Магистр Войны

Гаунт поджал губы.

Комиссар Вэйном Бленнер поднялся с рулона упаковочного материала, чтобы присоединиться к ним.

— Моя идея, Ибрам, — поспешно сказал он. — Просто легкое ослабление старого ошейника, понимаешь?

Гаунт посмотрел на своего старого друга. Бленнер казался удивительно расслабленным.

— Я уверен, что мы все можем воспользоваться некоторым бездействием, — сказал он.

— Я собирался предложить формальное собрание, — сказал Бленнер. — Достать кое-какой приличной еды и вина со склада. Все приглашены. Оркестр может сыграть. Танцы, а? Мы можем сбросить это настроение. Первый заслуживает этого, Ибрам.

— Заслуживает, — согласился Гаунт.

— Хорошо.

— Но сейчас не время, — сказал Гаунт. — Нам нужно перейти на вторую инструкцию.

— С каких пор?

— С данного момента, Вэйном, — сказал Гаунт.

Бленнер сглотнул.

— Вторая инструкция? — спросил он.

— Да. «Приготовиться к бою». Это проблема?

— Нет. Нет, нет. Вовсе нет.

— Мои солдаты готовы, — сказал Вайлдер.

— Хорошо. Ожидайте опасность через двенадцать часов, — сказал Гаунт. — Если начнется бой, берегите боеприпасы. — Он повернулся и покинул ангар.

— Давайте… давайте закончим здесь, — сказал Бленнер Вайлдеру. Ему нужна была кружка воды.

В кармане его мундира была упаковка с таблетками, и он внезапно осознал желание принять одну.

Гаунт остановился снаружи лазарета и замешкался перед тем, как войти. Он понимал, что у него есть хорошая причина войти, и то, что это не было настоящей причиной. Настоящая причина, по которой Гаунт продолжал посещать лазарет, была в том, что он пытался привыкнуть к месту без Дордена.

Он снял фуражку и вошел. Внутренние настенные экраны и ставни были открыты, чтобы расширить место и приспособить раненых полка после битвы в Пределе Спасения. Лазарет все еще был весьма полон. Несколько раненых, как снайпер Нэсса Бурах, попытались сесть и отдать честь, когда увидели его.

Он поднял руку.

— Вольно, все, пожалуйста, — сказала он.

Он пошел через ряды стальных коек, останавливаясь, чтобы поговорить со столькими ранеными, со сколькими мог. Он показал жестами Как ты? Нэссе Бурах, и она ухмыльнулась в ответ и ответила голосом.

— Готова сражаться, — сказала она. Как и многие из Улья Вервун, она потеряла слух во время Зойканской Войны, и язык жестов, которые они выработали, доказал свою жизнеспособность как для действий их разношерстных отрядов против Зойканцев, так и позднее, для тайных операций Танитского Первого. Старший Разведчик Макколл давным-давно адаптировал язык жестов разношерстных отрядов Улья Вервун в качестве невербального кода полка.

Хотя, в последнее время, в личных обстоятельствах, Нэсса пыталась пользоваться своим голосом. Слова выходили с тем слегка гнусавым, закругленным качеством говорящего, который мог только ощущать дыхание своих слов, но они безмерно трогали Гаунта.

— Я знаю, что можешь, — ответил он, без жестов.

Она прочитала его губы и ответила еще одной улыбкой.

Гаунт остановился рядом с койкой Майора Паши и поговорил с ней немного, уверив старшего офицера, что новое пополнение полка, которое было в ее подчинении, было в хорошем состоянии.

— Спетнин и Жукова держат все руках, — сказал он, — и они хорошо взаимодействуют с остальными командирами. Спетнин хороший парень.

— Значит, не Жукова? — спросила Паша.

Гаунт замешкался.

— Она – великолепный офицер.

Паша села и наклонилась вперед, подозвав Гаунта ближе заговорщическим жестом, сделанным руками, которые задушили больше, чем одну из Зойканских глоток в свои дни.

— Она – великолепный офицер, сэр, — согласилась Паша. — Но, она амбициозна и она красива. Не такая красивая, как она.

