Насилие истиной

* * *

Работа оказалась невероятно тяжелой. До изнурения, до головокружения от усталости. Бахарев был безжалостен. Ни одной нотки вполголоса, ни одного батмана в полноги. Игорь был помощником режиссера. Он лично поставил Евгении несколько номеров. Петр Бахарев просмотрел, сделал меткие замечания.

— Неплохо! — бросил он тяжело дышащей Евгении. — Отдохни минут пятнадцать и с новыми силами, с учетом замечаний.

— Петр Арсентьевич, — взмолилась обычно беспрекословная Женя. — Я сегодня больше не могу!

Петр Арсентьевич странно приподнял правую бровь, что выражало у него крайнее удивление.

— Что значит «не могу»? Тебя как зовут?

— Евгения! — допытавшись сгладить резкость отца, подсказал Игорь.

— Нет, я хочу услышать от нее! — громовым, властным голосом повторил Петр Арсентьевич.

Девушка набрала воздух и звонко выкрикнула со сцены в зал:

— Евгения!

— Вот именно!.. Ева и гений! Редкостное сочетание! Единственное женское имя, объединившее в себе два взаимоисключающих понятия: женственность и гениальность! Поэтому фраза «не могу» для тебя недопустима! «Зовись иначе как-нибудь!..» Матреной, Феклой, тогда — не моги! Понятно?

Евгения кивнула и через пятнадцать минут пела и делала батманы не ниже ста восьмидесяти градусов.

— Жемчужина! Слышишь, Игорь, ты нашел жемчужину! — слегка подтолкнул Петр Арсентьевич сына. — С ней нам и Париж будет по плечу. О, я им всем покажу, что Бахарев даже из мюзик-холла может сделать бриллиант, о котором напишут во всех газетах мира. Они думали напакостить, добившись моего увольнения из театра, а выйдет с точностью наоборот! Обо мне знали только в нашей стране, а теперь узнают во всем мире! Мы и в Рио-де-Жанейро поедем!

Петр Арсентьевич продолжал делиться мечтами с сыном, но тот не мог отвести очарованного взгляда от жемчужины по имени Женя.

— Женя! Женечка! — кричал, нагоняя ее в коридоре. — Ты сегодня вечером свободна?

Евгения даже рассмеялась в ответ на такой нелепый вопрос.

— Конечно, свободна, и мечтаю поскорее добраться домой и лечь спать!

— А я… — пушистые ресницы Игоря дрогнули, — хотел тебя пригласить поужинать в ресторане.

Евгения настолько устала, что потеряла свою обычную кокетливость и стремление очаровывать всех. Она секунду подумала и сказала:

— Поужинать — хорошо!.. А то пока до дому доеду!.. — взглянула на Игоря и вмиг собралась. Спину выгнула, что монмартрская кошечка! — С удовольствием, Игорек! — уже ослепляя черными глазами, кокетливо бросила она и скрылась в гримерной.

Гастроли, как и предсказывал Петр Арсентьевич, начались с триумфа в Ленинграде. Затем Москва восторженно аплодировала первой звезде советского мюзик-холла Евгении Рахманиной. После выступлений в Варшаве и Будапеште последовали гастроли в Париже, Мадриде, Праге, Мехико.

В Париже Игорь сказал отцу, что хочет сделать Евгении предложение стать его женой. Отец, от которого Игорь ожидал тут же услышать согласие, задумался и попросил несколько дней на размышление.

— Папа! — возмутился Игорь. — Я ведь не тебе делаю предложение. Чего тебе-то думать?!

— Предложение ты делаешь не мне, но введешь ее в нашу семью!

— А разве она тебе не нравится? Ты же сам называешь ее жемчужиной!

— Жемчужина хороша в мюзик-холле, а в доме хороша жена! Поверь моему опыту!

— Но я люблю ее!..

— Это заметно!

— Нет, ты мне объясни, о чем ты собираешься думать?! — не отставал от отца Игорь.

Бахарев-старший помолчал и все же решился поделиться своими сомнениями.

— Понимаешь, Игорек, она, без обиды будет сказано, не нашего круга!

— Господи, какое это в наше время имеет значение?! — с комсомольским жаром воскликнул Игорь.

