Сквозь испытания огнём

I

Дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Старый Чарис, империя Чарис

— Боже, надеюсь, что это сработает, — горячо пробормотала Шарлиэн Армак, стоя рядом со своим мужем и глядя из окна дворца на устойчивый теплый дождь Теллесберга.

— Милая, мы все еще можем передумать, — ответил Кайлеб Армак. Он обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе, и она прислонила голову к его плечу. — Если ты не согласна, просто скажи об этом.

— Я не могу. Не могу! — Нехарактерная неуверенность затуманила тон Шарлиэн, но она твердо покачала головой. — Ты прав насчет того, насколько эффективнее он мог бы быть, зная правду. Я имею в виду, Господь свидетель, он уже был чертовски «эффективен», но если бы он мог напрямую получить доступ к снаркам, подключить свой комм к сети, чтобы мы могли обсуждать вещи в режиме реального времени… — Она снова покачала головой. — Просто я уже потеряла дядю Биртрима, а они с Русилом всегда были так близки.

— Я знаю, но Русил также намного более гибок, чем был раньше, — отметил Кэйлеб. — И никогда не было никаких сомнений в его приверженности во время джихада.

— Что касается реформирования Церкви, то да. И он также искренне поддерживал Церковь Чариса. Но это ужасно большой шаг за пределы этого!

— Шарли, остановись. — Кэйлеб поцеловал ее в лоб. — Мы всегда можем сделать это в другой раз. Или не делать этого вообще. Мы можем просто пойти дальше и устроить семейный ужин, на который мы попросили его остаться, затем снова посадить его на корабль и отправить домой в Черейт. Или в Мейкелберг, во всяком случае. А потом мы сможем еще немного подумать об этом и проинформировать его, когда в июне переведем двор опять в Чисхолм, если решим, что нам все-таки нужно идти вперед.

Она на мгновение подняла на него глаза, но затем глубоко вздохнула и еще раз покачала головой.

— Нет. Я колебалась по этому поводу уже более двух лет. Если мы не стиснем зубы и не сделаем это, я буду колебаться следующие двадцать!

— Только если ты уверена, — сказал он. — Я настаивал на этом и знаю, что это так. Но я хочу, чтобы ты была уверена, что согласна с этим, потому что это правильно, а не только потому, что ты знаешь, насколько я за это.

— Разве я когда-нибудь колебалась, чтобы не согласиться с тобой, когда думала, что что-то было плохой идеей? — она бросила вызов со знакомым блеском. Он усмехнулся при одной этой мысли и покачал головой. — Ну, я колеблюсь не потому, что это плохая идея. Я колеблюсь, потому что даже хорошие идеи могут пойти не так, и потому что я так сильно его люблю. Это настоящая причина.

Он обнял ее другой рукой, заключая в круг своих объятий, и они прижались лбами друг к другу, пока дождь монотонно барабанил за окном. * * *

— Это было восхитительно, — сказал Русил Тейрис, герцог Истшер.

Он отодвинулся от стола со своим послеобеденным бокалом бренди и улыбнулся хозяевам. Наступила темнота, и дождь лил еще сильнее, чем раньше. За окном, выходящим на дворцовые сады, газовые лампы горели под дождем, как мокрые бриллианты, а приятный ветерок — влажный, но нежный — трепал края скатерти.

— Конечно, так и должно было быть, — ответил Кэйлеб с усмешкой. — Я же достаточно ясно дал понять, что головы полетят, если это не так!

— О, образец безжалостности, если я когда-либо встречал такого! — Истшер усмехнулся. — Неудивительно, что все так боятся вас здесь, в Теллесберге.

— На самом деле, я действительно могу быть безжалостным, когда это необходимо, — сказал Кэйлеб, и брови Истшера поползли вверх, потому что тон императора стал непривычно серьезным.

— Знаю, что можете, — сказал герцог через мгновение. — Но я никогда не видел, чтобы вы относились к этому тривиально. По общему признанию, ужин — не тривиальное мероприятие, но все же…

Он пожал плечами, и Кэйлеб слегка улыбнулся. Но он также покачал головой.

