Приговоренные к жизни

* * *

Ребята припарковали фургон во дворе высотного дома и вышли на небольшую площадь, где была установлена сцена. Гитарное трио увлечённо исполняло душевную латиноамериканскую мелодию. Зрители присвистывали, покрикивали и покачивались в такт.

— Народу много, а работать не с кем, — разочарованно произнёс Гера.

Они слонялись по улицам, как шайка бездельников, которым нечем заняться. Гера старательно вертел головой, стараясь не пропустить ни одного прохожего.

— Что за день-то сегодня такой?!

— Гера, что? Прямо ни одного? — с подозрением спросил Илья.

— Ну-у… для тебя ни одного.

— В смысле? Гера, ты опять что-то не договариваешь?

— Попалась пара женщин с розовыми ореолами. Да там, может, ещё ситуация переменится.

— И что? Ты промолчал? Я могу и с женщинами работать, раз уж такие обстоятельства.

— А вдруг грудь вырастет?

— Значит, буду смотреть в зеркало и радоваться, — без тени улыбки отрезал Илья. — Где ты их видел?

— Может, там ещё всё обойдётся… Ладно, — вздохнул Гера. — Одну на площади, вторая шла к парку.

— Мы парк прошли час назад! — взвыл Илья.

— А может, мне попробовать? — вмешалась Валентина.

— Что? — устало выдохнул Илья.

— Ну-у, это… Увлечь в Хиатус.

— А ты сумеешь? — подняв бровь, спросил он.

— Вы могли бы меня научить.

— Быстрая какая. Нас самих учили два месяца, — заметил Гера.

— Вы хотя бы скажите, как. Я способная. Я же всех в Хиатусе вижу. Сами говорили, что это странно. Может, у меня, как у Геры — способности.

— Время не ждёт. А вдруг с теми женщинами что-то случится? — противился Илья.

— Так не тяните уже, — прервала его Валентина, не ожидая от себя такого тона.

Может, не только он взял у меня родимое пятно-подкову, но и я отхватила от него кусочек самоуверенности?

Парни посмотрели друг на друга, потом дружно развернулись к Валентине.

— Ладно, попробуем. Может, ты действительно гениально способная? Только никому ни слова о технологии, — тихо сказал Илья. — Всё, что я расскажу, должно остаться между нами.

Валентина приложила палец к губам.

Молчок.

А внутри всё дрожало от радостного предвкушения. Неужели её возьмут в команду?!

Они втроём зашли в тёмный подъезд.

— Идём в лифт, — скомандовал Илья. — Тут могут найтись желающие понаблюдать за нами в глазок.

Лифт был старого образца, с жёлтыми пластиковыми стенками, изрисованными чёрным маркером.

— Камер здесь не должно быть. Поехали.

Лифт загудел и стал подниматься вверх. Выло тесно. И душно. Но Валентина даже радовалась, что может стоять так близко к Илье. Она увидела на его подбородке новую маленькую родинку и разглядывала её, будто путешественник — новое открытие на географической карте.

Лифт остановился, но двери не открылись. Это Илья нажал на оплавленную кнопку экстренной остановки.

— Так. С чего бы начать, — он быстро потёр лоб. — Это похоже на то состояние, когда ты засыпаешь.

От слова «засыпаешь» Валентина вздрогнула.

— Как будто погружаешься в сон. Но не спишь, — продолжал Илья. — Как бы объяснить? Начнём с дыхания. Ты должна замедлить его.

Валентина сделала вдох и задержала дыхание.

— Нет. Дыши. Просто спокойнее.

Тоже мне, дал задание. Как тут спокойно дышать, когда сердце вот-вот выскочит?!

— У нас это всё отработано до автомата, — Илья мягко положил руку на плечо Тинчи. — Перестань дрожать. Закрой глаза. Настоящего нет. Прошлого и будущего — тоже. Никто не видит Хиатус, а ты можешь. Ты вне. Ты выше. Никто тебя не слышит. Ты — воздушная и нетленная. Жизнь, бегущая по венам.

Его голос звучал, как мерные глухие удары колокола. Как монотонная мантра, впитанная подкоркой. Валентина ничего не слышала кроме его мягкого голоса. Как мышь, загипнотизированная змеёй.

