За чашкой чая

Солнце давно перевалило за полдень, когда она, почувствовав усталость, решила передохнуть. Осень в этом году затянулась не на шутку, и, несмотря на то, что октябрь подходил к концу, временами стояли почти летние дни. Во всяком случае, на дворе было по-настоящему тепло. И только воздух, наполненный тонким, чуть терпким ароматом последних цветов, словно говорил о том, что лето, жаркое и беззаботное, все-таки закончилось.

Миссис Фигг откинула со лба серебристую прядь и критическим взглядом осмотрела сад. Глицинию, что она посадила еще четырнадцать лет назад, нужно было срочно обрезать, но густо разросшиеся тыквы так плотно переплели побеги, что добраться до нее не представлялось никакой возможности. Огромные оранжевые плоды уродились на славу и заполнили собой слишком много места.

"Ничего, — подумала хозяйка этого маленького Рая, — ничего. Завтра Хэллоуин, и угол очистится от этих "Золушкиных карет".

Она сделала несколько шагов и остановилась: маленькая белая бабочка, едва касаясь лепестков, опустилась на цветок поздней редиски и причудливо сложила крохотные крылышки. И почему-то это незамысловатое действо заставило миссис Фигг очнуться от состояния тяжелой окаменелости, в котором она пребывала все это время. Тогда она села прямо посреди зарослей ясменника и расплакалась. Расплакалась так, как может плакать только немолодая женщина, повидавшая на своем веку много трудностей. Пережившая столько радостей и горестей, что с лихвой хватило бы на несколько человек. Плакала она долго. Захлебываясь в рыданиях, перемежающихся всхлипами и стенаниями, утратив счет времени и целиком отдаваясь своему неизбывному горю.

Но постепенно неиссякаемые потоки слез стали затихать, и она, все еще судорожно вздыхая, взяла себя в руки. Вытерла краем фартука мокрое лицо и начала убирать лук. Покончив с ним, нарезала целую охапку мелиссы и тщательно увязала ее в аккуратные плотные пучки, издающие тонкий, свежий аромат. Приближались сумерки. Мошки стали роиться гуще, и миссис Фигг, отмахиваясь от самых надоедливых, перешла на другой участок. Она работала до тех пор, пока солнце окончательно не спряталось за горизонтом. Чистенькие дорожки, выложенные плитами из белого известняка, в темноте напоминали теперь собой гигантского осьминога, что раскинул по саду длинные щупальца.

Женщина окинула удовлетворенным взглядом свои владения и только сейчас почувствовала, как сильно устала за день. Растирая натруженные кисти рук, вошла в непривычно тихий дом, включила свет в маленькой опрятной кухне и занялась ужином. Ветерок из полуоткрытого окна чуть колыхал симпатичные ситцевые занавески, но хозяйка, неторопливо переходящая от одного столика к другому, казалось, вовсе этого не замечает. Приготовить себе более чем скромную еду не заняло и нескольких минут. Еще бы! Пара ложек макарон с кусочком масла и стакан молока, вот и все, что составило сегодня вечернюю трапезу. Глубоко погруженная в свои невеселые мысли, миссис Фигг не заметила, как съела все до последней крошки, но, похоже, ей было абсолютно безразлично, чем именно ужинать: мало того, что у нее не было аппетита, так еще и пища стала казаться абсолютно безвкусной. Единственное, чему она всегда отдавала предпочтение, так это чай. Вот и сейчас, прихватив с собой чашку обжигающего напитка, она вошла в уютную гостиную и присела на низенький диван. Ярко-рыжий полосатый кот, до этого момента внимательно наблюдавший за хозяйкой, тут же запрыгнул и угнездился на ее коленях, свернувшись в теплый меховой клубок.

Слушая, как бьются в стекла под усилившимся порывом ветра ветви яблонь, миссис Фигг задумчиво смотрела на темные окна. Погрузившись в воспоминания, она совсем потеряла счет времени, пока вдруг не услышала (нет, скорее, почувствовала) тихий стук в дверь и закрыла глаза. Боже, до чего же они надоели! Она сыта по горло пустыми разговорами!