— Это, — веско произнес Петр Арсентьевич, — имеет значение во все времена! Кто у нее родители?

— Ну… отца у нее нет, умер. Женя говорила, что он сильно выпивал и однажды упал со стропил при строительстве дома. Он был рабочим.

— Вот! — многозначительно изрек Бахарев-старший.

— Мама… — неуверенно продолжал Игорь. — Мама… на каком-то заводе работает… то ли формовщицей, то ли кладовщицей…

— Вот и представь, о чем мы с твоей матерью или с Людмилой Савельевной будем разговаривать то ли с формовщицей, то ли с кладовщицей. Представь на минуту ее в нашей гостиной, где со стен смотрят портреты представителей дворянско-артистической элиты! А если пойти дальше и представить твоих и ее предков, то получится, что ты хочешь жениться на своей же крепостной девке!

— Папа! Да ты что? — огромные глаза Игоря достигли неимоверных размеров. — Что ты, коммунист, говоришь?!

— А ты не понимаешь? — очень серьезно глядя на него, спросил Петр Арсентьевич. — Ты — мой старший сын! И у меня нет никаких сомнений в этом! Потом я буду стареть, а жены мои будут молодеть, здесь уж все мы, Бахаревы, в пращура Ивана Михайловича, блиставшего при дворе самой Екатерины Великой. Ну так вот, кто их знает, от кого мне преподнесут мои будущие жены сыновей, а ты — кровь моя!

— Папа, у меня просто голова кругом! Ты что, уже хочешь и с Людмилой Савельевной расстаться? Если не ошибаюсь, после мамы она у тебя уже третья…

Петр Арсентьевич недовольно отмахнулся.

— Что мы сейчас считать будем? Разговор-то о тебе! Хотя, можно и посчитать и вспомнить! Все они, мои бывшие жены, были из моего круга, ни одной со стороны, так сказать, из рабочей слободки. Все женщины интеллигентные, образованные, утонченные, кто более, кто менее…

— Папа, но сейчас это не имеет значения! Ты же видишь, Женя такая восприимчивая, она легко войдет в наш круг.

— Нет, тут надо подумать!..

Петр Арсентьевич думал почти все парижские гастроли. Игорь худел и бледнел.

— Не знаю, что и сказать! Вижу, что запала она тебе в душу. Ну что ж, разойтись всегда можно! Ладно, сынок, женись!.. В конце концов, даже граф Шереметев снизошел до мезальянса…

Петр Арсентьевич баловал свою юную невестку. Еще в Париже, когда только объявили о помолвке, он выдал ей внушительную сумму на наряды.

— Только, Евгения, поскромнее выбирай! Элегантная вещь не кричит о себе, а ненавязчиво привлекает. А еще лучше, попрошу-ка я нашу костюмершу, Марию Леопольдовну, сопроводить тебя и помочь советом!

Как верно сказал Игорь, Евгения тонко подмечала малейшие внешние нюансы. Когда они собирались на банкет по случаю окончания парижских гастролей, Петр Арсентьевич и Игорь узнали ее не сразу. Спустившаяся в вестибюль отеля молодая женщина с красивой прической, в жемчужно-сером платье, тотчас привлекла их внимание. Она слегка замешкалась, озадаченная их недоуменными лицами, потом улыбнулась и подошла.

Первым очнулся Игорь.

— Женя!.. — почти вскрикнул он.

— В самом деле! — развел руками Петр Арсентьевич.

— Вы, что, не узнали меня?

— Как узнать, настоящая парижанка! Вы позволите, мадемуазель, — с добродушной усмешкой предложил свою руку Петр Арсентьевич.

— Буду польщена, мсье! — в тон ему ответила Евгения.

Петр Арсентьевич пошел с ней к выходу, но не удержался и, оглянувшись назад, показал глазами следовавшему за ними Игорю: «Экстра-класс!» Игорь светился от радости.

Евгения умела преподнести себя. С ловкостью актрисы она легко копировала манеру поведения утонченных француженок, но в душе, конечно же, оставалась девчонкой с московской окраины.

