Последний тигр

10

В жарко натопленной гостиной монсеньора их было пятеро, пятым был новый градоначальник, наместник короля Яна Третьего, граф Одоний Теодор Олфер. Сур на удивление сбивчиво рассказывал все, что они успели узнать. Орис иногда вставлял несколько слов, Велих подпирал подоконник, а монсеньор с отсутствующим видом смотрел в огонь. Орис хмурился и не мог решить, говорить ли наместнику про кейру? Мифическая дева, он был совершенно уверен, связана со всеми этими событиями, именно она скорее всего собирала травы и готовила сборы и маринады, а новоиспеченная дочь Веридия просто продавала их местным жителям. И зверь оказался у того моста не случайно, он охранял вовсе не Веридия, а кейру. Велих, после возвращения в человеческий облик, подтвердил его догадку, сказав, что след зверя вел через мост на тот берег. Значит, тот, кто пытался заколдовать мясника, мстил за кейру, но кто мог бы встать на защиту лесной ведьмы?

— Вы говорите, что по моему городу ходит на двух ногах некто, вооруженный молитвой и превращает в зверей обидчиков местного юродивого и его семьи? — спросил наместник и потер бороду. — И что я не должен начинать охоту на зверя, который магическим образом испарился из закрытой клетки на глазах у огромной толпы?

— Все верно, ваше сиятельство, — ответил сур. — В облике зверя, этот человек оказался по чужой воле, вероятнее всего его заколдовал в свое время еще Арнис Хельм. Как вы знаете, Хельм — бывший Инквизитор и владел молитвами Создателя.

— А откуда взялся второй зверь?

Велих спрятал глаза, а сур даже глазом не моргнул:

— Мы думаем, нашему мстителю удалось, наконец, правильно прочесть молитву и обряд обращения состоялся.

— Мститель и зверь как то связаны, вы знаете как?

— Пока нет, но мы работаем. Мы не успели вовремя донести до вашего сиятельства эту информацию, о чем очень сожалеем, но у нас есть способ обратить молитву и освободить человека из плена звериной оболочки, для этого нам нужно еще немного времени.

Монсеньор вдруг повернулся и спросил:

— Одоний, а ты не помнишь, как звали сына Арниса Хельма? Меня подводит память, но ведь у него был сын? Рыжий такой парень, эти его глаза зеленые, он был удивительно похож на мать!

Орис вскочил на ноги и чуть не перевернул стол.

Все разом посмотрели на него.

— Рыжий! — воскликнул Орис. — Я понял!

Наместник снова почесал бороду, потом он и монсеньор долго смотрели друг на друга и, наконец, граф принял решение и встал.

— Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. И этой зимой, увы, я не приглашу тебя на охоту, друг мой, я конечно же очень сожалею!

Оба старика рассмеялись.

Три дня спустя новый градоначальник вдруг выдал первый указ: отменить охотничий сезон. Выслеживать и убивать любого зверя на землях Обители Святого Ёльма, было теперь официально запрещено. Чтобы следить за соблюдением нового закона наместник создал отряд егерей и первым добровольцем стал бывший герн Велих Орлицкий из Тавры. Больше всего Орис сожалел, что не видел лицо герна Рейнора в том момент, когда он об этом узнал. Монсеньор рассказывал и хохотал в голос. А потом они отправились в лес и прошли по тому самому мосту на другой берег, где жила кейру. Орис нервничал больше обычного, но был полон решимости дойти до конца.

Лесная дева встретила их и пригласила в свой дом. Как и прежде она была немногословна и снова не назвала имени.

Монсеньор тоже был на удивление молчалив и сдержан. На лице его читалось потрясение и восхищение. Иные создания стали редкостью, их расцвет пришелся на эпоху Знамения, теперь же, почти пять сотен лет спустя, они превратились в сказки для детей и взрослых. Увидеть их воочию было чудом!

Мальчишку Орис узнал сразу. Рыжий, вихрастый, именно его макушка торчала из окна конюшни при монастыре. Смотрел он исподлобья, недоверчиво и готов был драться, если придется. Глаза у него были обычные, человеческие глаза. Зеленые. Как и у его отца.

Когда они приблизились к дому, кейру трижды свистнула и зверь неторопливо вышел из-за сарая.

Орис уже знал, что этот человек в облике рыжей кошки, не его брат Малькольм, но читая над ним обратную молитву, чувствовал себя как никогда особенным. Он возвращал человеку его истинный облик.

После завершения молитвы, от мощи слов Создателя, Ориса накрыла эйфория и он опустился на землю. Он наблюдал, как кейру смывала кровь с лица дрожащего мужчины и заворачивала его в одеяло, а потом помогла встать и повела в дом. Мальчишка проводил их взглядом, но остался топтаться на пороге. Он нервничал, то забегал в дом, то выбегал на улицу, как сторожевой пес, на Ориса рыжий смотрел настороженно и одновременно с благодарностью. Он уже и не надеялся увидеть когда-нибудь своего отца. Увидеть его человеком. А звали этого человека Петер. Петер Хёльм. И он был единственным сыном Арниса Хёльма, а вина его была лишь в том, что он влюбился не в ту женщину.