Паша кивнула подбородком в сторону Нэссы, которая вернулась к своему чтению.

— Нет? — спросил Гаунт.

— Милая, глухая девочка не знает, что она красивая. Орнелла знает. Вот почему ваша дорогая глухая девочка – снайпер, а Орнелла Жукова – капитан.

— О чем вы? — спросил Гаунт.

— Я о том, что Жукова выдающийся командир. Просто обращайтесь с ней, как с любым самоуверенным амбициозным мужиком. Не дайте себя одурачить ее губами и грудями.

Гаунт рассмеялся. Ему весьма нравилась Майор Ив Петрушкевская. Она была высоким, сильным, свирепым ветераном. Он недолго знал ее, и нельзя было сказать, что они долго служили вместе. Паша была прискорбно ранена при несчастном случае во время пробития корпуса до того, как начался бой за Предел Спасения.

Но Гаунт был уверен, что она принесла кое-что Призракам, что уже должным образом считалось. Мощь, руководство, материнскую силу. Отличительную мудрость.

— По правде, сэр, — сказала она, устраиваясь на подушке, — я чувствую себя… пристыженной.

— Пристыженной? — с удивлением спросил он.

— Выбыть из строя до того, как я смогла в ярости сделать первый выстрел, — ответила она, ее рот почти сформировал перевернутую U от неодобрения. — Не знаменательное начало моей службы под вашим командованием.

— Вам нечего доказывать, майор, — сказал он.

— Всем всегда есть, что доказать, — ответила она. — В противном случае, какова цель жизни, сэр?

— Признаю свою ошибку. И хватит этих «сэр», пожалуйста. Вы – одна из старших офицеров. «Сэр» – перед солдатами, но «Ибрам» – передо мной, как сейчас.

— Хах, — ответила она, подняв руки с неприязнью. — Официальность – это дисциплина.

— Тогда, Гаунт? — сказал он.

Ее рот нерешительно снова изогнулся в перевернутой U.

— Может быть.

Он мог сказать, что ей некомфортно. Она пыталась быть открытой, но сантименты ей не нравились. Он сменил тему.

— Послушайте, майор, — тихо сказал он. — Мне нужно рассчитывать на вас.

— Да? — прошептала она, наклонив голову вперед.

— У нас проблема с двигателем. Плохая. Мы можем не добраться до дома. На самом деле, нас может выбросить в реальное пространство в любое время.

Он держал свой голос на минимуме.

— Если это произойдет, мы будем в опасности.

— Нападение? — спросила она.

— Да. Если нас возьмут на абордаж, мы должны будем защищать себя, секция за секцией. Вы защитите лазарет для меня? Поднимете всех способных на защиту?

— Вы отправите сюда ящик с винтовками?

— Запасы ограничены, но, да.

Она кивнула.

— Конечно. Конечно, защищу, — сказала она. — Рассчитывайте на меня.

— Уже, — ответил он.

Она заморгала от удивления и посмотрела на него. Он протянул руку, и она ее пожала.

— Держите это при себе, но будьте готовы, — сказал он.

Он встал с края ее койки и повернулся, чтобы уйти.

— Я буду, Гаунт, — сказала Паша.

Через несколько коек дальше, Элоди играла в регицид со своим мужем. Бан Даур все еще выглядел очень болезненным и слабым от ран, которые получил. Они поженились на пути к Пределу.

— Капитан. Мэм Дютана-Даур.

Они осмотрелись. Элоди начала вставать.

— Я просто приветствую, — сказал Гаунт. — Не позволяйте мне вмешиваться.

— Мило с вашей стороны, сэр, — сказал Даур.

— Разве я мог не остановиться у одного из моих лучших, — сказал Гаунт. — Как оно, Бан?

— Все хорошо. У меня все еще внутренне кровотечение, так они говорят. Есть еще, что заштопать.

— Ты сильный, Бан.

— Да, сэр.

— И она делает тебя сильнее, — сказал Гаунт, смотря на Элоди. — Я узнаю любовь, когда вижу ее, потому что я мало ее вижу.

— Вы льстите мне, сэр, — сказала Элоди.

— Мэм, — начал Гаунт.

— Элоди, — твердо сказала она.

