Крылья радуги

..3.. Четвертый чемпион

На следующее утро, едва за окнами забрезжил рассвет, Гарри вскочил с постели, скоренько оделся и выскользнул из спальни. Ему не терпелось поскорее увидеть настоящих пегасов.

Парадные двери замка были, к счастью, уже открыты, и подросток без труда вышел на улицу. Прохлада и сырость заставили его зябко поежиться, по земле стелился белесый туман. Глаза Гарри зашарили по территории, ища лошадей. Сейчас знакомый пейзаж был разбавлен двумя новыми предметами: парусный корабль у причала и синяя карета шармбатонцев за домиком лесничего, длинная и широкая, как фура сухогруза, только с окошечками и на высоких ажурных колесах. Крылатые кони нашлись в загоне на опушке леса, там, где Хагрид в прошлом году показывал им гиппогрифов.

Подойдя к каменной изгороди, Гарри забрался на её широкий верх, сел верхом и устремил влюбленный взгляд на крылатых красавцев: золотистая (соловая) масть, белые гривы, рост со среднего индийского слона. Сейчас кони выглядели не так грозно, как вчера в упряжке, их глаза, красные и выкаченные от ярости, теперь были обычными, лиловыми и спокойными, с присущим лошадям даосским выражением. Сложенные на спине крылья чуточку скрадывали их конские стати, из-за них они казались чрезмерно полными. Гарри кони видели, косились на него любопытным оком, но ближе не подходили — не считали это нужным. А сам Гарри не рискнул подойти к незнакомым животным. Так и просидел на заборе до полного рассвета, любуясь невероятными созданиями, влюбляясь в их белые морды. Несколько раз мимо него прошел конюх с лопатой и тачкой — он убирал за конями навоз — и с Гарри они обменялись вежливыми кивками приветствия, поговорить им помешал языковой барьер.

К себе Гарри не стал возвращаться, а прошел сразу в зал, где все уже собрались на завтрак, Рон при этом тут же прожег его подозрительным взглядом… Не замечая этого, Гарри принялся за овсянку, краем уха слушая утренние новости о том, кто бросил свое имя в Кубок, а кто ещё нет, о том, как Фред с Джорджем выпили зелье старения и обросли бородами, а мадам Помфри привела их в порядок. Неуверенно посмеялся, не зная, жалеть ли, что пропустил такое зрелище — бородатые близнецы, но тут же решил, что нет. Крылатые лошади были во сто крат зрелищнее.

Доев кашу, Гарри взялся было за пирог с почками, но тут на лавку рядом с ним вспрыгнула Заплатка и потребовала внимания и кусочек пирога. Кошка была настолько яркой, что привлекла внимание всего зала: на неё смотрели, показывали пальцем и перешептывались. Увидел её и Виктор, громко засмеялся и воскликнул:

— Какая ириска!

Гарри с интересом глянул на него, и тот пояснил:

— У нас просто таких кошек трехцветных (бело-черно-рыжих) почему-то ирисками называют. Причем такими бывают только кошки, котов такой расцветки я не видел.

Говорил Крам с жутким акцентом, но Гарри понял и пожалел:

— Жаль, я не знал об этом раньше, а то бы так и назвал — Ириской.

За профессорским столом, глядя на это, поморщился Дамблдор, покачал головой и с досадой произнес:

— Откуда у мальчика кошка? И зачем? Разве ему совы недостаточно?

Северус тоже глянул в зал, на приметную кошку на столе, которую Поттер чем-то угощал с рук. И напрягся, услышав дальнейшее недовольное бурчание директора:

— Непорядок, в мои планы не входило, чтобы мальчик держал кошек… — и к МакГонагалл, строго и внушительно: — Минерва, проследите за тем, чтобы Гарри Поттер избавился от кошки!

— А зачем, Альбус? Вроде нет запрета насчет содержания кошек студентами… — не поняла та.

— Ну как же, Минерва, мальчик учиться должен, а кошка время занимает, ухода требует, — принялся увещевать директор. Минерва поджала губы, не согласная с его доводами: у некоторых других студентов есть кошки, и они прекрасно со всем успевают, и с учебой, и с заботой о своих питомцах. Так же полагал и Северус, и он подозрительно покосился на Дамблдора — что-то он мутит, ну с чего бы у Поттера кошку ликвидировать?.. Чем она помешать-то может? И какие-такие у него планы, в которые кошка вот никак не входит? А директор тем временем рукой махнул на несознательность Минервы, пробурчав себе под нос:

— А, ладно, всё равно уж…

Ну всё равно так всё равно, а то заладил… и Северус успокоился, поняв, что Альбус отстал от Поттера и его кошки. Кстати, знакомая окраска, как у того котенка, что сидел в детской кроватке с плачущим ребёнком, когда он нашел мертвую Лили… Не та ли кошка? Интересно, как она с Поттером оказалась?

Один только Хагрид не задавался этим вопросом, он попивал пиво из ведерка, умиленно смотрел на кису на столе и вспоминал, как тот черепаховый кроха вцепился коготками в одеялко и повис на нем, когда он Гарри из развалин забирал. Ну разве можно было разлучать таких славных детёнышей?! Так и привез он их тогда на Тисовую, закутанных в одно одеяльце — маленького Гарричку и трехцветную малышку…

Субботний день, видимо, решил поиздеваться над детьми, потому что как-то обрел власть над временем — растягивая и жуя его, как резиновую жвачку, неспешно смакуя, пока не распробовался и не исчез последний намек на клубничный аромат и вкус, пока не прочистился от остатков пищи каждый зуб: и передние резцы, и коренные, и моляры… Но и на этом суббота не остановилась, продолжая жевать и растягивать резинку различными жгутиками, выдувая пузыри всех размеров и толщины. Поверьте, это очень важное занятие: пока не ужуешь жевку как следует, ни на что другое отвлекаться не смей. Как говорится — и весь мир подождет!

