Скрытое во мне

— Ты все знаешь? — на грани слышимости спросил я, ощущая, как лицо заливает краска стыда и прошибает холодный пот.

— Не в подробностях, конечно, — пожимает плечами, — он мне просто свечи дал, попросил тебе передать. Тут же сразу все понятно.

И мне стало ясно, как Стас узнал, что я интересуюсь парнями. Он выбрал меня целенаправленно и, кажется, поэтому поехал с нами на эту пьянку, хотя до этого и носа не казал на улицу, сидя в доме брата. Мне некогда было задавать вопросы и думать накануне, проснувшись, организм берег меня от новых потрясений, но теперь реальность обрушилась ушатом холодной воды.

Так все просто оказалось. Друг детства по доброте душевной решил мне оказать услугу и свести с братом, оказавшимся на деле моральным уродом. Неопытный деревенский мальчишка выглядел для него простым и доступным вариантом, к тому же настолько пьяным в нужный момент, что и сил много прилагать не пришлось. Никаких уговоров и ухаживаний, а после, на сто процентов уверен, обошлось и без угрызений совести. Как он там сказал? Бывает и хуже?

Конечно, Леха не мог угадать, что подобное произойдет, да и до сих пор до конца не ведает о случившемся, но тогда мне виделась во всем именно его вина. Его смеющиеся глаза и кривая ухмылка, эти протянутые мне свечи, словно великое одолжение со стороны любимого брата, — все говорило о причастности и осведомленности. И я сорвался. Резко выбросив кулак вперед, разбил ему нос с одного удара. Схватил за грудки и припечатал к старенькой груше так, что он ударился о ее ствол затылком. Дезориентированный и оглушенный моим внезапным нападением, Леха не оказывал сопротивления и смотрел на меня выпучив глаза. В ярости, растеряв остатки здравого смысла, я впился в его горло руками и начал душить, приблизившись настолько к его лицу, что ощутил запах крови, тонкими струйками льющейся из носа.

— Ты знаешь, что он сделал?! — орал я как сумасшедший, начиная бить его головой о ствол. — Знаешь, сука?!

Он хрипел и цеплялся за мои руки, стараясь оторвать от своей шеи, сучил ногами по земле, как я прошедшей ночью, смотрел на меня безумными глазами, но оттолкнуть не мог. Что еще я тогда кричал не помню, как часто это бывает в приступах ярости, действовал чисто рефлекторно, и мне повезло, что поперек груди меня кто-то схватил и оттащил от парня. Это оказался отец, каким-то чудом услышавший потасовку и прибежавший нас разнять. Если бы не он, я бы Леху убил.

Я старался вырваться из цепких рук отца, снова достать до друга детства, свалившегося на землю, хватающегося за горло, и только увидев испуганные глаза матери, которая прижалась к дому, моя ярость пошла на спад. Перед мысленным взором пронеслись все картинки ночных событий, пришло понимание моего поступка и горькая обида на друга и его долбаного братца, так удачно смывшегося из нашего поселка в свой родной город.

Отец почувствовал, как я обмяк в его крепком захвате, и отпустил. Помог подняться Лехе с земли и повел в дом, чтобы оказать первую помощь. А ко мне подошла мама и крепко обняла, передавая свое спокойствие и защиту нежными руками, как когда-то в детстве, когда я сильно болел. Мы дождались с ней ухода друга сидя на скамейке во дворе, не говоря ни слова. Она гладила меня по спине и рукам, перебирала растрепанные светлые, как у отца, волосы, я же молча смотрел на свои руки и с сожалением понимал, что друга у меня больше нет.

И снова повторюсь, что родители у меня самые лучшие на свете: не стали донимать расспросами и длинными разговорами, допытываться до причин драки и искать виноватых, они просто оставили меня в покое в тишине моей комнаты и ждали, пока я сам отойду от случившегося. Лишь отец вечером того дня зашел ко мне тихо и присел на край кровати, на которой я раскинулся звездой и лежал, пялясь в потолок. Он положил на одеяло у моих ног принесенное Лехой лекарство и пристально посмотрел в глаза.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — осторожно спросил он.