Париж сделал с Евгенией то же, что и со всеми — покорил ее! Не верьте, если кто-то говорит, что Париж ему не понравился — он либо лжет, либо пытается оригинальничать. Во время гастролей Женя переименовала себя в Жаклин, а Игоря — в Гаррика. Хотела и Петра Арсентьевича превратить в Пьера, но тот решительно воспротивился.

Вернувшись в Москву, отпраздновали свадьбу. Пригласили только нужных и уважаемых людей. Из ненужных была одна Рита, которую Евгения перекрестила в Марго. Тогда казалось — шутка, побалуются и забудут. Но прошли годы, а шутка прижилась.

— Слушай, Же… — под требовательным взглядом подруги новоявленная Марго съеживалась и прилежно произносила: — Жаклин! Ведь это просто с ума сойти! Ты — жена самого Бахарева!

— Фамилию я оставила свою! Она уже слишком известна, чтобы ее менять! — хвастаясь перед подругой, заявила Жаклин.

— Да, конечно! И потом, твоя фамилия очень звучная! Жаклин Рахманина! Красиво!

— Вот и я говорю Гаррику, а он канючит: «Как же так, я — Бахарев, ты — Рахманина?» Но Петруша все поставил на свои места. Он сказал, когда муж и жена работают вместе им лучше иметь разные фамилии.

— А где вы будете жить? — торопливо интересовалась Марго, пока они поправляли макияж в дамской комнате.

— Сначала думали — у матери Гаррика, но Петруша предложил у них с Людмилой Савельевной. Пять комнат, куда им!

Марго обхватила лицо ладонями.

— Господи! — в каком-то священном ужасе пробормотала она. — Пять комнат на четверых!.. А нас шестеро в двух!

Жаклин вертелась перед зеркалом, взбивая воланы парижского платья.

Марго чуть отошла в сторону и загляделась на подругу восхищенно-печальным взглядом.

— А я во втором составе репетирую роль жены посланника из «Веселой вдовы», — словно защищаясь от чужого великолепия, пробормотала она.

— Что? — красиво повернувшись, бросила Жаклин. — «Веселая вдова»? Оперетта? От нее несет нафталином! Вот мюзик-холл — это жизнь! Нерв!..

— А ты… мне… — неловко оправляя свое шикарное платье, подаренное ей Жаклин, неуверенно начала Марго и закончила скороговоркой: — Меня бы нельзя тоже в мюзик-холл?!

Но вместо ответа прозвучал лишь скрип закрываемой двери, за которую выскочила Жаклин — ее позвал жених.

Потом были Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес…

В краткие промежутки между гастролями молодые поселялись в старинных бахаревских апартаментах. Опасения Петра Арсентьевича по поводу невестки из другого круга не оправдывались. Основную роль в этом сыграло то, что Жаклин не сталкивалась с Людмилой Савельевной на кухне возле плиты, так как всю работу выполняла домработница. Людмила Савельевна осуществляла лишь руководство, а Жаклин было все равно. Ее новая жизнь не оставляла ей времени на домашние будни. Их с Гарриком приглашали повсюду: премьеры, выставки, театральные капустники, юбилеи. В престижном «Голубом Огоньке» Жаклин блеснула, исполнив знаменитую «Карамболину». После этого «Огонька» до нее дошли слухи, что примадоншу с трудом вывели из глубокой депрессии.

Однажды, в редкие часы пребывания Жаклин дома, раздался телефонный звонок. Она подняла трубку и услышала взволнованный женский голос:

— Здравствуйте, я журналистка, меня зовут Илона Стефанова. Могу ли я поговорить с Жаклин Рахманиной?

— Слушаю!

— Ой! Это вы! Как я рада! Я работаю в журнале «Театральная Москва» и очень хотела бы написать о вас статью!

— Обо мне? — чуть было не выдала своего удивления Жаклин. — «Черт возьми! Конечно! — мысленно воскликнула она. — Давно пора!» — Пишите! — благосклонно выразила согласие.

— А когда мы с вами можем встретиться?

— О!.. — уже войдя в роль звезды, задумчиво протянула Жаклин. — Даже не знаю!..

— Умоляю! Всего каких-нибудь полчасика!..

— Одну минуту, я посмотрю свою записную книжку! — сказала она, хотя отлично знала, что всю неделю у нее совершенно свободна первая половина дня.