Пособники Холокоста. Преступления местной полиции Белоруссии и Украины 1941-1944 гг

Введение

В предлагаемом исследовании под террором подразумеваются массовые преступления, совершаемые полицией. Масштабы этого кошмара, охватившего оккупированные немцами территории Белоруссии и Украины, отражены в немецкой бухгалтерии — согласно ее подсчетам, за 1941-43 гг. полицейскими подразделениями Гиммлера и их местными пособниками было расстреляно свыше миллиона евреев[1]. На основе многочисленных новых свидетельств я стремился показать, как этот еще не до конца осмысленный аспект Холокоста осуществлялся местными силами.

Основное внимание уделено не немецким подразделениям полиции безопасности и полиции охраны порядка, уже знакомым исследователям полицейской структуры Гиммлера, а деятельности коллаборационистов — местных полицейских формирований, которые несли службу во всех белорусских и украинских городах. Эти, как их называли немцы, шуцманства с самого начала оккупации формировались на добровольной основе и сыграли незаменимую роль в убийствах, причем численность их превышала численность их коллег — немецких нацистов.

Уничтожение евреев с помощью массовых расстрелов и участие в этих расстрелах местных жителей придают Холокосту на указанных территориях совершенно уникальный характер. Они разительно отличаются от безличного механизированного геноцида, применявшегося в польских лагерях смерти. Всего в нескольких километрах от Собибора и Треблинки местные полицейские участвовали в массовых расстрелах своих соседей буквально на расстоянии ружейного выстрела от их собственных домов. Чудовищную жестокость этих убийств невозможно было скрыть от местных жителей христианского вероисповедания, которые, впрочем, нередко извлекали из них прямую материальную выгоду.

Хотя в центре исследования находится Холокост, сделана попытка изучить и деятельность местной полиции в общем контексте политики нацистских оккупантов. Холокост на востоке не был изолированным процессом. Напротив, он составлял неотъемлемый элемент динамических взаимоотношений между оккупационными силами и местным населением. По словам Бернарда Кьяри, в обязанности местной полиции вначале входила только повседневная караульная служба. С 1942 г. их стали все чаще привлекать к ожесточенной борьбе с партизанами[2]. Что касается антиеврейских акций, то они были только одной из их разнообразных задач. Ответы на вопросы о природе и мотивах действий этих коллаборационистских формирований можно найти лишь в общих рамках конфликта, разыгрывавшегося за линией фронта.

Чтобы показать взаимодействие разных аспектов нацистской политики, события военных лет рассматриваются в более или менее хронологическом порядке. Например, толчком к возникновению сопротивления партизан вначале послужило обращение немцев с военнопленными. Отдельные перерывы в ходе повествования связаны с необходимостью глубже проанализировать такие аспекты, как организация местной полиции или немецкая экономическая эксплуатация местного населения.

Первая глава вкратце рассматривает советскую оккупацию восточной Польши в 1939-41 гг. (см. Карту 1) с целью обрисовать обстановку, сложившуюся там перед немецким вторжением. Поведение советских властей не только подлило масла в тлеющий огонь антикоммунизма на погибель евреям. Оно дало и евреям и полякам представление об ожидающем их в будущем терроре.

В главе 2 на основе немецких документов и воспоминаний местных жителей описывается «Операция Барбаросса». Нацистский геноцид на востоке развивался по нарастающей. Начиная с августа 1941 г., за ограничениями и запретами, наложенными на евреев, и «акциями» против интеллигенции последовала «первая волна» массовых убийств, когда Гиммлер распространил репрессии на женщин и детей и ввел дополнительные подразделения в помощь эйнзатцгруппам. Подробное описание действий кавалерийской бригады СС в Припятских болотах показывает, как методы геноцида применялись на практике.

Ближе к осени 1941 г. в массовых расстрелах евреев были задействованы все четыре эйнзатцгруппы. Эта первая волна убийств описана в главе 3. Роль местной полиции обычно сводилась к поддержке подразделений полиции охраны порядка, СС и вермахта, которые тоже участвовали в расправах. Однако в некоторых акциях, например, в белорусских городах Мир, Ноды и Борисов, местные полицейские играли особенно активную роль. Это подтверждается подробными протоколами недавнего судебного разбирательства дела о расстреле в Мире 9 ноября 1941 г. Жестокие меры против советских военнопленных также показали всему местному населению, что сулит ему немецкое господство.

В течение зимы 1941-42 гг. немецкая полиция охраны порядка включила шуцманства, команды местных полицейских-добровольцев, в состав общей полицейской структуры Гиммлера. Таким образом, руководители немецкой полиции получили в каждом районе надежное орудие, с помощью которого они в 1942-43 гг. смогли очистить все оставшиеся на Украине и Белоруссии гетто. Глава 4 на основе многочисленных новых источников тщательно анализирует организацию местной полиции, причем особое внимание уделяется набору, происхождению и обязанностям шуцманов.