— Нет, — покачал я головой, отведя взгляд в сторону.

— Уверен?

— Да, — ответил я тогда, и мы закрыли эту тему раз и навсегда…

Артур зашипел и отстранился от тампона с антисептиком. Я же скривился, словно ощутил его боль, и с сожалением пробормотал, снова поворачивая его голову к себе за подбородок:

— Извини. Потерпи, нужно обработать.

Мельком глянув на меня, парень послушно подставил лицо, и я осторожно коснулся раны. Короткими промоканиями пробежался по разбитой губе и сразу подул на нее, стараясь облегчить страдания. Артур сидел на столе тихий как мышь и чутко реагировал на каждое мое прикосновение.

Вытащить его из ванной не составило труда, учитывая, что я остыл и больше не собирался на него нападать. Но вот его физиономия заставила ощутить в груди чувство вины и сожаления. Парень смотрел на меня затравлено и с обидой, следил за каждым движением, словно зайчишка, готовый убежать от злого человека в любой момент, стоит только тому сделать резкий выпад. И я старался его не пугать, говорил вполголоса и двигался плавно.

Усадил его на кухонный стол, чтобы лучше видеть работу своих рук, и с облегчением вздохнул, поняв, что навредил несильно. Ссадину на скуле и губе обработал антисептиком, на начавшее припухать веко наложил мазь. А Артур внимательно слушал меня и продолжал наблюдать, время от времени шипя от жжения, но терпеливо ожидая завершения экзекуции.

— Думаю, через неделю пройдет, — вынес я вердикт, выбрасывая использованные тампоны в урну. — Если хочешь, можешь пару дней посидеть дома, чтобы по офису не шастать разукрашенным.

— Да, — ответил он хрипло и покивал, — наверное, так и сделаю.

— Коньяка? — поинтересовался я, уже доставая второй бокал и бутылку с полки.

— Давай. Только я быстро опьянею.

— Мы немного.

Начислив в оба бокала свой любимый напиток, я передал один Артуру и проследил, как тот сделал большой глоток, затем схватил дольку апельсина и быстро набил рот, скривившись при этом, как от лекарства. Я усмехнулся и осушил свой одним глотком, наслаждаясь вкусом и теплом, прошедшим по пищеводу до самого желудка. Моя серая кошка Алиска деловито восседала на подоконнике и наблюдала за нами, словно опасалась нового скандала. Я протянул руку и погладил по крупной шерстяной голове, а она мгновенно закрыла глаза и начала мурлыкать.

— Лекс, — робко нарушил молчание Артур, — а что стало с тем парнем? Ты заявил на него?

— Нет, — хмыкнул я и, опершись о подоконник бедром, взглянул на любовника, — даже мысли подобной не возникло.

— Но почему? Своим молчанием ты поощряешь преступника, и по статистике…

— Я знаю статистику, — перебиваю его, усмехнувшись, — и сам говорил эти слова миллион раз. Только когда это касается тебя самого, хочется просто забыть поскорее о случившемся и жить дальше, — смотрю на сбитые костяшки своих пальцев. — Ты представляешь, что мне тогда пришлось бы не просто рассказать несколько раз об этом, но и предоставить доказательства. К тому же не забывай, что жил я в деревне, где не станут хранить врачебную тайну и разнесут сенсационные новости по всему поселку.

Артур хлопал на меня глазами, которые стали огромными и хаотично рассматривали меня, словно видели впервые. И я прекрасно понимал его чувства, ведь случись подобное с ним, я бы места себе не находил и, возможно, даже отыскал насильника спустя столько лет. Но речь шла обо мне. Поэтому я лишь улыбнулся краешком губ, протянул здоровую руку и погладил его по щеке. Он несмело потянулся за ней и на секунду прикрыл глаза.