— Я серьезно, Русил. И правда в том, что мы с Шарли просили вас заехать в Теллесберг по дороге домой не только потому, что хотели поужинать с вами. О, это было бы достаточной причиной! И вы видели, как Эйлана была рада вас видеть. Но правда в том, что нам нужно кое-что обсудить.

— Конечно. — Истшер поставил свой бокал с бренди на стол и перевел взгляд с императора на императрицу. — Что это?

— Это будет трудно, Русил, — сказала Шарлиэн. Она потянулась и взяла его за руку. — Боюсь, что это также будет больно. Не из-за того, что вы сделали, — быстро добавила она, когда его глаза сузились. — У нас с Кэйлебом не могло быть лучшего генерала или лучшего друга. Но есть кое-что, чем мы должны поделиться с вами, и боюсь, что это может быть трудно для вас.

— Шарли, — сказал Истшер, накрывая их сцепленные руки свободной рукой, — я не могу представить ничего, что вы могли бы мне сказать или попросить у меня, чего я не мог бы вам дать.

— Надеюсь, что вы все еще будете чувствовать то же самое примерно через час, ваша светлость, — сказал другой голос, и Истшер оглянулся через плечо на Мерлина Этроуза, только что вошедшего в комнату. Этим вечером высокий сейджин выглядел необычно серьезным, и герцог склонил голову набок.

— Должен ли я тогда предположить, что это больше касается дел сейджина, Мерлин?

— Во многих отношениях, да, — ответил Мерлин. — Но, на самом деле, это началось задолго до того, как первый сейджин ступил на землю Сейфхолда. На самом деле, это начинается еще до самого Дня Творения.

Ноздри Истшера раздулись, и он быстро оглянулся на Шарлиэн. Она только кивнула, и он снова перевел взгляд на Мерлина. Его карие глаза долго и пристально смотрели в синие сейджинские глаза Мерлина.

— Это… звучит зловеще, — сказал он тогда. — С другой стороны, я никогда не видел, чтобы ты мне лгал. Так почему бы тебе не начать?

— Конечно. — Мерлин склонил голову в странно формальном легком поклоне. Затем он выпрямился и расправил свои широкие плечи.

— Во-первых, — начал он, — вы должны знать, почему здесь, на Сейфхолде, вообще был «День Творения». Вы видите…

— Вы действительно это имеете в виду, — сказал пепельно-бледный Русил Тейрис почти девяносто минут спустя. — Вы действительно это имеете в виду.

— Да, мы это делаем, Русил, — мягко сказала Шарлиэн. — И это тоже не просто слова Мерлина. Не только «коммы» или «голограммы'. Даже не это. — Она махнула в сторону каминной кочерги, которую Мерлин скрутил в крендель в случайной демонстрации сверхчеловеческой силы своего ПИКА. — Мы были в «пещере Нимуэ». Мы видели это. И Мерлин не раз использовал свою «технологию», чтобы спасти нам обоим жизни. Доказательство налицо, Русил. Это действительно так.

— Нет, Шарли. — Он покачал головой, его голос был печален, но в его тоне не было колебаний. — Доказательства могут находиться там, но это не доказательства.

— Русил… — начал Кэйлеб, но Истшер поднял руку, гораздо более требовательно, чем когда-либо прежде, и снова покачал головой, сильнее.

— Не надо, Кэйлеб. — Его тон был жестче, резче, чем раньше. — Верю, что вы хороший человек. Верю — я всегда верил, — что вы горячо любите Шарлиэн и что вы человек чести, делающий то, что, по вашему мнению, должен делать. Но не это. Никогда такого!

— Русил, это не…

— Ни слова больше, Мерлин! Или… Нимуэ. Или кем бы — или чем бы — черт возьми, еще ты ни был! — рявкнул Истшер, свирепо глядя на человека, который был его другом много лет. — Я доверял тебе. Более того, люди, которых я люблю, доверяли тебе! Избавь меня от новой лжи, от новых извращений!

— Русил, — в глазах Шарлиэн заблестели слезы, — никто тебе не лгал, клянусь!