События «второй волны» расправ известны хуже, что отчасти объясняется недостатком немецких документов того периода. Однако на бывшей польской территории в ходе «второй волны» погибло больше людей, чем во время расстрелов, проводившихся эйнзатц-группами в 1941 г.[3] Глава 5 повествует о «ликвидациях» гетто в 1942 и 1943 гг. Примеры относятся к Житомирской и Николаевской областям Украины, а также к Слониму и Несвижу (Белоруссия). Проводится также обзор расстрелов в окрестностях Глубокое (восточнее Вильнюса) и в районе Волынь-Подолье. Пристальное внимание уделено активной роли местных полицейских в этих акциях и в последовавших за ними розыскам и поимке спрятавшихся евреев. В этот период Холокоста нацисты особенно полагались на верность и инициативу своих местных подручных.

Экономическая эксплуатация местных жителей немцами рассматривается в главе 6 в основном с точки зрения ее воздействия на все население. Реквизиции, депортации и принудительный труд — всё это осуществлялось при поддержке местной полиции. Начиная с лета 1942 г. проведение этих мероприятий способствовало развитию партизанской войны, что, в свою очередь, повлияло на перспективы выживания евреев, бежавших в леса и принявших участие в сопротивлении. Политика немецкой администрации, занятой (на высшем уровне) разработкой планов реформ, рассматривается на фоне реального положения вещей — эксплуатации, коррупции и даже деморализации персонала местных учреждений.

В главе 7 рассматриваются жестокие полицейские расправы с семьями партизан, с одной стороны, и реальная тактика партизан в сложной обстановке соперничества партизанских групп различной национальной направленности, с другой. Необходимо учесть, что карательные операции полицейских были направлены не только против евреев, но и против нееврейского населения. Описываются также то, что происходило с укрывшимися в лесах партизанами-евреями. Открытые конфликты между украинцами, поляками и литовцами в конце периода оккупации демонстрируют еще одну форму «этнических чисток» в обстановке «вакуума власти», возникшего после ослабления немецкого контроля в 1943 г. От всех этих жестоких партизанских схваток больше всего потерь пришлось на долю гражданского населения.

В последней, восьмой, главе сопоставляются маршруты бегства и послевоенные судьбы местных полицейских с тем, что случилось с пережившими Холокост евреями. В хаосе послевоенного перемещения огромных людских масс пути палачей и их жертв нередко совпадали. К сожалению, холодная война помешала отдать должное не только палачам, но и их жертвам. И, наконец, в Заключении дается итоговая оценка природы и значения полицейского пособничества в Холокосте.

Географически настоящее исследование охватывает те регионы Белоруссии (Генеральный округ Белоруссия) и Украины (Генеральные округа Волынь-Подолье, Житомир, Киев и Николаев) [см. карты 2 и З][4], которые к концу 1941 г. попали под контроль немецкой гражданской администрации. Их население насчитывало свыше 10 миллионов человек, из которых 7% составляли евреи. До 1939 г. большая часть этих земель принадлежала Польше. В умонастроениях жителей бывших польских провинций и тех территорий, которые пережили почти 20 лет советизации, заметны определенные различия. В данном исследовании наиболее подробно рассматриваются бывшие польские территории, однако для сравнения привлекаются примеры и из бывших советских областей.

Предлагаемое исследование представляет собой совокупность анализов происходившего в целом ряде отдельных местностей, мозаично разбросанных по этой громадной территории. При этом широко используются личные свидетельства, главным образом, участников послевоенных судебных процессов. По возможности представлены показания трех сторон — преступников, жертв и очевидцев, — с тем чтобы, дав различные точки зрения, создать объемную картину событий.

Рассекречивание советских архивов в 1989 г. открыло для исследователей значительное количество трофейных немецких документов, в том числе касающихся немецкой администрации и полицейских формирований. Широко использованы собрания из архивов Москвы, Минска, Бреста и Житомира, а также замечательная коллекция микрофильмов, хранящаяся в Мемориальном музее Холокоста в США. Кроме того, для осмысления характера оккупации в целом привлекались и некоторые литературные источники.

Рассказ построен таким образом, чтобы дать возможность источникам говорить самим за себя, разумеется, в рамках строго аргументированного изложения событий. Учитывая характер изучаемого предмета и использованных источников, эту методику можно, пожалуй, назвать юридической — то есть, объяснением происходивших процессов посредством скрупулезного анализа свидетельств, полученных в ходе местных судебных разбирательств. Именно благодаря обилию деталей, содержащихся в многочисленных личных свидетельствах, можно надеяться установить достоверность используемых источников. Особое внимание было уделено привлечению широкого спектра не всегда согласующихся между собой материалов. Противоречивые свидетельства сопоставлялись друг с другом, проверялась их адекватность в контексте всей совокупности имеющихся данных.

В некоторых отношениях мои изыскания повторяют ход уголовных расследований, из материалов которых я почерпнул много информации. Изучение истории, в сущности, схоже с работой детектива, когда, следуя за обнадеживающими архивными «уликами», историк устанавливает интересующую его картину событий. Подробное описание преступлений местной полиции дает возможность проанализировать структуру и характер этой организации, а также составить портрет ее типичного представителя. Изучение показаний многих местных коллаборационистов и собранных о них материалов позволяет установить способ формирования полицейских подразделений, мотивы действий и даже послевоенную судьбу значительного числа нацистских пособников из местного населения. Поскольку последние суды над ними близятся к неизбежному финалу, историкам пора установить роль шуцманов в Холокосте на основе большого количества ставших ныне доступными материалов.