Инопланетянка варвара (Лиз и Рахош)

Но,… честно говоря, я и сам не знаю, что делаю.

Когда я покидал пещеру, она упомянула, что занимается охотой, и казалась разочарованной, что я не взял ее с собой. Моя женщина охотится? Думаю, это странно. Не то, чтобы наши женщины не в состоянии, но их так мало и они слишком ценны, что мы не смеем ими рисковать на очень опасной охоте. Может, когда Лиз признает то особое кхай-влечение между нами, мы отправимся на охоту вместе. Будем вместе отслеживать дичь, с легкостью жить в пещерах и спариваться долгими зимними ночами…

И Лиз все время будет болтать без умолку, отпугивая всю дичь в округе…

Идея все равно наполняет меня радостью. Подумать только, после столь долгого времени я могу обрести спутника жизни. У меня есть свое племя, но я всегда чувствовал себя… одиноким. Неудачником. Возможно, потому что у меня никогда не было пары или любовницы. Полагаю, что никто не хотел меня.

Тогда мое настроение резко ухудшается. Меня все еще никто не хочет. Лиз не хочет. Злясь на себя, я вонзаю торец своего копья в снег и использую его как трость для ходьбы. Ей придется передумать. Она должна. Я… не знаю, что сделаю, если моя собственная пара отвергнет меня, несмотря на то, что ее кхай принял меня.

От одной мысли об этом сама душа у меня страдает от одиночества.

Охота весьма ограничена тем, что повсюду лед, и мне требуется время, чтобы найти еду, которой хватит на нас двоих. Я подкрадываюсь к моей добыче и наношу удар в горло, прежде чем она сможет сбежать. Затем обескровливаю тушу и разрезаю ее от крестца до горла, так как не хочу, чтобы кровь сгустилась, прежде чем смогу вернуться к своей паре. Я вынимаю потроха и использую их как приманку для ловушек — силков, которые завтра проверю. Остальными вкусными органами я перекусываю, пока бегу назад к пещере, поскольку Вэктал говорил, что люди придирчивы и отказываются есть самые лучшие части дичи.

Когда я возвращаюсь в пещеру, волосы у моей пары влажные, будто она снова мылась. Кожаный мешок с водой вновь наполнен снегом, а она сидит в шкурах без юбки. Я приостанавливаюсь при виде изящного голого бока — изгиба ее ягодиц, от чего кхай начинает нещадно напевать у меня в груди.

Лиз сдвигается и аккуратно натягивает на поясницу шкуры, прикрывая их от моих глаз, ее лицо покрывается интересным розовым оттенком.

— Так трогательно, что ты вернулся, — заявляет она.

Мое сердце отбивает тяжелые удары. Что она под этим имеет в виду? Мой член столь тверд и ноет необходимостью заявить права на нее, однако выражение ее лица не говорит, что она счастлива меня видеть. Это сбивает с толку. Разве есть еще какие-то человеческие традиции спаривания, о которых я не знаю?

Почему Вэктал не рассказал нам больше про ухаживания за людьми? Я в растерянности.

Я наблюдаю, как моя женщина костяным ножом проделывает дыру в своей юбке. На самом деле это уже вовсе не юбка — выглядит, будто она делает себе штаны. Это умно. Ее волосы заплетены в виде короны у нее на голове, и я впечатлен ее изобретательностью.

Еще я слегка обеспокоен — я сознательно оставил ее без обуви так, как боюсь, что она бросит меня в тот же момент, как получит свои сапоги. Я должен буду внимательнее следить за ней.

Грохот заполняет пещеру, и в какой-то момент я думаю, что это — ее кхай… но затем понимаю, что это — ее живот. Она проголодалась.

Я направляюсь к костру и из нескольких веток создаю вертел. Люди любят, когда их мясо сжигается, так что я сделаю это для Лиз. Я освежевываю существо и замечаю, что Лиз с интересом наблюдает. Похоже, она не испытывает отвращение, а я уж подумал, что будет.

— Это что, дикобраз? — спрашивает она, когда я отбрасываю в сторону кожу пернатого зверя. — Выглядит так, будто он родился от спаривания кошки с утконосом.