— Элоди, — поправился он. — Пока вы остаетесь с этим полком, вы быстро поймете, что я никогда не льщу никому.

Ближе к концу первого отделения Гаунт наткнулся на Доктора Колдинга, который проводил осмотр. Он проверял Раглона и Канта, которые восстанавливались от серьезных ран.

— Я ищу Керт, — сказал Гаунт.

— Я думаю, что она в задних комнатах, — сказал Колдинг. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет, она проинструктирует вас, — ответил Гаунт. Он сделал паузу.

— Колдинг?

Альбинос повернулся к нему.

— Сэр?

— Поддерживайте ее.

— Я так и делаю.

— Потеря Дордена тяжелая.

— Я едва знал его и я обеспокоен значимостью, — ответил Колдинг. Гаунт кивнул, повернулся и пошел в офисы позади больничного отделения.

Сначала он нашел Капитана Мерина, раздетого до пояса, сидящего прислонившись к спинке стула, пока санитар Керт, Лесп, работал над его спиной чернилами и иглами.

— Простите, сэр, — сказал Лесп, вставая.

Гаунт показал ему «не важно». Лесп был хорошо известен, как татуировщик полка, человек искусства, а в качестве санитара, как поборник гигиены. Гаунт давным-давно прекратил пытаться избавиться от попыток Танитцев не по кодексу украшать свою кожу татуировками.

— Мои извинения, сэр, — резко сказал Мерин, потянувшись к своей рубашке. — Было свободное время, и я подумал...

— Было собрание офицеров, неформальное, — сказал Гаунт.

— Меня не предупредили, — сказал Мерин, и он казался искренне раскаивающимся.

— Все нормально. Оно было неформальным, как я и сказал. Но найди Колеа, чтобы он ввел тебя в курс дела. Впереди могут быть проблемы.

— Конечно, — сказал Мерин.

— Какие татуировки делаешь?

Мерин сделал паузу.

— Просто… просто имена, — сказал он.

— Имена? — спросил Гаунт.

— Книга Мертвых, — сказал Лесп, полуулыбнувшись, затем пожалев об этом, когда увидел выражение на лице Гаунта.

Гаунт сделал круговое движение пальцем повернуться, и Мерин повернулся, чтобы показать свою спину. Торс Мерина был сильным и бугрился мускулами. В нижней левой части спины Лесп наносил список имен черными чернилами. Это были имена людей из Роты Е Мерина, которые погибли в Пределе Спасения. Мерин потерял многих, возможно слишком многих, из-за Локсатлей во время финальной эвакуации.

Лесп наполовину нанес имя «Костин», имя, которое особенно беспокоило Гаунта. До рейда, Рядовой Костин, хронически ненадежный солдат, был обнаружен виновным в получении посмертных вознаграждений через пособия вдов от Муниторума. Гаунту это казалось особенно возмутительным преступлением. Кто-то делал огромные деньги на погибших полка. Костин был убит до того, как его подельники могли быть обнаружены.

— Я отдаю честь своим погибшим, — тихо сказал Мерин.

Гаунт кивнул. «Книга Мертвых» была общей и популярной татуировкой среди Танитских офицеров, настолько популярной, что некоторые Вергхастцы тоже приняли ее. Из уважения, у полевых офицеров были имена людей, которые погибли под их командованием, нанесенные на кожу.

Гаунт обдумывал это неоднократно. Он хотел выказать уважение Танитским традициям, и он чувствовал, что определенные имена – Корбек, Каффран и Брагг, например – никогда не будут посторонними для него. Он ощущал это даже больше насчет Дордена.

Но было неподобающе для комиссара нарушить правила, продолжал он себе говорить.

— Это кажется единственно правильным, сэр, — сказал Мерин.

Да. На самом деле, да. За исключением того, что нет, для такой змеи, как Мерин, человека, который ранее выказывал абсолютно нулевую симпатию своим солдатам. Гаунту было неуютно из-за этого. Почему сейчас? На самом ли деле Мерин проснулся после того, как его рота пострадала в Пределе? Иди это была компенсация? Пытался ли он выглядеть, как опечаленный командир?