Русалка по соседству

Черт возьми, я бы хотела, чтобы у меня все еще был мой клинок.

«Ты должна вести себя прилично, Ева, — слова Мары звучат у меня в ушах. — Не позорь имя Эварда».

Эвард… как же я желаю его доброй улыбки и мягких манер. Он так отличался от своего брата…

Эвард, как и Каллен, был красивым и упрямым. Но, в отличие от Каллена с его пятью (или шестью?) женами, Эвард действительно понимал, что значит любить и заботиться о другом. Каллен — повеса, он всегда был больше озабочен погоней за хвостом (буквально), чем своими обязанностями мужа и обязанностями короля.

И какая бы у него ни была эта одержимость мной…

Каллен совсем не похож на Эварда, и я ненавижу идею выйти за него замуж, но поскольку он король, не важно, что я думаю. Не важно, что я его не люблю, что я едва могу его выносить, что мысль о его руках на мне вызывает у меня желание нырнуть в самую глубокую, самую темную дыру и никогда больше не вылезать. Ничего из этого не имеет значения, потому что женщины не имеют значения. Мы просто жены и матери, и если у нас нет детей, мы ничто.

Глядя на Каллена сейчас, я вдруг мечтаю присоединиться к ничтожествам. Жить в одиночестве определенно лучше, чем жить с Калленом и каждый день видеть его самодовольное лицо.

— Я дам тебе совет, — говорит он, глядя на меня сверху вниз. Он хватает меня за руку, и мы плывем к Корсике.

— Мне не нужны твои советы.

— Я все равно дам его тебе, — его хватка на моей руке крепчает. — В моем доме нет места бунтарке.

— Тогда не приглашай меня в свой дом, — выплевываю я слова ему в ответ, изо всех сил пытаясь высвободиться, но он только крепче сжимает. — Я не хочу за тебя выходить, и ты это знаешь!

— Чего ты хочешь, не имеет значения, — отвечает Каллен, глядя на меня свысока. — Ты принадлежишь мне и всегда принадлежала. Теперь я просто забираю тебя.

— Единственным мужчиной, которому я когда — либо принадлежала, был твой брат, — хотя меня возмущает мысль о том, что я принадлежу кому — либо, я говорю эти слова, потому что знаю, какой ответ получу.

— Мой брат мертв! — парирует Каллен. — А это значит, что ты моя, хочешь ты этого или нет!

— Мне это не нравится! — кричу я на него, всерьез борясь с его хваткой, но он держит меня рядом с собой. — Я ненавижу это и ненавижу тебя!

— Ты не должна говорить такие вещи своему королю, Ева, — говорит он доверительным тоном, хмуро глядя на меня, будто недовольный родитель. — Я мог бы убить тебя за это.

— Тогда убей меня! — отвечаю я. — Я скорее умру, чем выйду за тебя замуж, — это почти правда.

Он откидывает голову и смеется.

— Тебе завидует каждая женщина на Корсике.

— Они все могут заполучить тебя.

— И, возможно, получат, — его усмешка злая и невероятно уродливая.

— К счастью для меня.

— К счастью для тебя.

Пальцы Каллена крепко сплетаются с моими, будто побуждая меня отпустить. За ним трудно угнаться — я быстрая, но он гораздо крупнее, и мне приходится плыть вдвое усерднее, чтобы не отставать.

По мере того, как мы приближаемся к Корсике, реальность всего, что вот — вот произойдет, становится для меня намного более настоящей, намного более осязаемой.

Я смотрю на брата мужа, и мне вдруг хочется плакать.

Я собираюсь провести остаток своей жизни с кем — то, кого я ненавижу.

И что еще хуже, я больше никогда не смогу покинуть Корсику. Жены не покидают своих домов, своих гнезд или своих супругов, если только они не были изгнаны за непослушание или неверность.

С этого момента я, вероятно, никогда не увижу даже границы города.

И мне даже не удалось поохотиться на того угря.

