее заклинило, бабушка обратно на «скорую» звонит, а ее оттуда — пач-пач-пач-пач-пач, пач-пач-пач-пач-пач…