Но как бы ни растягивала суббота время-жвачку, она всё же ужевалась, стала невкусной и непригодной, а часы дотикали, довели время до вечера, до долгожданного ужина и решения Кубка. Весь день Гарри знакомился с иностранцами, кружил вокруг загона, рассматривал коней, а с разрешения конюха-грума даже погладил их чудесные белые морды! И даже — держите меня — потрогал крылья настоящего, всамделишного пегаса!!! Вот ей-богу, пегас для Гарри оказался куда круче вшивого гиппогрифа, потому что он воплощал в себе истинно всё конское: красоту и грацию лошади, её благородство, скорость и свободу, волю и ветер, так же, как и крылья олицетворяли собой полет и небо…

А хагридов гиппогриф хоть и крылат, но уродлив: низкорослое конское тело спереди перетекало в хищную орлиную голову со стальным клювом, передние ноги заканчивались когтистыми лапами, с жуткой методичностью располосовавшими руку Малфою, оставив на ней рану глубиной с траншею, а ещё у гиппогрифа были выпученные оранжевые глаза, с холодной яростью глядящие прямо в душу и ни на йоту не располагающие к себе. Такого зверька не особенно хочется потискать, скорей наоборот, прогнать и забыть. Так Хагрид его ещё и прокатиться на гиппогрифе заставил! Тот полет на скользкой спине не доставил Гарри удовольствия: сплошные перья, холодные и покрытые жировой пленкой, а сам зверь почему-то пах больным голубем, удушливо и неприятно…

Так, ладно, хватит лирики. Настал вечер: студенты, профессора и гости снова собрались в Большом зале за празднично накрытыми столами, опять полакомились заморскими кушаньями с золотых блюд, для болгар и французов английская еда тоже была в диковинку. Все ели и поглядывали в сторону Кубка на табурете, его синее пламя загадочно и беззвучно плясало, играя тенями на стенах и лицах.

Наконец золотые тарелки засияли первозданной чистотой. Зал зашумел, загудел было, но тут же смолк — Дамблдор поднялся с места. Сидящие по обе стороны от него профессор Каркаров и мадам Максим замерли в напряженном ожидании. Людо Бэгмен, как всегда, сиял, подмигивая то тому, то другому в зале. У Крауча, напротив, вид был безучастный, почти скучающий.

— Кубок огня вот-вот примет решение, — начал Дамблдор. — Думаю, ему требуется еще минута. Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к столу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. — Он указал на дверь позади профессорского стола. — Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Он вынул волшебную палочку и широко ей взмахнул; тотчас все свечи в зале, кроме тех, что горели в тыквах, погасли. Зал погрузился в полутьму. Кубок огня засиял ярче, искрящиеся синеватые языки пламени ослепительно били по глазам. Но взгляды всех всё равно прикованы к Кубку, кое-кто поглядывает на часы… Кто-то выдохнул срывающимся голосом:

— Осталась одна секунда…

Не успел он договорить, как пламя всколыхнулось и заалело, выплевывая с коротким пфуканьем обгорелый клочок пергамента. Стоящий рядом с Кубком Дамблдор поймал его, сдул искры и зачитал:

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам.

Поднялся страшный гвалт и ор, громче всех вопил Рон, от восторга чуть не выпрыгивая из кожи:

— Так и должно быть!

Каркаров ликующе погрозил кулаком кому-то в потолок. Виктор Крам поднялся с места и, ссутулив плечи, вразвалку двинулся к Дамблдору, повернул направо и, миновав профессорский стол, исчез в соседней комнате. Взгляды всех вновь сошлись на Кубке. Тот, дождавшись к себе внимания, исправно покраснел, поднатужился и выплюнул второй листок, похожий на призовую розетку с ленточкой и бантиком. Дамблдор поймал его, понюхал, уловив тонкий запах французских духов, сморщил крючковатый нос и оглушительно чихнул. Зал и Кубок терпеливо подождали, пока он прочихается, продышится, высморкается в платок и зачитает имя второго чемпиона… голос директора был сиплым от заложенного носа:

— Чемпион Шармбатона — Флер Делакур.

Крики на сей раз были сдержаннее — знаменитостей среди французов не было, да и девочки отчего-то не обрадовались — они дружно разрыдались, провожая счастливицу. Стройная блондиночка походкой лани устремилась в ту комнату, дежурно улыбаясь и рассылая воздушные поцелуи.

В третий раз взоры устремились на Кубок огня, тот послушно подобрался, напрягся и, пфукнув, выплюнул последний клочок, который Дамблдор поймал с нервной поспешностью, вчитался, просиял и громко объявил ликующим голосом:

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори.

Боже… что тут началось. Как стены выдержали волну единодушного рева из более чем трехсот глоток, до сих пор непонятно. Рон, правда, орал совсем другое, с протестом:

— Ну почему он?

Но его, к счастью, никто не услышал за общим гомоном. Дамблдор стоял и ждал; вот, наконец, зал угомонился, и он, довольно улыбаясь, начал вступительную речь:

— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая учеников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защищать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад…

Дамблдор внезапно остановился, и все сразу поняли, почему. Кубок огня вдруг затрясся, смущенно и как-то виновато покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя и выбросило еще один пергамент. Незапланированный и никем не ожидаемый. Дамблдор, не раздумывая, протянул руку и схватил его. Поднес к огню и воззрился на имя. Повисла длинная пауза. Дамблдор смотрел на пергамент, весь зал смотрел на него. Наконец он кашлянул и прочитал:

— Гарри Поттер.