Детективы Нового Вавилона. Дело о всплывающем трупе

– А почему он у вас на губах?

– Для маскировки…

– Вы надо мной издеваетесь? – ласково поинтересовался Салем, немного отстраняя её, и внимательно оглядел с макушки до пяток. – Кажется, нет. Чудо вы моё… чумазое.

Джул ожидала чего угодно, но только не того, что он достанет из кармана абсолютно мокрый платок и начнёт бережно оттирать её лицо от злополучного карандаша. И от этого стало так тепло, в груди защемило, а в глазах защипало, что слёзы полились с новой силой, вычерчивая по щекам горячие дорожки.

– Как там… труп? – спросила она, пытаясь сохранить достоинство, но тут же по-простецки шмыгнула носом.

– Жив, – последовал лаконичный ответ, и прикосновения платка к лицу стали более жёсткими и резкими. – Ничего с ним не сделается, отлежится и будет как новенький, хотя врач ему после стольких перемещений не повредит… Ах, да, и я сломал ему несколько пальцев.

На секунду Джул испугалась, но совсем не того, чего следовало бы бояться офицеру.

– А если он подаст на вас в суд?

– Тогда я в красках расскажу, как эта туша вас едва не утопила, – обманчиво сладким голосом откликнулся Салем и убрал платок. – Ну вот, так гораздо лучше. Зачем вы вообще к нему полезли? Соскучились по приключениям? Поглупели в компании того верзилы?

Упрёки прозвучали бы обидно – если б он в то же время не подоткнул заботливо куртку и не обнял Джул покрепче, согревая её теплом собственного тела. Мышцы постепенно расслаблялись; пронизывающий холод растворялся, отступал, и только сердце колотилось, как заполошное, словно она продолжала куда-то бежать.

– Я… Я не собиралась вытаскивать его, если честно. Просто звала, надеялась, что очнётся… А потом он среагировал на имя своей жены – у него пальцы шевельнулись, и я попыталась похлопать его по руке, чтобы разбудить.

– Глупо, – резюмировал Салем и накинул ей на голову сползший капюшон. – Скорее всего, он не на имя откликнулся, а на ваш аппетитный запах. Инстинкты, милая моя, страшная вещь, а налёт цивилизации тонок и легко стирается, как дешёвая позолота, стоит потереть посильнее… Куда он вас уволок, в холодильник? Вы до сих пор дрожите.

– Не знаю, – откровенно призналась Джул. – Там была ледяная вода, градусов восемь, может, даже и меньше. Большое открытое пространство, озеро или даже море… Туман везде. Вдалеке – горы, одна немного напомнила человеческий профиль. Небо тоже странное – облака закручивались в спирали, радуги были. Вы когда-нибудь видели радугу ночью?

На мгновение он застыл, как каменная статуя – а затем снова расслабился.

– Видел. Но позвольте совет: в рапорт ваше маленькое приключение включать не стоит.

– Почему? – опешила Джул.

– Вам всё равно не поверят, солнышко. А если поверят – хлопот не оберёшься… Посидите спокойно, не крутитесь. Мне и так нелегко сдерживаться.

Она послушно замерла.

Салем после пробежки был горячим, как печка. Он дышал размеренно, легко, почти не шевелился, точно боялся неловким движением спугнуть осторожного зверька. Сперва тепло и неподвижность убаюкивали, но затем стали тревожить. Где-то рядом, невидимый в темноте за пределами круга света от фонаря, лежал марис, который очевидно нуждался в медицинской помощи; всё меньше оставалось времени на сон, всё ближе подбирался неотвратимый, хотя пока лишь воображаемый отчёт Спэйну о возмутительном нарушении техники безопасности… В голове вертелось несколько вариантов умеренно убедительного вранья, но ни в один из них не укладывалось появление подозрительного найта в парке посреди ночи.

– М-м… Может, отпустите меня? Надо вызвать врача для пострадавшего и, наверное, возвращаться в агентство – как раз к утру закончу придумывать оправдания для рапорта.