— Ты нет, и Кэйлеб не лгал, — проскрежетал Истшер, — но этот демон лгал точно так же, как Шан-вей! — Он сделал сильное и намеренное ударение на имени Шан-вей. — И он солгал тебе, и он солгал Мейкелу Стейнейру, и он солгал всему миру! Разве ты не видишь этого?

— Нет, не вижу, — сказала она ему. — Потому что он этого не сделал. Я говорила тебе, что это будет трудно, но это правда, Русил. Это не что иное, как правда, и мы рассказали тебе, потому что мы так устали от того, чтобы не говорить тебе. Потому что мы обязаны рассказать тебе правду.

— Верю, что именно это вы сделали, но тот факт, что эта… эта штука убедила вас поверить в ее ложь, не делает ложь правдой и не превращает богохульство во что-то другое.

— Но доказательства прямо здесь, перед вашими глазами, — умоляюще сказала Шарлиэн. Она коснулась искореженной кочерги и посмотрела ему в глаза. — Доказательство прямо здесь!

— Не вижу ничего, что не мог бы создать один из демонов Шан-вей! — возразил Истшер. — И Писание не зря назвало ее «Матерью лжи»! Должен ли я поверить, что то, что он должен сказать и показать мне здесь, превращает девять веков правды в ложь? О, это ловкая ложь, отдаю должное «Нимуэ»! Но по сравнению с Писанием, Свидетельствами, каждым написанным словом истории за девятьсот лет, с чудесами, которые происходят каждый божий день в Храме? Шарли, как вы с Кэйлебом могли на это клюнуть? Ты забыла, что Чихиро сказал о Шан-вей? Забыла, как она обманула и совратила весь наш мир во зло?

— Но…

— Нет. — Ноздри Истшера раздулись, и он поднялся со стула, глядя на Мерлина горящими глазами. — Если это то, что начал подозревать Биртрим, неудивительно, что он объединил свои силы со сторонниками Храма. — Слезы блестели на его собственных щеках. — И, помоги мне Бог, если это то, что он пытался остановить, Шарли, я молю Бога, чтобы ему это удалось. Я люблю тебя, но если это то, что он пытался остановить, тогда, по крайней мере, ты бы умерла как одна из Божьих детей.

— Я все еще принадлежу Богу. — Губы Шарлиэн дрожали, а лицо было мокрым, но она подняла голову и встретила его взгляд, не дрогнув, когда он бросил на нее еще один взгляд. — Я всегда буду принадлежать Богу, Русил. И вот почему у меня нет другого выбора, кроме как вернуть Ему этот мир и избавить его от грязной лжи, которую Эрик Лэнгхорн, Адори Бедар и Маруяма Чихиро рассказали тысячу лет назад!

— Послушай себя, Шарли! — Истшер почувствовал себя виновным.

— Я слушала, Русил, — тихо сказала она. — Я слушала не только Мерлина, не только Мейкела, не только Джеремайю Ноулза и тысячи и тысячи лет записанной истории задолго до «Сотворения мира» здесь. Даже не только для Кэйлеба. Я прислушивалась к своему собственному сердцу, к своей собственной душе. И ты прав, если я ошибаюсь, я обрекла себя на вечное проклятие и веду весь этот мир к нему вместе со мной. Но я не ошибаюсь. И Мерлин не лжец, не демон. И Пей Шан-вей была хорошей женщиной, а не архангелом; женщина, которую убили как самую первую жертву лжи, державшей весь этот мир в цепях в течение тысячи лет.

— И ты не собираешься отступать от этого ни на шаг, не так ли? — Голос Истшера был тихим, и она покачала головой. — Нет, конечно, это не так, — сказал он. — Потому что ты храбрая женщина и, как Кэйлеб, женщина чести. И веры. И это то, во что ты действительно веришь, но, о, Шарли, ты так ошибаешься. И я могу только молиться, чтобы в конце концов ты потерпела неудачу. Потому что мысль о том, во что превратится этот мир, если ты добьешься успеха, — это больше, чем я могу вынести.

Тишина повисла на фоне проливного дождя, а затем Русил Тейрис, герцог Истшер, оглянулся на Мерлина Этроуза.