Драгоценности леди Элизабет

— Я не ожидала тебя здесь встретить, — мягко сказала я и легко пожала его ладонь. — Где угодно, но не на великосветском приеме.

— Тогда ты можешь понять мое удивление, — отозвался он с досадой. — Энни, — Артемус поднес к губам мою руку, все еще затянутую в кружевную перчатку, и легко поцеловал. — У меня совсем немного времени. Я лишь хотел попросить позвать меня, когда ты отправишься обратно.

— Завтра, я еду завтра. Повозчик должен подъехать совсем рано, около пяти утра. Все места выкуплены мной, так что… ты успеешь?

Он серьезно кивнул, сделал шаг ко мне, и тяжелые руки опустились на плечи.

— Артемус, это лишнее…

Обниматься на людях могли себе позволить лишь женатые пары. Но я, только что распрощавшаяся с одним мужчиной, а теперь позволяющая прикасаться дольше положенного другому, выглядела неприлично даже среди местных вольностей…

— Знаю. Подожди меня у третьего перекрестка на тракте, хорошо? А теперь можешь смело дать мне пощечину, но уверяю, нас никто не видит.

* * *

Проснулась я от громких криков, тяжелого удара двери о косяк, и не успела ничего сообразить, как чужие, сильные руки выволокли меня из повозки и тут же скрутили так, что сообрази я воспользоваться магией, ничего бы не вышло.

Руки невыносимо больно выворачивали, рот зажимали, и я изо всех сил пыталась вырваться из враждебного захвата, но в итоге только получила сильный удар по голове и тут же прекратила сопротивление.

Меня с силой приложили лицом о ствол дерева, и я вскрикнула от обжигающей боли.

— Будешь открывать рот, когда велят — тебя не тронут, — пригрозил-пообещал мне мой похититель, резко развернул к себе и в нос ударил запах старого перегара. — Поняла?

Я кивнула и снова получила удар, на этот раз слабее. Но все равно согнулась в его руках, жадно глотая воздух.

— Где драгоценности?

Его говор был правильным, без обычных речевых ошибок неграмотных крестьян или бездомных.

— Откуда я знаю? — прохрипела я. — Там, где до этого лежали, видимо.

Мне не поверились и схватили за волосы.

— Будешь ломаться — долго не проживешь. Я три раза спрашиваю тебя, где драгоценности. И если после последнего не узнаю, то мы с тобой прощаемся. Договорились?

Слишком правильная и слишком вежливая речь. Я никогда не слышала, чтобы обыкновенные разбойники так разговаривали.

— Где драгоценности?

Я вдруг осознала, что мои руки свободны, а значит, свободна и я.

Взвыл ветер, и вместе со щелчком в руках появилась сила, а он разжал руки, разинув рот в беззвучном крике. Заросшее лицо покраснело, тело, словно изломанное, опустилось на землю, руки судорожно обхватили живот, и разбойник повалился на землю, страшно дергаясь, но по-прежнему не издавая ни звука.

Заклинание в моей руке — достаточное для того, чтобы отбросить от себя человека, осталось неиспользованным. А напротив меня стоял Артемус.

Только взглянув на него, я отшатнулась и спиной наткнулась на дерево. Ненависть, злоба и холодная, но слепая в своей безнаказанности ярость исказили его лицо так, что сквозь человеческие черты стало проглядывать что-то другое.

Никогда раньше я не видела у Артемуса такого выражения лица, и никогда раньше он не пытал людей на моих глазах. Разбойник корчился на ковре из старых листьев, бессознательно разгребая их руками, сжимал пальцами горсти земли и выл, выл, выл. Беззвучно и оттого страшно.

Медленно темнеющий лес замер, сомкнул богатую зеленую крону на над нами, придавил к земле оглушающей тишиной, и я заткнула уши в тщетной попытке заглушить ее.

Заклинание все еще теплилось в моей руке, бессмысленно выцеживая из меня силы, но и бросить его в Артемуса я не могла.

— Энни! — голос донесся через закрытые уши, и я вздрогнула. — Прекрати стоять столбом! Я не знаю, сколько их тут!

Разбойника рвало и трясло, но проклятие Артемус снял и теперь смотрел на меня с раздражением и нетерпением.

Заклинание угасло, и лес вдруг вновь ожил — задышал жизнью и стрекотней сверчков.

Я развернулась и сделала несколько шагов, с облегчением скрываясь с глаз Артемуса. Мне не было жаль разбойника, ведь он сам выбрал себе такую судьбу, но бессмысленное насилие повергало в шок.

Я ничего уже не видела в стремительно темнеющем воздухе, но слух, пусть даже не обостренный, когда луна находилась всего в начале пути, позволял различать шорохи леса и чужие шаги. Замерев у дерева, слившись с его тенью и тенью других, я закрыла глаза и сосредоточилась. Я растворилась в звуках леса, щебете ночных пташек, треске веток, порывах ветра в листве.

— Не нужно делать глупостей, — слова Артемуса долетели до меня с порывом ветра. — Ты уже знаешь, на что я способен.

Надо мной вспорхнула мелкая пташка и скрылась в кроне дерева в северной стороне. Она что-то потревожила, и вскоре послышался мягкий стук.

— Кто тебя послал?

Ответ был слишком шипящими и хрипящим, чтобы разобрать его с такого расстояния. Затем последовал удар, вскрик и снова шипение сквозь зубы.

— Я дам тебе возможность уйти еще дальше. Или повторю. Выбор за тобой.

Ложь, Артемус лгал, и разбойник это наверняка знал. Живым ему отсюда не выбраться, ведь Артемус был чем-то разъярен. Чем?

Год назад я подумала бы, что он испугался за мою жизнь. Но это тоже было ложью.

— К нему кто-то приходил? Откуда он узнал о драгоценностях?

— Приходил. Я его не знаю.

— Он заказал нас найти?

— Не знаю…

Единственное, в чем я была уверена — любой Хранитель пойдет на все, чтобы достигнуть цели. Чем же могли помешать несколько разбойников Артемусу?

Вдалеке — где-то на грани между слухом и ощущением — призывно закричали, и я сосредоточилась, пытаясь услышать ответ и определить сторону света. Ответный вскрик долетел до меня быстро — видимо, он был рядом, в паре-тройке милях на юг от нас.

Потом с огромным удивлением для себя я услышала удаляющиеся шаги, как раз с того места, где разбойник собирался меня допрашивать. Другие шаги размеренно и спокойно приближались под стук моего сердца, все учащающийся.

— Ты его отпустил, — заключила я, не оборачиваюсь, но видя, как он подходит ко мне, как смотрит.

Словно чужой.

— Ты бы предпочла его смерть?

— Нет. Но я удивлена. Остальные сбежали, я слышала двоих — далеко на юге. Видимо, возвращаются в Бон.

Я повернула голову и с наслаждением увидела, как отшатнулся — всего на миг показал свой страх: мои глаза наверняка горели желтым, как у оборотня в полнолуние, а лицо казалось восковой, неживой маской. Это была месть за мой страх, за тщательно подавляемые порывы сбежать от Артемуса.

— Идем, — ровно сказал он. — Твой повозчик любезно покинул нас, и нам придется добираться до Города пешком. А пока найдем небольшую поляну и заночуем.