Забытая правда

1009 год от сотворения Свода, Дубы, тридцать первый день третьего летнего отрезка

Элеонора

Элеонора с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на бег. Она едва не сбила с ног выскочившую навстречу Ласку, но, кажется, в спешке даже не заметила этого. Впервые в жизни поместье казалось ей слишком большим.

– Случилось? – Элеонора ворвалась к Рысю без стука. Она старалась, чтобы голос звучал спокойнее, хотя внутри нее бушевала настоящая буря.

Рысь лишь коротко кивнул в ответ.

Она была в своей спальне, готовила платье к празднику, когда далл вызвал ее сжатым, почти приказным сообщением. Элеонора поняла все сразу, интуиция редко ее подводила.

И вот сейчас догадка подтвердилась. Помимо вызывающей озноб тревоги, страха и печали, вдруг пришло странное облегчение. Значит, все произошедшее было не зря.

– Мик? – спросила Элеонора, заранее зная ответ. Конечно же он, как иначе.

– Нет, Рут. Орион только что доложил мне. По удачному стечению обстоятельств, именно он сегодня вел тренировку.

Брови Элеоноры удивленно взлетели вверх. Воистину, как говорят чтящие, даже творцам не дано до конца понять и осознать волю Стихий. С замиранием сердца ожидая каждый день, что это произойдет, она даже не задумывалась, что творящим может быть не Мик.

– Рут едва не спалила Главный двор, Мику чудом удалось ее остановить. Конечно же, это не прошло незамеченным, – продолжил Рысь. – Если у тебя остались незаконченные дела, я бы очень посоветовал поторопиться. Сегодня праздник, Аврум не будет устраивать шума на нем. Но с завтрашнего дня надо быть готовыми в любую минуту.

Он говорил своим обычным, бесстрастным, будничным тоном, так, будто они обсуждали его очередной отъезд или дела, касающиеся поместья. Элеонора часто отмечала, насколько Мик становится похож на отца в этой холодной отчужденности, привычке все чувства и эмоции оставлять при себе. Но сейчас, вглядываясь в лицо далла, Элеонора видела, как сильно он все-таки измотан. Под глазами залегли глубокие тени, морщины у рта стали будто еще резче, новая складка пролегла между бровей.

– Я думала, это будет Мик. Рут меня удивила.

– Теперь это уже не имеет никакого значения, – пожал плечами Рысь. – Я приказал вызвать их ко мне по возвращении домой. Нужно успеть передать поручение в архиве, это позволит немного выиграть время. Им придется непросто. Как я понял, Рут сильно обожгла руки и какое-то время не сможет творить.

Сердце Элеоноры в очередной раз болезненно кольнуло от жалости и страха. Она глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Сейчас не время для уныния.

– Я позову тебя, когда подойдут Рут с Миком. Пока можешь быть свободна. – Рысь устало потер переносицу и на минуту прикрыл глаза. Он не часто позволял себе такое, даже при своей далле.

Элеонора молча вышла и, не выдержав напряжения, прислонилась спиной к закрытой двери. Она знала, что все так и будет, и все же оказалась не готова.

Мик, ее мальчик. С детства несносный в своем молчаливом упрямстве, но при этом такой же сильный и отважный, как его отец. Вчерашний ребенок, в чьих возмужавших чертах еще нет-нет да и проскакивала подростковая неуклюжесть. Ее единственный сын.

Тем вечером, почти три года назад, Элеонора сперва решила, что Рысь бредит: шутить он совсем не умел и не любил. Однако далл казался разве что чуть более усталым после долгой поездки в Себерию.

Рысь часто уезжал один. Бунты, учения, присоединения новых территорий – там требовались его тактические навыки, опыт, умение воодушевлять. Элеоноре в этих поездках было не место, раз уж на поле боя они все равно не выходили. Она привыкла ждать его дома. В тот год Себерия в очередной раз бунтовала против присоединения.

Элеонора вспомнила, как вернувшийся Рысь стоял на фоне окна-пристани в своей спальне. Он долго говорил, глядя на тускнеющее небо. Стихийный камин погас, никто не спешил разжечь его снова, и широкоплечий силуэт далла размывался в осенних сумерках.

Когда самый первый шок прошел и Элеонора поняла, что Рысь говорит всерьез, она изменила самой себе. Начала кричать, плакать, пыталась манипулировать и угрожать. Обещала ему немыслимые вещи. Не сдержалась и подожгла ворох бумаг на ночном столике. Она была готова на все, лишь бы не дать ему так поступить с Миком и Ликой. С ней самой. Со всеми ними.

Впервые в жизни она вела себя так со своим даллом. Мать Рыся растила Элеонору в ласке, заботе и любви, она ни в чем не знала отказа. Ее с пеленок учили принимать судьбу такой, какой ее дала Стихия, и никогда не думать о других возможных вариантах. Не жалеть о том, чего не будет, и быть верной своему пути. Бунтовать против чего-то было совершенно не в правилах Элеоноры. Наверно, именно это умение и делало ее хорошей даллой для Рыся, этому же она учила и Лику. Но сейчас все внутри нее противилось происходящему, Элеонора просто не могла вот так смириться.

Рысь молча все выслушал, по-прежнему вглядываясь в совсем уже черное небо. Дал ей отдышаться и прийти в себя. И лишь тогда заговорил вновь.

– Элеонора, я позвал тебя не для того, чтобы обсуждать мое решение. Просто ты имеешь право знать. – Он наконец повернулся и посмотрел на нее.

Силы разом покинули Элеонору. Она поняла – Рысь не передумает. Внезапно захотелось вновь стать маленькой девочкой. Старый Грант, давно умерший отец Рыся, усаживал ее на колени и пел смешную песенку про мальчика-огонька, который гас от собственных слез. Не к месту подумалось, что Рысь никогда не вел себя так с Ликой.

– Ну хоть на что-то я в твоем представлении имею право. – Элеонора нервным движением смахнула с лица выбившуюся прядь, чувствуя, как полыхают щеки. – Это наш сын, Рысь.

– И его с детства растили воином, а не управителем стихийных каминов. Он справится.

– Ты уверен? А как же Лика?

– Сперва она, вероятно, окажется в относительной безопасности. – Он пожал плечами. – А потом, если все пойдет по плану, это уже будет не важно.

В его устах все звучало так просто. При мысли о разлуке с даллой сына к глазам подступили слезы. Элеонора была очень привязана к чуткой, открытой, жизнелюбивой Лике.

– Так нужно, Элеонора. – Рысь встал напротив и положил руки ей на плечи. – И от нашего желания ничего не зависит.

Потом были долгие месяцы, складывающиеся в годы. Ее робкая надежда, тянущиеся часы разговоров, когда далл вновь и вновь пытался объяснить ей, почему они так поступают. В душе Элеонора благодарила его за эти объяснения, она знала, что это дается ему непросто. Но простить Рыся так и не смогла. Холодные зимы, бесконечные отлучки далла. Отъезд Лики, казнь чтящего, потерянность Рут, боль Мика, огромная, почти осязаемая. И вот теперь – этот день.

Пора было брать себя в руки и продолжать подготовку к празднику.