А вот история обретения молитвы была загадочная. Мальчик рассказывал ее нехотя, мялся, проглатывал слова и все время смотрел на мать. Кейру настойчиво кивала. А история была такова, что никакой дочери у Веридия никогда не было, был только сын — Мений. И вот однажды, Мений и Алоний, на самом деле его звали Алланиодор, но так его звала только мать, пробрались темными тоннелями к тем самым гробницам, в подземелье Собора Святого Ёльма. Мений, после того как его мать пропала, а он был уверен, что пропала и в байку отца не верил, стал одержим поиском правды. Это навело его на мысль о сокровищах Святого Ёльма. Одним из сокровищ, описанных в книге Создателя, был перстень Истины. Мений хотел выяснить, что случилось с его матерью и решил, что должен попытаться найти этот перстень.

В одну из ночей мальчишки тайком спустились в усыпальницу, но обыскав все углы, ничего не нашли и принялись дурачиться. Ладони скульптур Святых по традиции был раскрыты и протянуты вперед, на каждой из них были выбиты слова молитвы. Алоний, решив впечатлить друга знанием эссале, ходил и нараспев читал надписи на Святых Дланях. И вдруг, она из скульптур, глядя на них плачущими глазами, запела. Мальчишки испугались и дали деру, но любопытство победило и на следующую ночь они вернулись.

Во второй раз Алоний начал читать не с правой ладони, а с левой, той, что от сердца, как учила его мать. Складки длинных, мраморных одеяний заструились и камень стал обращаться в шелк. Скульптура засветилась и обернулась живым человеком.

С постамента на ошарашенных мальчишек смотрела девочка, чуть старше их самих.

Она прожила у кейру несколько месяцев, про себя и трех слов не сказала, но зато охотно помогала со сбором трав, а потом предложила продавать её отвары, сборы и маринады в деревне. Чтобы её появление никого не удивило, понадобилась легенда, так у лесничего Веридия появилась дочь. Ее привел Мений, сказал, что девочке, он назвал ее Ина — безымянная, нужна крыша над головой, и она готова помогать по хозяйству, пока матери нет. Когда лекарственные отвары и маринады стали продаваться, Веридий радостно потирал руки, ему понравились деньги и он стал открыто называть Ину свой дочерью.

Алоний тем временем, использую молитву Создателя, с помощью которой он расколдовал скульптуру, попытался освободить отца из оболочки зверя, но у него ничего не вышло. Он расстроился и долго упрашивал Ину помочь ему, но та делала вид, что не понимает. Тогда Алоний разозлился и стал искать другую молитву, молитву обращающую, а когда нашел, решил наказать виновных. Тут то и приехали они с дедом…

— Люди любят истории, — сказала кейру. — Сказки и легенды объясняют страшный, большой мир. Так истина забудется и обернется в сказку.

— Хорошая сказка не всегда хорошо заканчивается, — сказал монсеньор и встал. — Веридию, Мению и безымянной деве очень повезло, они смогли избежать костра, надеюсь, везение и дальше не оставит их.

Кейру смотрела на монсеньора без улыбки.

Все понимали, кто помог беглецам укрыться, запутав следы.

— Им стоит быть осторожными, — продолжил монсеньор. — Избегать многолюдных трактов и больших городов. Герн Рейнор де Грид как охотничья собака — если взял след, то уже не отступит. Он считает Веридия виновным в убийстве жены, а может и того хуже, колдуном, что владеет нечистой магией Хатта. Стоит ему рассказать эту историю роверену Дериху Ямеру, епископу Решаньскому и Сешальскому, как вся белая рать отправится на поиски беглецов.

Кейру выслушала монсеньора и молча проводила их до ворот.

Когда они уезжали в окнах дома на опушке ярко горел свет.

Мальчик догнал их уже за воротами, сунул Орису в руки конверт и убежал. На лес уже опустились сумерки, сур поднял лампу повыше и грамард увидел подпись. Аккуратный почерк деда ни с чем нельзя было перепутать.

Подпись гласила — Последнему Тигру.

“Пришел час, когда наши дороги расходятся, — звучал в голове Ориса голос деда. — Только Создателю ведомо, сойдутся ли они вновь. Да хранит тебя Истина дарованной Им речи”

Трудно поверить, но прошло меньше недели с тех пор, как Орис с дедом спорили на этом же самом месте. Грамард оглянулся на широкую дорогу, которая теперь понемногу съеживалась и сползала в лес, поправил седельные сумки, печать на луке седла и похлопал Чужого по шее. Герн Рейнор был так щедр, что отдал ему коня. Где-то там, позади, оставались ржавый подвесной мост и красные стены города, в котором навсегда останется часть его души. Вместе же с ним в дорогу впервые отправляется надежда, надежда когда-нибудь отыскать и освободить брата. И возможно, снова увидеть деда.

— Ну как ты там, — окликнул он сура. Кастор тащился медленно и хотя выглядел он крайне уверенно, Орис чувствовал его сомнения и страх. Путешествовать в свите монсеньора это одно, а вдвоем с грамардом, совсем другое.

— Ты же хотел мир посмотреть? Ну так вперед!

— Можно было бы принять карету в дар от монсеньора и ехать по-человечески! — фыркнул сур.

Впервые на памяти Ориса Кастор был так слепо нелогичен, он ныл о карете с той минуты, как они выехали за ворота.

— Где это видано, чтобы безземельный дарь, да еще и грамард, путешествовал в карете? Или может ты видел сура без году неделя на службе у церкви, а уже на колесах? Вот поседеешь, пузо в кафтан из бархата посадишь, а потом и на карете прокатимся!

Сур рассмеялся. Они как раз проезжали мимо указателя, который гласил: «Сешаль — Обитель Святого Ёльма».