Запах женщины

***

Около года спустя окончания войны Джинни по-прежнему приходит в больницу святого Мунго, чтобы навестить Гарри и родителей Невилла. Нет, Гарри не сошел с ума — он всего лишь страдает от "тяжелой формы посттравматического синдрома", который мешает ему слезть с зелья без сновидений и начать просто жить. "Просто жить" не получается и у самой Джинни: кошмары снятся ей практически каждую ночь, и в них только сменяются действующие лица: Гарри, Тонкс, Фред, Римус, Колин, — круг замыкается, повторяется вновь и вновь.

Войдя в лифт, Джинни неожиданно для самой себя натыкается взглядом на кнопку с неприметной надписью "Сад", которую, очевидно, совершенно не замечала раньше.

И уверенно нажимает ее.

Ее окутывает густой запах роз и сирени, где-то неподалеку мелодично журчит вода. Под ногами вместо пола шуршит гравием узкая дорожка, ведущая в глубину сада. Джинни, оглядевшись по сторонам, решает пройтись по ней — и приходит к фонтану. Из статуи мальчика с единорогом печально льются прозрачные струи воды.

У фонтана, в маггловском инвалидном кресле, сидит Северус Снейп. Джинни несколько секунд часто моргает, потом щиплет себя, убеждаясь, что не спит. Что, если она опять внутри своего кошмара? Тогда они оба умрут.

— Сэр? — полу-утверждение, полу-вопрос.

Снейп отвечает не сразу, едва повернув к ней слегка лохматую голову. За его внешним видом наверняка не следят.

— Что вам угодно?

— Я думала, вы погибли.

— К сожалению, мадам Помфри слишком хорошая медсестра.

Джинни нерешительно подходит ближе, разглядывая его с удивлением и любопытством, будто только сейчас захотела увидеть его как человека, но не учителя. Его шея безжалостно изуродована, лицо бледно, под глазами — темные круги, черные глаза невидяще смотрят перед собой.

— Кто вы?

Она мешкает с ответом. Ей не хочется выдавать себя сразу. Имена имеют слишком много значения, скрывают душу формальностями.

— Женщина.

— Гм.

— Вас кто-то навещает, сэр?

— Плевать на меня хотели.

Джинни смотрит на него с искренним сочувствием. К Гарри постоянно приходят: друзья, знакомые, просто благодарные волшебники. А Снейп — одинок. После всего, что ему пришлось пережить.

— Хотите, я буду вас навещать?

— Не уверен.

— Почему?

— К хорошему быстро привыкаешь. К человеку особенно. Начинаешь в нем нуждаться.

Джинни задумчиво протягивает ладонь, касаясь ледяной струи воды.

— Я, наверное, навещала бы вас ради себя. Я очень одинока. А так я буду приходить к вам и как бы займу себя добрым делом. И все от меня отстанут.

Снейп негромко усмехается.

— Честность и эгоистичность: вы мне нравитесь. Впрочем, не верьте мне. И не беспокойтесь, если передумаете: я не буду вас ждать. Я уже очень давно ничего и никого не жду.

На следующий день Джинни приходит к нему с "Расширенным курсом зельеварения" для последнего курса обучения в Хогвартсе и садится на низкой скамейке напротив его инвалидного кресла.

Снейп подкатывает его ближе к ней и тихо произносит, говоря будто сам себе:

— Пришла. Я уж подумал, вы мне приснились.

— Я вас буду использовать в своих целях, сэр.

Он кривит губы.

— Попробуйте.

— Я хочу сдать Ж.А.Б.А., а для этого требуется повторить один сложный предмет, в котором я не сильна.

— А! Какого черта вам нужен этот экзамен?

— Я подумываю стать целителем в Мунго, но чтобы поступить на курсы, необходимо сдать зельеварение.

Снейп объезжает на своем кресле вокруг скамейки.

— Бросьте эту затею.

— Почему?

— Всю жизнь видеть инвалидов вроде меня и осознавать свое бессилие не каждому под силу. Если можете от этого отказаться, откажитесь. Это здорово бьет по голове.

