Конфидент для призрака

– А чего его смотреть? Развалины почитай одни… ик… крыша просела… пол прова… – тут Димин собеседник, судя по всему, приложился к бутылке и потом с трудом продолжил, – проваливается… печка худая…

– А чего сторожишь тогда?

– Деньги платят — вот и сторожу, – пьяный голос отдалился, видимо, по направлению к дому, – какая-никакая, а крыша над головой…

Дима зачем-то открыл машину, потом хлопнула крышка багажника, зашуршала трава, и Лёля отважилась выглянуть из-за куста. Она увидела, как Дима идёт в сторону старого, но крепкого на вид дома с канистрой в одной руке и пакетом в другой. Ничего не понимая, она осторожно скользнула вслед за ним и увидела, как Завьялов вытащил из пакета достаточно дорогой кожаный портфель и небрежно бросил его на покосившемся крыльце.

Дима зашёл в дом и выругался, не то споткнувшись, не то зацепившись за что-то. Лёля почти бесшумно поднялась за ним: поведение Димы казалось ей не просто странным, а каким-то абсурдным. Зачем ему было ехать в эту глухомань, разговаривать с каким-то спившимся сторожем?

Между тем Дима зачем-то попытался разбудить храпящего на какой-то полуразвалившейся лежанке мужика, но удовлетворённо хмыкнул и сам себе сказал:

– Оно и к лучшему, мне хлопот меньше.

Оглядевшись, он открыл канистру, стал поливать сухой пол и мебель, и Лёля почувствовала запах бензина. Он что — хочет поджечь дом? А как же этот сторож?

Она, ошеломлённая догадкой, шагнула в комнату, и доска скрипнула даже под её небольшим весом. Дмитрий резко обернулся, и на его красивом лице отразилось искреннее изумление.

– Ты что здесь делаешь?! – постепенно удивление сменилось злостью, а потом и чем-то, похожим на страх. – Ты что — следила за мной?

– Дима, что это всё значит? Что ты делаешь? – Лёля в ужасе смотрела на любимого и не узнавал его. Этот мужчина с бешено сверкающими глазами, в незнакомой, явно с чужого плеча, одежде не мог быть её замечательным, чудесным Димой! Просто не мог!

Она сделала шаг в его сторону, но тут под её ногами хрустнули прогнившие доски, и она с коротким криком рухнула вниз, в достаточно глубокий подвал. От удара перехватило дыхание, и в глазах потемнело, она словно провалилась в какое-то полузабытье. Сквозь шум в ушах услышала, как Дима сказал, обращаясь, видимо, к самому себе:

– Это ведь не я, это ты сама, Лёля… Тебя сюда никто не звал… Прости, но ты стала мне мешать, так что если ты сломала себе шею, то так даже лучше. Нет тебя — нет половины моих проблем. Раз судьба помогает мне, значит, я всё делаю правильно. Прощай, земля тебе, как говорится, пухом…

Она хотела крикнуть, что жива, но из горла не получалось выдавить ни единого звука, глаза не хотели открываться. Шум становился всё сильнее, и на какое-то время Лёля потеряла сознание. Пришла в себя она от очень сильного запаха дыма, и, открыв с трудом глаза, поняла, что наверху набирает силу пожар. Огонь ещё не разгорелся как следует, но дышать получалось уже с трудом, и если она прямо сейчас не выберется из подвала, в который провалилась, то скоро сюда рухнет пол и всё — ей конец.

Как всегда в минуты максимальной опасности, её мозг работал быстро и чётко: это полезное качество характера досталось ей от отца. Кого-то проблемы и трудности обессиливают, а кого-то максимально мобилизуют. К счастью для себя, Лёля относилась ко второй категории.