— У тебя крепкая психика.

— Едва ли.

— Правда. Любой другой на твоем месте мог возненавидеть мужчин или замкнуться в себе… или еще что похуже, — рассуждал Артур, и внезапно в его глазах мелькнула догадка: — Так ты поэтому… стал садистом?

— Я не садист, — качаю головой, улыбаясь уже в полный рот, — просто люблю доминировать.

Щеки моего парня заметно порозовели, видимо, всплыли воспоминания об одной из наших жарких ночей. И удивительно, что за столько времени нашего знакомства он так и не разучился смущаться и при этом мило краснеть. Затем его глаза тускнеют, он украдкой касается кончиком острого языка распухшей губы. В груди сворачивается тугой узел и сдавливает сердце от боли, но язык не поворачивается принести извинения за свое поведение.

— Ты видел его после этого? — робко спросил он, поднимая на меня взгляд.

— Нет, — покачал я головой, прекрасно понимая, что речь о Стасе. — И не пытался его найти, хотя первое время думал, что он захочет связаться со мной.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Возможно, не мог поверить, что человек способен причинить подобную боль и просто забыть раз и навсегда, вычеркнуть из жизни момент и заглушить муки совести.

— Если они у него были, — фыркнул Артур.

— Тоже верно, — беру перекись водорода и обильно поливаю свою руку, скривившись при этом. — А может быть, был наивным идиотом, верящим в единорогов и фей. Тем не менее и с Лехой я больше не общаюсь, хотя он много раз пытался наладить со мной связь. К родителям я езжу частенько, и видимся мы там в магазинах и на улице, но почему-то внутренний барьер до сих пор преодолеть не в состоянии.

Прихватив с собой бутылку, бокалы и порезанные дольки апельсина, помог Артуру спуститься со стола на пол и поманил к дивану. Парень последовал за мной, но сел на другой конец длинного широкого сиденья, подложив под себя одну ногу и обняв вторую, согнутую в колене. Я склонился над журнальным столиком и снова начислил себе алкоголя, невзначай засмотревшись на блики электрического света в янтарной жидкости коньяка.

— А как же ты пришел к… — нарушил тишину Артур, но задумался на секунду, стараясь подобрать слова, — тому, что у тебя спрятано в шкафу?

— Интересно? — улыбнулся я, глядя в его любопытные темные глаза.

Как я уже говорил: времени думать и рефлексировать по поводу случившегося у меня не было, или же я просто не давал себе на это возможности. Передо мной открывалась перспектива новой жизни в городе, подальше от любопытных глаз соседей, старых друзей и их не в меру любвеобильных братьев. Подал документы на поступление в государственный университет еще за год до этого, и не знаю как сейчас, а тогда, чтобы попасть на бюджетное место, было совершенно не важно содержание твой головы. Она могла быть пустой и звонкой, как колокол, и тем не менее на бюджете ты бы учился и даже первые полгода получал стипендию. Попал на факультет журналистики, хотя папа жаждал впихнуть меня на иностранные языки, но признаюсь честно: полиглот из меня такой себе, хотя и занимался долгое время с репетитором, изучая английский и французский. Поэтому в последний момент я уперся и поступил туда, куда легла душа.

После переезда отца в деревню у нас осталась двухкомнатная квартира недалеко от центра и университета, в котором я намеревался учиться. В ней продолжительное время жил мой дед, который отказывался переезжать к нам в деревню даже под угрозой смерти. Считал, что должен помереть именно там, где закончила свою жизнь его жена. В конечном итоге так и случилось, и квартира досталась моему отцу. Долго сдавалась и, естественно, пришла в упадок, учитывая, что сам хозяин проживал далеко. Косметический ремонт сделали только в одной комнате и максимально быстро, а в остальных помещениях мне предстояло копаться самому, потому что отпуск отца не резиновый и нужно было уезжать.