Джинни пожимает плечами, потом вспоминает, что он не видит ни жестов, ни выражения лица. Только слышит голос и чувствует запахи.

— Так вы мне поможете?

— Понятия не имею, кто вы, но по-моему, вы пытаетесь меня приободрить. Знаете, что я неравнодушен к зельям. Ненавижу жалость. Уходите.

Джинни и не думает сдвигаться с места.

— Хотите, поиграем в игру?

— Нет.

— Вы попробуете угадать, как я выгляжу.

— Однако, вы жестокая особа.

— Так что же, сэр?

Снейп несколько секунд молчит, обдумывая ее предложение. Целитель рассказал, что он провел в молчании практически весь год. Целитель хотел добавить что-то еще, но только махнул рукой, убеждая ее, что более сварливого, раздражительного и невыносимого пациента еще не видел.

— Вы простушка вроде Сьюзен Боунс, которая разлила рябиновое зелье прямиком мне на мантию.

Очевидно, Снейп просто удивлен, что к нему проявляют внимание. Он давно поставил на себе крест.

Джинни добродушно смеется.

— Не угадали, сэр.

— У вас глупый смех.

— А у вас?

— Я никогда не смеюсь.

— Очень зря. Смех продлевает жизнь.

— Мне недолго осталось.

Она приподнимает брови, потом спохватывается.

— То есть?

— Я умираю, мисс бестолковая незнакомка. После укуса Нагайны невозможно выжить, возможно только немного протянуть время, удлинить страдания и боль, особенно радостные в одиночестве. Клянусь, я бы давно прикончил себя сам, если бы мог. Вы зря задумали возню со мной.

Джинни тихонечко выдыхает, но он улавливает этот звук. Очевидно, слух у него развит великолепно.

— Я уже говорил, что ненавижу жалость.

— Я не могу справиться с собой, сэр.

— Справедливо. — Снейп подкатывается к фонтану. — Какая сегодня погода? Там, в настоящем?

— Дождливо.

— Ничего нового.

— А вы думали, что-то изменилось?

— Нет. И это приятно.

Джинни ерзает на жесткой скамейке, глядя на его профиль. Горбинка его носа в утреннем свете выглядит не такой уж уродливой как в подземельях школы. И голос у него с приятной бархатной хрипотцой.

Она знает всю его историю. Его мучительную, уже мертвую любовь, высосавшую из него все желание жить. Возможно, Снейп просто не знает, что впереди еще есть будущее. Джинни и сама в него не верит, только упорно идет вперед день за днем, шаг за шагом.

— Как дела у Поттера? — однажды спрашивает Снейп.

Да, это его беспокоит. Ему хочется, чтобы он жертвовал собой не зря. Чтобы его искупительная жертва дала другому жизнь.

— Налаживаются, — врет она плохо, но старательно. — Не сразу начинаешь дышать полной грудью после войны, знаете ли. Сначала дышишь понемножку, как будто проверяя, что жив.

Поразмыслив и решив, что ничего не теряет, Джинни начинает приходить к нему каждый день: хотя бы на полчаса. Сперва Снейп делает вид, что ему безразличны ее визиты, затем он начинает узнавать ее шаги и поворачивает к ней свое кресло. И каждый день помимо занятий по зельеварению они играют в обоюдное "догадайся". Снейпу уже удалось выяснить, что у нее россыпь веснушек, и что фигура ее довольно стройная, почти худощавая, и что она любит стискивать пальцы, когда нервничает, и что больше всего из сладостей она любит сливочное пиво, а из времен года — зиму.

Когда он ошибается, сразу же сердится и прекращает игру. Проигрывать он не умеет.

Сегодня — ее очередь угадывать.

Удивительно и необъяснимо, но Джинни начинает все больше нравиться общество этого угрюмого человека, потерявшего надежду. У него своеобразное чувство юмора, он умен и довольно наблюдателен, будто слепота открыла ему мир в сердца людей. Иногда она даже позволяет себе положить голову ему на колени, чтобы он касался ее волос. Тогда по ее телу бегут приятные щекочушие мурашки, а голова становится легкой.