Глава вторая

Дворец Калленов, Эвермор, объективно красивый. Я не могу этого отрицать. Ни для кого не секрет, что Каллен решил построить свой дворец, а не жить в доме своих предков, Грендалине, дворце, где я живу… жила до завтра. Уверена, Каллен ненавидит тот факт, что Эвард звучит на каждом шагу Грендалина, потому что Каллен всегда жил в тени своего брата. Какая — то часть Каллена точно почувствовала облегчение, когда Эвард умер.

Эвермор — самый большой из дворцов на Корсике (даже больше Грендалина), расположен на краю гигантского рифа, усеянного яркими анемонами и кораллами, где постоянно можно увидеть рыб — клоунов и других более крупных и ярких рыб.

Эвермор в три этажа в высоту и сделан из обсидиана, черного камня, который сочетается с остальными скалами и рифами. Залы сияют разными биолюминесцентными растениями и существами, освещающими наш путь.

Рука Каллена крепко сжимает мою, пока он ведет меня внутрь, чтобы представить всем как свою будущую жену. Номер шесть. Или, может, я — счастливый номер семь. Я все еще не уверена, но думаю, что скоро узнаю.

Все внутри меня сжимается, когда мы вплываем в большой бальный зал, заполненный русальим народом, деловито болтающим между собой. Комната битком набита, и гул их голосов действует как лезвие, пронзающее мою голову.

Каллен созывает внимание всех в комнате, когда мы входим, но я не уверена, что он говорит, потому что мой разум уже кружится, вбирая в себя всё и всех вокруг меня. Я всегда ненавидела быть в центре внимания, и теперь я именно там. На показе, чтобы все видели, чтобы все могли судить.

Я слышу насмешки и шепот из зала:

— Разве она не прекрасна?

— Для сорокалетней.

— Красивая, хотя я слышал, что с ней сложно.

— Да, Эвард всегда говорил, что она энергичная.

— Разве она не старовата для жены короля?

— И она не родила детей Эварду.

— Так почему…

Все, о чем я могу думать, это паника, медленно расползающаяся по моему телу. Голос Каллена эхом разносится по комнате, он зовет своих жен, и они собираются вокруг нас. За исключением Мары, все остальные его жены, кажется, имеют одинаковое лицо с разным цветом волос — по крайней мере, их выражения у всех одинаковые — мягкие, однородные, тусклые.

Одна из них заметно старше остальных, с глубокими морщинами вокруг рта и глаз и сединой в волосах. Она выглядит так, будто ей уже за шестьдесят, и именно тогда я кое — что припоминаю о смерти ее мужа десять лет назад и женитьбе Каллена на ней.

Седина ее волос отражается в плавниках на хвосте. Она довольно спокойная, но из — за возраста, думаю, Каллен не обращает на нее особого внимания. Судя по ее хмурому лицу, она так же разочарована тем, что я — жена номер семь, как и я.

Вторая и третья жены выглядят так, будто могут быть сестрами, их черты идентичны вплоть до оттенка зеленых глаз и волнистых длинных черных волос. Единственная видимая разница в том, что у одной из них немного меньше плавников на бедрах, чем у другой.

У четвертой жены рыжие волосы и карие глаза, и ее живот округлен с ребенком. У пятой и шестой жен светлые волосы и голубые глаза, как у меня. И одна из них тоже беременна, правда, едва заметно.

— Вы все знаете Еву, — говорит Каллен в качестве вступления.

Кроме Мары, не все они знают меня. Поскольку жены становятся собственностью их мужей, жены Каллена были заперты в Эверморе, и я никогда не встречала их. Может, мимоходом, но не в лицо. Они что — то бессвязно бормочут, но никто из них не представляется. И я ничего не говорю. Через несколько секунд я понимаю, что на этом наше знакомство закончилось.

— Она присоединится ко всем вам завтра, — добавляет он, будто они еще этого не знают.

Посейдон, я ненавижу его даже больше, чем несколько секунд назад.