Я не знаю, что означают большинство этих слов. Я отрезаю длинные узкие куски самого сочного мяса с боков существа и насаживаю их на ветки, чтобы приготовить их на огне. Моя пара с интересом наблюдает, иногда высказывая замечания.

— Я не чувствую запахи еды так сильно, как ожидала, — говорит она. — Это необычно. Словно мой нос заложен, но это не так. Похоже, я не могу чувствовать запахи, как раньше, — она поднимает руку и нюхает себя под мышкой. — Даже запах пота у меня практически отсутствует. Это — вошь? Или такого рода особенности нормальны? Воняет ли девочка в лесу, если поблизости нет никого, чтобы почувствовать ее запах?

Ее бестолковый разговор все продолжается, и в итоге я беру один из кусков мяса с огня и обнюхиваю его. Оно выглядит ужасно… и это, вероятно, означает, что оно готово. Я протягиваю его ей, желая накормить свою пару.

Она тянется за ним, и прежде чем она может взять его, я тяну руку обратно. Лиз, нахмурившись, смотрит на меня.

— Серьезно? Мы снова играем в эту игру?

Она окидывает меня раздраженным взглядом и протягивает свою руку.

Ладно. С тем же успехом я могу разглядывать свою пару, когда у нее полные руки. Я даю ей мясо, и когда она берет его, ее руки заняты. Я наклоняюсь вперед и касаюсь пальцами ее лица, приглядываюсь к синему цвету ее глаз. Даже при том, что она пытается от меня отбиваться, мне очень нравится то, что я вижу — интенсивное синее сияние ее глаз, что говорит мне о полном здоровье ее кхай. Резонанс, который при моем прикосновении запускается у нее в груди, говорит мне, что наше спаривание беспокоит ее так же сильно, как и меня.

Хорошо.

Я сажусь на корточки и наблюдаю, как она откусывает кусочек мяса. В то время как она жует, у нее во взгляде появляется выражение разочарования.

— Вкуса вообще никакого не чувствуется.

Сам я ем очередной кусок сырого мяса и наблюдаю за ней. Ее маленькие, плоские черты лица искажаются, но она хватается за другой кусок на одном из вертелов и снимет его.

— А почему я не могу попробовать это? — она наблюдает за мной, как я беру сырой кусок мяса и засовываю его себе в рот. Лиз облизывает губы, а мой член откликается, будто она облизывает его. Мой кхай отчаянно резонирует, и ее отзывается в ответ. Она не обращает на него внимания и сосредотачивается на моей еде. — Можно мне попробовать немного твоей?

Она указывает на сырое мясо, и я отрезаю кусок дичи. Я удивлен. Разве Вэктал не говорил, что его пара брезгует сырой едой? Но глаза Лиз широко раскрыты и полны любопытства, и она следит за моим ртом так, что заставляет меня вообразить, как мы оба спариваемся, и мои губы прижаты к ее мягкой, бледной коже.

Я дам ей все, что она попросит. Все, что угодно. Абсолютно все.

Я отрезаю для нее толстый, мясистый кусок мяса пернатого зверя. Когда она тянется к нему, я отмахиваюсь от ее руки. Если моя пара хочет мою еду, я сам накормлю ее. Моя пара окидывает меня раздраженным взглядом, когда я пытаюсь покормить ее, но я уже привык к этому. Через мгновение она послушно открывает рот, ожидая, что я покормлю ее.

С моих губ срывается низкий стон желания.

Она не открывает глаза.

— Ты просто извращенец, — говорит Лиз хриплым голосом и открывает рот пошире.

Я аккуратно просовываю кусочек мяса между ее губами. Мысли, которые у меня возникают относительно моей пары, плотские и с дурными побуждениями, потому что я представляю, как ее розовые губы двигаются по моей коже, лаская наросты вдоль моих рук и живота… а затем двигаются ниже.

Я не вполне уверен, произойдет ли это, но теперь, когда этот образ застрял в моем сознании, я не могу от него избавиться. Мой член напрягается под набедренной повязкой кожаных штанов, отчаянно требуя заявить права на мою пару.

В итоге, Лиз принимает мясо и медленно прожевывает его. Тогда она кивает головой и открывает глаза.