— Вы рады, что я прихожу к вам, сэр?

— Не угадали.

— Почему?

— Я уже жду вас, будь вы прокляты. А вот вы возьмете и не явитесь завтра — что прикажете мне делать?

— Но это не значит, что я вас бросила, сэр. Я живая, я могу заболеть. Меня может сбить автобус.

— Гм. Я запрещаю вам приближаться к автобусам.

Джинни весело смеется. Рядом с ним можно быть одновременно сильной и слабой.

— Опять этот ваш глупый смех.

— Он вам нравится, сэр?

— Да.

— Угадала! Значит, я имею право еще на один вопрос. А вам приятен мой голос?

— Да. И ваш запах.

Джинни неожиданно краснеет и теряется.

Снейп фыркает.

— Пока вы там воображаете невесть что, поспешу заметить, что слепому проще жить, опираясь на запахи, интонацию и прочие звуки, доверять только им. А раз вы молчите, следовательно, придумали себе всякие неосуществимые глупости.

— Например?

— Что вы способны в меня влюбиться. И более того, что это взаимно.

Тишина. Тихо льется вода в фонтане. Над кустами роз летают бабочки.

Джинни сглатывает. Снейп произносит вслух то, в чем она боится себе признаться.

— С чего вы взяли, что я в вас влюблена?

— У вас учащается дыхание. Дайте сюда вашу руку.

Джинни покорно протягивает вперед ладонь и касается его узловатых пальцев. Он нащупывает ее пульс и довольно улыбается.

— Тело не обманешь, она наша звериная часть, изящных слов не знает. Бешеный, яростный стук от сердца сквозь кровавые нити. Видите ли, одно из преимуществ быть слепым — это иметь абсолютное право на прямолинейную правду. Так что возьмите вашу книгу и идите ко всем чертям, пока не поздно. Для вас это доброе дело, а для меня — пытка. Я вас постоянно воображаю в своей непроглядной тьме. Вы идете свозь мрак, и ваши рыжие волосы отдают золотым сиянием. Я делаю с вами всякие неприличные вещи. Я знаете ли, упустил много радостей в жизни.

Джинни отнимает ладонь и, замерев на мгновение, проводит кончиками пальцев по его волосам.

— Прямолинейность мне и нужна, сэр. Все вокруг лгут. Пытаются притворяться, будто у них все хорошо. Вы среди них — настоящий.

— Я среди них самый большой лжец, мисс незнакомка.

— Вы только что говорили про преимущества быть слепым. Одно из них — невозможность предугадать, что сделает невидимый друг.

Джинни наклоняется и целует его, ее волосы скрывают их поцелуй и от мальчика с единорогом, и от цветущих роз. Невинный, нежный, короткий, но полный предчувствия поцелуй. Они оба на нулевом меридиане — так Гермиона говорит обо всех вокруг.

— Вы просто исчадие ада. — его руки находят ее талию, властно обнимают ее. — Пахнете настоящей женщиной, которая умеет давать надежду умирающему. Знаете, как медсестры в военных госпиталях уверяли смертельно раненых, что выйдут за них это замуж и клялись в вечной любви. Святая ложь во спасение.

Джинни высвобождается из плена, глядя на него внимательно.

— А вы, сэр, вы хватаетесь за соломинку — или за меня?

— Это одно и то же.

— Вовсе нет. Я хотела бы знать, что нравлюсь вам не потому что прихожу сюда уже три месяца подряд, а потому что вам нравится моя сущность. Иначе вместо меня можно было бы легко поставить другую, заменить чуть треснутую фигуру на шахматной доске.

— Хотите какого-то прямолинейного признания? Его не будет.

Джинни направляется в сторону лифта. Ей необходимо побыть одной после того, как он вслух высказал то, что она только нащупала внутри себя. Колеса инвалидной коляски шуршат за ее спиной, преследуя.

— Куда вы собрались, черт бы вас побрал?

— Мне пора, сэр. Правда, пора.

— Не смейте уходить! — шуршание становится яростней. — Черт!