Он дергает меня за руку и тянет вперед, к остальной толпе. Затем он начинает рассказывать о том, как он счастлив принять вдову своего брата и как он знает меня с тех пор, как я была юной русалкой. В этот момент меня тошнит, но я не делаю этого. Я играю роль леди, даже когда чувствую, как моя душа увядает и умирает внутри меня.

Каллен говорит что — то о том, что всем весело, а затем зал наполняется звуками музыки, и все возвращаются к тому, чем они занимались до того, как мы их прервали.

— Мы должны возглавить танец, — говорит он, сосредотачиваясь на мне и хмурясь.

Я ничего не говорю, потому что знаю, что он прав. Вместо этого я позволяю ему взять меня за руки, провести к центру зала. А потом мы просто носимся по комнате, плывя под звуки океанских инструментов, а все вокруг смотрят и, несомненно, судят.

— Улыбайся. Ты выглядишь несчастной, — приказывает Каллен.

— Это потому, что я несчастна.

— Тогда сделай вид, что это не так. Ты должна соблюдать приличия.

— Я никогда не была хорошей актрисой.

— Пора начать.

Он кружит меня и улыбается всем, кто все еще смотрит на нас.

— Ты быстро поймешь, что не хочешь меня рассердить, — шепчет он уголком рта. — Тебе не понравится наказание.

— Я бы предпочла, чтобы ты просто прикончил меня и избавил от страданий прямо сейчас. Ты окажешь нам обоим услугу.

— Возможно, если бы ты не была такой привлекательной, я был бы склонен принять твое предложение.

Вижу в толпе Мару, улыбающуюся всему и всем, как это свойственно ей. Маре тридцать шесть, и у нее всегда было красивое лицо, хотя в последнее время материнство придало ему еще несколько морщин и округлость щекам.

Мара не похожа на меня — она довольна своим местом в жизни и довольна тем, что доживет до конца своих дней, вынашивая отродье какого — нибудь русала и выполняя его приказы. Я пыталась привить ей некоторые из своих бунтарских наклонностей, но это ни разу не сработало. И, может, это и к лучшему — жизнь с Калленом была бы намного проще, если бы я не боролась с этим. Я это знаю, но ничего не могу поделать. Я всегда была… буйной.

Я пытаюсь улыбнуться Маре, но получается слабо. Она машет мне рукой, и я вижу, что она пытается меня подбодрить. Но она знает, как сильно я терпеть не могу Каллена. Она его тоже терпеть не может, но она гораздо вежливее. Вежливая и принимающая.

Музыка заканчивается, и все начинают аплодировать, когда Каллен возвращает меня к своему выводку жен — зомби. Остальная часть комнаты начинает заполнять танцпол, и мне снова хочется плакать.

Каллен фыркает что — то невнятное и исчезает в толпе тусовщиков. Я возвращаюсь в шабаш жен Каллена, ничуть не готовая, не желающая и не способная вести праздную и бессмысленную болтовню.

— У тебя впереди долгая и прекрасная жизнь, — говорит старейшая жена — русалка с кривой улыбкой, глядя на меня. — Каллен настолько труден, насколько кажется.

— Отлично, — ворчу я в ответ, удивленная ее циничным тоном.

Она пожимает плечами.

— Ты знаешь, какие мужчины.

Знаю. Это часть проблемы.

— Я — Джейд, — наконец, говорит она. — Первая жена.

Я киваю, инстинктивно кланяясь в знак уважения. Как первая жена, Джейд больше всего контролирует домашнее хозяйство. Она следит за тем, чтобы все шло гладко — она как мать в доме.

— Я — Ева, как вы уже знаете, и я седьмая жена… скоро буду, видимо.

— Это Масенн и Ларей, — говорит Джейд, указывая на черноволосых близняшек соответственно. Масенн, та, у которой меньше плавников, быстро кивает мне. Ларей делает то же самое, но не вкладывает в это много энергии. Затем они снова начинают наблюдать за комнатой.