— Лучше. Намного лучше. Теперь я понимаю, почему вы, ребята, едите все сырое, — ее рука тянется к моему колену, и она окидывает меня наивным, невинным взглядом, который в свое время я повидал на лицах маленьких детей, пытающихся задобрить родителей. — Я могу есть твое? — она указывает на мясо, которое я отложил в сторону для себя.

А затем, чтобы особо подчеркнуть свой вопрос, ее большой палец поглаживает мое колено.

Я насильно сдерживаюсь из-за больших глаз и простого прикосновения. Знаю, все это, чтобы манипулировать мной, но мне плевать. Пока она так держит свою руку, я скормлю ей каждый кусок мяса в пещере. Я отрезаю для нее еще один кусок и снова скармливаю ей, очарованный движениями ее маленького рта и довольным выражением ее лица.

Рука на моем колене. Я бы отдал, что угодно, чтобы она была под моей набедренной повязкой и ласкала мой член.

Я скармливаю ей кусочек за кусочком, и мой человек принимает их от моей руки, а ее кхай напевает. Сам я уже совсем забыл про еду. Близость моей пары теперь занимает все мои чувства.

В конце концов, Лиз вздыхает, похлопывает себе по животу и отмахивается от меня рукой, когда я пытаюсь предложить ей еще один кусок. Я встаю, чтобы достать кожаный мешок воды и предложить его ей, просто чтобы побыть рядом с ней еще несколько минут. Она пьет, ее губы мокрые и блестят, и я очарован этим.

Когда я впервые увидел людей, они, с их странными лицами и слишком мягкой кожей показались мне уродливыми. Вдоль их рук и груди нет твердых выступов, защищающих мышцы и внутренние органы, как у нас. У них нет рогов или хвоста. Они совершенно беззащитны. Даже ее маленькое личико отличается от лиц моих собственных людей своим плоским лбом, а бледные волосы цветом не похожи ни на один из тех, что я когда-либо видел.

Но оно распаляет мои фантазии. И теперь, когда я представляю себе счастье, я представляю ее лицо. Не имеет значения, что моя пара совершенно не похожа на нас — она моя, а я ее.

— Ты так на меня уставился, — говорит она, опуская вниз кожаный мешок с водой. — Ну смотри, в любое время, приятель, — а в следующий момент она вздыхает, прежде чем я отвожу взгляд. — Хотела бы я, чтобы ты говорил на английском, тогда я могла бы рассказать тебе, каким странным я нахожу все это.

Я притворяюсь, что не понимаю ее, и снова протягиваю руку, чтобы прикоснуться к ее лицу.

— Нeвввп, — говорит она, но я не узнаю ни одного слова. Очевидно, все же имеются определенные языковые расхождения. Моя пара поднимает руки и качает головой. — На сегодня хватит уже со всей этой чепухой с телячьими нежностями. Нам нужно поговорить. Время для уроков языка, — она кладет ладонь мне на грудь. — Рахош.

Я кладу свою ладонь ей на грудь на то же самое место.

— Лиз.

Ее лицо краснеет, и она шлепком отбивает мою руку прочь.

— Не грудь!

Неужели я только что сделал что-то не так? Я снова протягиваю к ней руку, но она опять шлепком ее отбивает. Ее кхай напевает, и я вижу, что ее соски под тонкой кожей туники затвердевают. Аааа. Это вызывает у нее возбуждение? Не в силах с собой справиться, я провожу своими пальцами поверх одного ее соска.

Она издает пронзительный крик и бьет меня по лицу.

— «Нет» значит «нет», тупица!

После этого она встает и уносится прочь.

Пошатываясь, я трогаю свою челюсть. Ее пустяковый удар в челюсть не причинил мне боли, я скорее поражен тем, что она ударила меня, чем всем остальным.

А моя Лиз весьма свирепая. Мне это очень нравится.

И если она считает, что отпугнет меня легким ударом в челюсть, то она очень сильно ошибается. Я про себя ухмыляюсь, так как она хватает одеяла и в гневе фыркает, намеренно поворачиваясь спиной ко мне. Я до сих пор слышу напевание ее кхай. Это говорит о том, насколько сильно ей понравилось мое прикосновение — равно как и аромат возбуждения в воздухе.