"Пусть себе стучат — подумалось ей, — постучат и уйдут". Но странное чувство, что она хорошо знакома с поздним визитером, не покидало. Звук от двери повторился. И она узнала: такой деликатный и в то же время настойчивый стук мог принадлежать только одному человеку. Миссис Фигг машинально погладила навострившего уши кота, вгляделась в полумрак прихожей и, словно не веря самой себе, негромко пригласила:

— Входите, профессор Дамблдор. Открыто.

То, что не ошиблась, она поняла сразу: с тихим скрипом дверь отворилась, и в дверном проеме, как в раме картины, показался высокий пожилой мужчина. Длинная седая борода, высокая остроконечная шляпа и необычного кроя мерцающее одеяние, похожее на балахон, могли бы удивить любого, но не хозяйку дома — она действительно была знакома с этим диковинным господином. А гость тем временем уже повесил на крючок шляпу и, тепло улыбаясь, сказал:

— До чего же приятно снова видеть тебя, Арабелла.

— И мне тебя, Альбус, — ответила та, удивляясь, как странно было произносить это имя после стольких лет. — Я собираюсь пить чай. Выпьешь чашечку?

Профессор кивнул, и глаза его мягко засветились:

— Не откажусь. И, если можно, добавь немного мяты.

Миссис Фигг усмехнулась и, ссадив с колен упирающегося кота, поманила Альбуса за собой в кухню. Старенький обеденный стол чуть слышно скрипнул, когда гость в ожидании обещанного угощения, вытянул и сцепил в замок лежащие на столешнице руки. Дамблдор осмотрелся: за все годы, что он был здесь в последний раз, практически ничего не изменилось. Разве что привычная скромная обстановка приобрела теперь тот неуловимый оттенок, который накладывает на все и всех неумолимое время. На плите весело забулькал чайник. Хозяйка аккуратно наполнила чашку для профессора, и в воздухе разлился тонкий аромат мяты и шиповника. Подвинула ее к нему и сама присела напротив.

— У тебя всегда был самый вкусный чай в мире, — Дамблдор сделал маленький глоток душистого напитка и даже зажмурился от удовольствия. Ни дать ни взять кот, отведавший сливок.

Но все эти любезности ничуть не обманули хозяйку дома. Она не сводила пытливого взгляда с неожиданного гостя до тех пор, пока его ярко-голубые, скрытые за стеклами очков, глаза не пересеклись с ее, печальными и усталыми.

— Чего ты хочешь, Альбус? Тебе что-то нужно от меня. И я хотела бы знать, что именно. Ты ведь даже не пришел, чтобы выразить свои соболезнования. Да и других поводов было предостаточно.

Дамблдор виновато потупился. Миссис Фигг была абсолютно права. Он вдруг вспомнил, что она была одной из немногих, кто читали в его душе, как в открытой книге. Не ответить начистоту означало бы оскорбить не только ее, но и их прежнюю дружбу. Профессор в замешательстве прочистил горло. Оттягивая момент неизбежного объяснения, снял очки-половинки и тщательно протер их. Надел. Сделал еще один глоток чая ("Это и вправду лучшее питье из всех, что я пробовал в последнее время"). Снова бросил на нее быстрый взгляд: она терпеливо ожидала ответа. Тогда он на мгновение задержал дыхание, словно намеревался нырнуть в ледяную воду и, глядя ей прямо в глаза, серьезно проговорил:

— Я хотел просить тебя об одолжении.

Миссис Фигг не произнесла ни слова.

— Об очень большом одолжении.

Ответом ему вновь стала тишина.

— Думаю, никто не сможет справиться с этим лучше, чем ты.

— Ближе к делу, Альбус, — нетерпеливо потребовала та, к которой так проникновенно обращался Дамблдор.

Тот несколько смущенно улыбнулся и мягко проговорил:

— Мне нужно, чтобы ты присмотрела за ребенком.

Миссис Фигг распахнула глаза:

— Нянчиться с младенцем?!