Попробовав подняться, она вскрикнула и закашлялась: дым становился всё заметнее. Одна нога явно была сломана или вывихнута, в рёбрах как минимум трещины, про сотрясение и речи нет, но сейчас было не до того, чтобы разбираться: нужно было найти выход. Присмотревшись, она заметила, что дым не висит сплошным спокойным облаком, а слегка колышется, словно втягивается куда-то. На коленях, а кое-где и ползком, Лёля добралась до угла и увидела, что там есть небольшой лаз, видимо, прорытый собаками или лисами, пробиравшимися в подвал. Он был узким, но это была единственная надежда на спасение. Обмотав голову сорванной футболкой и с трудом справляясь с тошнотой и головной болью, Лёля стала лихорадочно расширять лаз, ломая ногти, обдирая руки, иногда приникая к отверстию, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Она хрупкая, тоненькая, она пролезет! Треск становился всё сильнее, ей казалось, что огонь уже обжигает, подбирается совсем близко, и она упрямо разгребала жёсткую землю, стараясь не обращать внимания на дикую боль в ноге и рёбрах.

Как только лаз стал чуть шире, девушка попробовала протиснуться в него и глухо застонала, закусив футболку: она опасалась, что если крикнет, то её могут услышать. Вдруг Завьялов ещё здесь? Обливаясь ледяным потом и порой почти теряя сознание от боли, Лёля выбралась из подвала и, рухнув в траву, откатилась от дома, стараясь дышать не слишком громко, хотя ей казалось, что она хрипит так, что слышно за километр.

Понимая, что сейчас потеряет сознание и от боли, и от шока, девушка попыталась отползти подальше от полыхающего здания, чтобы на неё не рухнула какая-нибудь часть стены или крыши. Вот те кусты неизбежной сирени за разрушенным сараем или баней вполне годятся, а перед ними ещё и шиповник разросся — просто замечательно. Лёля даже не пыталась подняться на ноги или хотя бы на четвереньки, она упрямо ползла, обдирая кожу о торчащие старые доски и о колючие ветки, а за спиной весело трещал старый дом, рушились балки, лопались стёкла.

Только добравшись до кустов и спрятавшись в них, она позволила себе ненадолго прикрыть глаза. Ей хотелось полежать только минутку, но, когда она пришла в себя, было уже утро, и неподалёку громко переговаривались загружающиеся в машину пожарные.

– Да сгорело всё, – кричал один из них в телефон, – мы уже к концу приехали, даже не знаю, был ли кто в доме. С трассы водила зарево увидел и позвонил. Машин нет, деревня заброшена давно, может, алкаш какой заплутал, закурил да и уснул. Мы своё дело сделали, огня остатки затушили, так что возвращаемся.

Проводив взглядом пожарную машину, бодро укатившую в сторону трассы, Лёля мужественно попыталась хотя бы сесть, но тут же со стоном рухнула обратно на траву.

Полежав и порадовавшись, что на дворе лето, следовательно, хотя бы смерть от холода ей не грозит, она снова попыталась сесть, только на этот раз не совершая резких движений, стараясь шевелиться медленно и очень осторожно. Видимо, в благодарность за это организм сжалился над ней, и Лёля очень медленно и аккуратно поднялась на ноги, точнее, на одну ногу. Вторая опухла так, что присохшие к большому кровавому пятну в районе колена джинсы чуть не лопались на ней, а любое прикосновение отзывалось такой болью, что слёзы сами сыпались из глаз. Дышать, если не глубоко и осторожно, то в общем и целом получалось. Голова болела и кружилась, подкатывала тошнота, но если почаще отдыхать, то вполне терпимо. Опираясь обеими руками на подобранную тут же в траве корявую палку, Лёля попробовала сделать шаг, и у неё, как ни странно, это получилось. Окрылённая успехом, девушка кое-как выбралась на дорожку и остановилась. Во-первых, нужно было отдышаться, так как пройденные тридцать или сорок шагов дались ей, как некоторым подъём на Эверест. А во-вторых, нужно было понять, куда идти: то, что не в сторону трассы, это ясно. Если Завьялов узнает, что она жива, то постарается исправить допущенную ошибку: таких свидетелей в живых не оставляют.