— А теперь представь мысленно это место. Во всех деталях.

Так. Жвачка, прилепленная в дальнем левом углу. Выжженная кнопка восьмого этажа. Надпись черным маркером «Богдан — дурак» зачеркнута, и сверху надписано «Сам такой».

— Ты должна сосредоточиться, ощущать пространство, в котором тебя… нет, — продолжил Илья и, взяв Валентину за руку, стал аккуратно надавливать на подушечки пальцев.

— Запоминай. Большой с указательным с мизинцем, безымянным, средним. И в той же последовательности — на второй руке. Теперь возьми меня за запястье.

Илья резко замолчал. Валентина слышала, как он дышит. Ощущала пальцами его вспотевшую руку. Несколько секунд они провели в ожидании.

— Я вас вижу, — раздался разочарованный голос Геры.

— Чёрт! Я же говорю, фиговый из меня учитель! — с досадой проговорил Илья. — Ещё нам давали какую-то дрянь пить. По вкусу, как бодяга из сена. Помнишь. Гер?

Гера утвердительно кивнул.

— Может, в ней всё дело?

Валентина чуть не заплакала от обиды.

Не получается. А на что я надеялась?! Что вот так просто возьму и за пять минут научусь тому, чему их учили два месяца? Как стыдно! Илья теперь подумает, что я самоуверенная дура, или ещё хуже — неспособная и никчёмная болтушка.

Лифт снова продолжил своё движение.

— Не расстраивайся, — попытался подбодрить её Илья. — Видимо, без того напитка не обойтись. Ты не виновата.

На улице слепило белесое солнце. Они миновали спальный район и вышли к мелкой, но бурной речке. Медно-коричневая вода сверкала на солнце и бурлила, огибая камни.

Гера вздохнул и сокрушённо покачал головой.

— Что? — сразу отреагировал Илья.

Гера молчал, раздумывая.

— Да говори же!

Гера уставился на сутулую полноватую женщину, поднимающуюся по ступеням вверх, к дороге.

— Она.

— Сколько по времени?

— Ореол меняется с розового на нормальный. Такое бывает, когда люди колеблются исполнять задуманное.

— Это то, что я подумал?

Валентина всматривалась поочередно в их лица, но не могла понять, о чём они разговаривают.

Что? Ну почему до меня всё доходит, как до жирафа?!

— Да, Илья. Она решила броситься вон оттуда.

Гера задрал голову и поглядел на мост, по которому одна за другой проносились машины.

— Надо её остановить! — Валентина дёрнула Илью за рукав.

— Не обязательно, — спокойно ответил Гера. — С такими всё сложнее. Они могут и передумать. А наше вмешательство может принести только больший вред.

— Конечно, давайте просто наблюдать, как она заберётся в гору, а потом сиганёт вниз.

— Ореол опять посветлел, — сказал Гера, не сводя глаз с женщины. — Видишь, а ты распереживалась. Она снова передумала.

— А ты знаешь, почему она захотела спрыгнуть с моста? — поинтересовалась Валентина.

— Да. Банальность. Муж нашел другую.

— Чего же она продолжает подниматься наверх?

— Постоит там, видом полюбуется и домой пойдёт.

— А если всё-таки надумает прыгнуть? — не унималась Валентина. — Ай, ну вас.

Она стремглав побежала за женщиной. Подъём был крутой. Через минуту закололо в боку.

Да, спорт в моей жизни был не в чести. А зря.

Валентина догнала женщину, когда та уже стояла у перил и, тяжело дыша, смотрела вниз на шумную реку. Она перевела тяжёлый взгляд на девушку. Поёжилась, туже стянула воротник бежевого плаща. обтягивающего её плотную фигуру. Решётки перил ломились от нанизанных на них замков. Каких только тут не было. В форме сердца, маленькие и большие, обычные навесные — и все с гравировками.

Мост влюблённых.

Валентина остановилась рядом с женщиной, не зная, что сказать.

— Что тебе нужно? Иди куда шла, девушка, — не выдержала женщина.

— Не стоит вам этого делать, — выпалила Валентина.