Он не ответил и даже не пошевелился.

У Джул мурашки по коже пробежали.

– Вы ведь меня слышали?

– Да, – откликнулся Салем заторможенно, и его пальцы осторожно погладили её шею под капюшоном. – Не уходите. Я совершил практически невозможное, чтобы успеть сюда вовремя. Вы не думаете, что я заслужил небольшую награду?

В груди похолодело – слишком похожие фразы из реальных рапортов любил зачитывать на лекциях в Корпусе отставной офицер, который не выносил найтов и всеми силами пытался вдолбить эту ненависть в своих учеников.

– Вы, конечно, заслужили, – осторожно откликнулась Джул, пробуя перевести всё в шутку. – Чего бы вы хотели?

– Вас, – коротко ответил Салем.

Он не сдавливал её в объятиях, но держал крепко; ровное его дыхание теперь казалось слишком неестественным, точно он целиком сосредоточился на том, чтобы держать себя в узде.

– Хорошая идея, просто замечательная, сама о том же думала, – недрогнувшим голосом произнесла Джул. – У вас с собой таблетки-блокаторы?

– Мне не нужно подавлять голод. Я себя контролирую.

Ей захотелось выругаться: как утверждала безжалостная стерва-статистика, после этой фразы убегать от голодного найта было уже трагически поздно.

– Салем…

– Вы меня боитесь? – в его голосе проскользнула насмешка.

– Выпейте таблеточку, и не буду.

– Я вам не наврежу, – вкрадчиво пообещал он, укладывая её на тротуар; под лопатку тут же впился камешек, а мокрая юбка, сдвинувшись, неприятно облепила ноги. – Вам даже понравится. Не надо дрожать, ну же… улыбнитесь.

– Ы-ы? – на пробу растянула губы Джул.

Он рассмеялся.

«Разве хищные монстры выглядят так?» – пронеслось в голове.

Наставник на лекциях описывал нечто чудовищное, безусловно жуткое: оскаленные клыки, капающую слюну, цепкую хватку, ломающую кости – и полную потерю цивилизованного вида. И никто никогда ни в каких лекциях не писал, что найты, слетающие от голода с катушек, умеют быть и такими.

Улыбаться; бережно гладить по лицу, отводя в сторону мокрые кудряшки; успокаивать, уговаривать, убеждать…

«А может, рискнуть? – подумала вдруг Джул. – Правда, не убьёт же он меня… Наверное».

И в тот самый момент, когда она прикрыла глаза и подалась – или только собиралась податься? – ему навстречу, совсем рядом раздалось торжествующее и злорадное:

– Ага! Попался, трусишка!

Салем, который до сих пор соблазнительно сиял, как фарфоровая лампа, разом угас и как-то напрягся. Он молча помог Джул встать, одновременно заслоняя её от любопытного взгляда найтессы – той самой брюнетки в элегантном брючном костюме цвета графита, и только затем коротко произнёс:

– Майла. Рад тебя видеть.

Воздух буквально заискрил от напряжения; Джул подобралась, мысленно готовясь к чему угодно, хотя и прекрасно понимала, что в драке между найтами ей делать нечего – прихлопнут и не заметят.

– Рад? Ой, не ври. Лет пять не встречались, и ты бы ещё столько же бегал, будь твоя воля, – отмахнулась брюнетка и, сдвинув на кончик носа тёмные очки, обожгла его голодным взглядом. – Но любое везение однажды заканчивается. Не буду тянуть время и перейду к делу… – Она сделала внушающую трепет паузу и затем приказала: – Бабки гони.

– Только через мой труп, – оскалил белоснежные зубы Салем. – Заодно проверим, кто из нас сильнее. Как мы уже знаем, быстрее и умнее точно я.

Найтесса захлопала длиннющими ресницами:

– Неужели причинишь вред родной сестре? Которая столько для тебя сделала? Ладно, я не собираюсь отнимать всю твою выручку, отдай хотя бы половину, и я отстану.