— Ну, я не сказал бы, что это именно то, о чем ты могла бы подумать...

— Альбус, я начинаю терять терпение, — довольно бесцеремонно прервала его Арабелла. — У меня выдалась слишком тяжелая неделя, чтобы еще и ребусы твои разгадывать.

— Да, конечно, я понимаю, — извиняющимся тоном быстро продолжил профессор, — поверь, я очень скорблю о твоей потере...

— Спасибо за сочувствие, — вновь прервала его миссис Фигг и кивнула в сторону чайника. — Еще?

Дамблдор охотно подставил свою чашку. Он знал, что Арабелла ждет и терпение ее уже на исходе, но... не мог начать! Он даже решил подумать о чем-нибудь постороннем, чтобы потом легче было собрать нужные мысли воедино, а в голову, как назло, лезли только пятьдесят восемь способов плетения бороды в косу. Однако, тянуть дальше не представлялось возможным.

— Это касается Поттеров... — неуверенно начал он.

— Знаю. Они погибли, — неприязненно отозвалась миссис Фигг.

— Но ребенок... он выжил.

У Арабеллы перехватило дыхание.

— Как такое могло случиться? — сказать, что в она была сражена этим заявлением, значит не сказать ничего.

В волнении встала и несколько раз смерила шагами кухню. Затем снова заняла свое место напротив профессора:

— Как?!

— Мы и сами не возьмем в толк, — развел тот руки, — но малыш, Гарри, должен быть защищен. И защищен надежно. Правда, сейчас он в безопасности, насколько я знаю. В доме своей тети. Но оба мы, и ты, и я, слишком хорошо знаем, насколько живуч Волдеморт и его приспешники. Больно сознавать, что и ты не избежала этой печальной участи...

Миссис Фигг остановила его нетерпеливым жестом:

— Ты хотел, чтобы я присмотрела за ребенком... За этим ребенком?

Дамблдор прекрасно понимал, что ступил на скользкую почву, но что ему оставалось сделать, если не попытаться склонить эту воинственную даму к согласию?

— Не подумай, тебе не нужно будет растить его. Всего лишь...

— Да как у тебя язык повернулся? — перебила она его в очередной раз. Резко встала из-за стола и быстрым шагом вышла из кухни.

— Как у тебя ума хватило предлагать мне подобную вещь, — будто рассерженная змея прошипела откуда-то из полумрака.

— Арабелла, — догнал ее Дамблдор, — Арабелла, выслушай меня, пожалуйста. Я понимаю, что это очень самонадеянно с моей стороны, но...

Похоже, в этот вечер ему не суждено было закончить ни одной фразы, потому что миссис Фигг подошла к нему вплотную и, буравя того ледяным взглядом, яростно прошептала:

— Самонадеянно? Самонадеянно?! Прошло четырнадцать лет, как именно в этот день моя единственная дочь погибла по вине Волдеморта. А три дня назад мои внук и зять были убиты одним из его прихвостней. Этот ублюдок уничтожил всех дорогих мне людей, — она судорожно вздохнула, — и теперь приходишь ты и говоришь, что я должна "присмотреть за ребенком"!

Дамблдор завороженно наблюдал, как густые тени в плохо освещенной комнате превращают ее лицо, с застывшим на нем выражением ужаса, в античную маску. Маску Трагедии.

— Пожалуйста, Арабелла, — осторожно начал он снова.

Миссис Фигг метнулась от него к приоткрытому окну и прислонила пылающий лоб к холодному стеклу. Пьянящий аромат осени ласкал ее лицо, в то время как она тщетно боролась с, казалось, давно похороненными на дне души, воспоминаниями.

Профессор услышал, как она, словно говоря сама сама с собой и ни к кому не обращаясь, тоскливо обронила:

— Мы много ссорились с Кэтлин из-за ее брака. С магглом. Так бездумно выбрать жизнь простецов и при этом предать весь наш древний род ради... любви! Я тогда поклялась, что никогда больше не скажу ей ни слова, — она стыдливо опустила голову и прошептала: — и почему я выбрала именно это, чтобы ранить себя еще больнее...