— Чего? — раздраженно взвизгнула женщина. — Я постоять уже на мосту не могу?! Думаете, что он только для вас, молодых и влюблённых? А я тоже… тоже… Вон замок мой. С мужем вешали.

После слов о муже женщина всхлипнула и обмякла, будто внутри неё лопнула натянутая нить. Облокотилась на перила, закрыла руками лицо.

— Вы только не плачьте, — Валентина сделала шаг навстречу.

— А я не плачу! — женщина подняла голову и глянула на девушку с такой злостью, что та отшатнулась.

— Мужья могут меняться, а жизнь — одна.

— Ох, какая ты умная нашлась! Все вы такие, молодые да дерзкие! Делаете, что хотите. Только о своём интересе думаете! Совести у вас нет! Сеня тоже себе умную нашёл. Свистульку-аспирантку!

— Ну и плюньте на него.

— Как я могу плюнуть? Мы с ним на этом мосту двадцать лет назад первый раз поцеловались. Не смотри так. Да-да, и я когда-то молодая да стройная была. Все говорили — фигурка балерины! Не то, что сейчас, — женщина вновь поникла. — Как я теперь без него жить буду?

— Вы и сейчас вполне симпатичная.

— Я — толстая, — обречённо сказала она.

— Но мужья изменяют не потому, что их жёны толстые или худые. Это совсем не важно. Таким… мужчинам… им без разницы кого обманывать, — Валентина пыталась быть убедительной, но от волнения с трудом подбирала слова.

— Сеня не такой. Это все та гадина тощая!

Правильно. Пусть лучше злится. Злится и говорит. Это лучше, чем молча спрыгнуть в реку.

— Вот и боритесь за своего Сеню. Если он вам так дорог.

— Как? — опешила женщина. — Он же мне изменял! Я не могу его простить.

— Ну вы решите: страдать из-за мужчины, которого не можете простить, или попрощаться и пожелать ему счастливого пути.

— Ещё чего! Счастья ему желать! Пусть проваливает.

Ну так-то лучше! Что за глупость, чуть что — считать, что жизнь кончена?!

— Сколько вам лет?

— Сорок три.

— О! Моя бабушка как раз в этом возрасте уже в третий раз замуж вышла! — бессовестно соврала Валентина. Конечно, у неё не было такой бабушки. Она вообще ни дедушек, ни бабушек своих не знала. Но Тинче очень хотелось воодушевить женщину.

— Да?! — искренне обрадовалась та.

— Конечно. Посмотрите на себя. Какие ваши годы? Вы же — как с картины живописца.

Рубенс был бы счастлив.

— Неправда, — смущённо улыбнулась толстушка. — Хотя меня раньше, ещё в студенчестве, приглашали в качестве модели для позирования.

— Вот видите. Вы ещё лучше найдёте. Высокого, красивого, умного.

— Сеня как раз такой, — снова погрустнела женщина.

— Знаете… иногда нужно отходить от общепринятых стандартов, — быстро сориентировалась Валентина. — Моя вторая бабушка в сорок пять ещё сына родила. У вас есть дети?

— Нет, — растерянно ответила женщина. — Сеня не хотел… Я сначала пыталась его переубедить, а потом как-то смирилась… Бусинку вот завели. Ей скоро семь лет будет.

— Кто такая Бусинка?

— Девочка моя. Вест-хайленд-уайт-терьер.

— Собака, что ли?

— Да, моя радость. Моя милая пушинка. Она такая весёлая, такая преданная. Если бы ты видела, как она меня всегда встречает!

— И на кого вы хотели бросить свою Бусинку?

— Я не собиралась её бросать! — возмутилась женщина.

Ага. Ну правильно, не её, а себя — в реку.

— Вот не будет вас, Бусинку ваш муж заберет. Хозяйка у собачки появится новая. В общем, и без вас найдётся, кому её кормить, гладить, причёсывать.

— Моя Буся! — запротестовала женщина. — И мымра эта к ней не прикоснётся!

Она развернулась и почти побежала прочь с моста. Валентина провожала женщину взглядом, пока та не добралась до ближайшей остановки. Когда женщина залезла в подошедший автобус, Тинча вернулась к ребятам.