– Нет. Хочешь кататься на чужой шее – найди кого-нибудь посговорчивей.

– Ты ведь знаешь, что я всегда добиваюсь своего. Зачем длить агонию?

– Посмотрим, как выйдет на этот раз…

Джул слушала их – и чувствовала, как у неё расползается идиотская улыбка до ушей.

– Так дело всего лишь в деньгах?

Они обернулись к ней синхронно – Салем с плохо скрываемым сарказмом, Майла со священным ужасом – и в один голос протянули:

– «Всего лишь»?

Найтов было сложно выносить даже по одной штуке и днём, а уж в удвоенном количестве и ночью… Поначалу Джул стушевалась: их чересчур пристальное внимание ощущалось физически, как свет мощных театральных софитов – в первые секунды её даже кинуло в жар, на висках выступила испарина, а во рту пересохло.

«А ведь никто из них мне даже вреда не желает».

– Деньги – не проблема, а расходы, – ответила она вслух, упрямо вздёрнув подбородок.

Салем закатил глаза:

– Слова богатой бездельницы, которая в жизни ни дня не работала… точнее, так бы я подумал, если бы вас не знал, солнце моё.

Майла прыснула со смеху, изящно прикрыв ладошкой хищный алый рот:

– Солнце? Это что, такое оскорбление?

– Это моя фамилия, – не поддалась на провокации Джул. И, обойдя Салема, решительно протянула ей ладонь для рукопожатия. – Позвольте представиться: офицер… то есть пока ещё стажёр Солей, агентство катастроф. И на всякий случай напоминаю, что применение чар к государственному служащему преследуется по закону.

Найтесса, сперва заинтересованно подавшаяся вперёд, резко поубавила энтузиазма, но всё же представилась в ответ:

– Майла Уайт. И давно ты бегаешь за моим старшим братом?

– Фактически это он бегает за мной, – невозмутимо откликнулась Джул, успокаивая себя тем, что она нисколько не покривила душой против правды – особенно если брать в расчёт только последние сутки. – Итак, цена вопроса?

– Какого? – подозрительно сузила глаза найтесса.

– Сколько вам нужно заплатить, чтобы вы отстали от моего пар… – Со стороны Салема послышался сдавленный кашель, и пришлось исправляться на ходу: – …партнёра по расследованиям во внерабочее время?

Майла назвала сумму; кашель приобрёл болезненно-надрывный оттенок.

Джул честно залезла в кошелёк и совершенно без удивления обнаружила, что купюры немного слиплись после купания, да и до обозначенной цифры немного не хватало. Порывшись в сумочке, она с чистой совестью присовокупила к ним бесполезное золотое зеркальце – подарок деда – и протянула найтессе:

– Вот. Полагаю, этого хватит?

– Деньги мокрые, – сморщила нос Майла.

– А, так значит не нужно? Нет – так нет… – Джул сделала вид, что убирает всё обратно в сумку, и тут же ощутила цепкую хватку на своём запястье – том самом, которое раньше до синяков сжал марис.

– Э-э… я тут подумала, что они не такие уж мокрые! А футляр золотой, да?

Кашель Салема перешёл в сдавленный смех.

– Там было клеймо ювелира. Впрочем, если вы мне не доверяете… – и, переложив ценности в свободную руку, она вновь попыталась спрятать их в сумку.

– Доверяю! – горячо откликнулась Майла, лаская зеркало взглядом. – И очень благодарна за дружескую помощь! В ближайшие, э-э, полгода я займусь другими делами и не стану беспокоить своего дорогого и очень занятого старшего брата.

– Полгода? Знаете, я тут подумала…

– Год! Хорошо, год!

Зеркало и банкноты наконец перекочевали к найтессе. Она скрупулёзно осмотрела их, спрятала во внутренний карман пиджака и только тогда произнесла:

– Кстати, а вы в курсе, за что мне братец отстёгивает деньги время от времени?