Лёля огляделась: сгоревший дом был когда-то построен возле самого леса, и заросшая густой травой дорожка, скорее, даже тропинка, вела куда-то в сторону сплошной стены деревьев. Представив, как будет ковылять со своей ногой по густому лесу, девушка вздрогнула, но всё же сделала шаг по тропинке. Интересно, как далеко она сможет продвинуться, пока не упадёт? Она даже позвонить не может, потому что все вещи, в том числе телефон и кошелёк, остались в подвале сгоревшего дома. Да и кому звонить? Нине? А чем она поможет? Добраться до милиции и всё рассказать? А где гарантия, что поверят ей, а не Диме, у которого наверняка есть десяток убедительных объяснений: уж кем-кем, а дураком Завьялов никогда не был.

Надо найти место, где можно спокойно отлежаться, откуда реально вызвать врача. Паспорта у неё тоже теперь нет, так что пока она может назваться любым именем. Скажет, что её сбила машина, и она в состоянии помутнения рассудка ушла от трассы в сторону. Ну и что, что неправдоподобно, другого варианта она всё равно сейчас придумать не в состоянии: голова болит всё сильнее, а боль в ноге и рёбрах иногда такая, что хочется кричать в голос. О том, как это всё скажется на уже живущем в ней крохотном существе, Лёля старалась даже не думать.

Тропинка кончилась как-то неожиданно, банально растворившись в пока ещё не очень высокой траве. Лёля тряхнула головой, сбрасывая накатившую дурноту, и неожиданной услышала какой-то знакомый шум, потом свисток и снова шум.

– Электричка, – прошептала девушка сама себе, чтобы разогнать нарастающий звон в ушах, – значит, там точно есть люди и телефон…

Мысль о том, что в лесу звуки могут разноситься очень далеко, а с направлением вообще ошибиться просто, Лёле в голову не пришла, так как человеком она была сугубо городским. Прислонившись к шершавому стволу, она постояла немного и подумала, что в передвижении по лесу есть свои плюсы: можно прислоняться к деревьям и просто переходить от одного к другому. Ей даже удалось так пройти метров двести, когда повреждённая нога неожиданно провалилась в звериную нору. От слепящей боли Лёля рухнула на мох и потеряла сознание, а когда пришла в себя, то совершенно не представляла, куда двигаться дальше. Электричек слышно не было, но девушка, сцепив зубы, заставила себя встать, понимая, что если останется лежать, то Дима своего добьётся — она просто умрёт здесь без медицинской помощи.

Она повернула голову, и вдруг ей показалось, что справа между деревьев что-то блеснуло: неужели озеро или речка? При мысли о воде Лёля застонала, потому что только сейчас поняла, как она хочет пить. Мысли о холодной чистой воде заслонили даже боль, которая, казалось, заняла всё место в сознании. Невероятным, каким-то запредельным усилием воли она поднялась, стараясь не кричать, и сделала несколько шагов. Проморгавшись, присмотрелась: действительно, сквозь наползающую со всех сторон темноту можно было рассмотреть кусочек лесного озера. Нога в очередной раз подломилась, но Лёля, почти не осознавая, что делает, поползла в сторону живительной воды, не замечая, что каким-то чудом выбралась на достаточно широкую тропу. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в глухое беспамятство, был удивлённый мужской крик:

– Алексей Константинович, смотрите! Смотрите туда! * * *

В то утро рыбалка не задалась: клёва не было, только иногда какая-то мелочь дёргала поплавок, обгрызала червя и срывалась. Ну а что он хотел, при северо-западном-то ветре – в этих местах при таком направлении ветра рыба уходила куда-то и категорически отказывалась ловиться. Но Алексей Константинович Краснов совершенно не переживал по этому поводу: на рыбалку он поехал не столько за рыбой – всё равно он её не очень любит – сколько для того, чтобы хотя бы на несколько часов выпасть из бешеного ритма, в котором он жил последние несколько лет. Даже телефоны совершенно осознанно отключил и оставил водителю, чтобы никто не отвлекал.