Предпоследняя правда [авторский сборник]

Калека тут же развернул кресло и покатил прочь. Стюарт, сунув руки в карманы, последовал за ним.

Спустившись вниз и подойдя к окружающей телевизор толпе, он услышал, как диктор взволнованно сообщает, что, по предварительным данным, все три ступени ракеты сработали как надо.

«Хорошие новости, — подумал Стюарт. — Светлая Глава в истории человечества». Теперь он чувствовал себя немного лучше, поэтому отошел к прилавку и встал возле него так, чтобы видеть телевизионный экран.

«И с чего это мне жрать дохлую крысу? — спросил он сам себя. — Должно быть, это ужасный мир, мир этой следующей реинкарнации, если в нем приходится совершать подобные вещи. Даже не поджарить ее, а просто поймать и обглодать до косточек. А может, — подумал он, — сожрать с костями и шкуркой, а то и с хвостом заодно». От этой мысли его передернуло.

«Интересно, как же мне теперь следить за историческими событиями, — возмущенно подумал Стюарт, — когда приходится раздумывать обо всякой гадости вроде дохлых крыс — ведь мне хочется полностью сосредоточиться на разворачивающемся перед моими глазами великом действе, а вместо этого голова моя забита мерзостью, вложенной в нее этим юным садистом, этим радиационно-таблеточным уродом, которого ни с того ни с сего нанял Фергюсон. Проклятье!»

Тут он представил себе Хоппи, но не как нуждающегося в кресле безрукого и безногого калеку, а как существо, обладающее способностью летать, ставшее каким-то непостижимым образом владыкой всех остальных, владыкой — как сказал сам Хоппи — мира. Эта мысль оказалась даже еще более противной, чем мысли о крысе.

«Он наверняка видел много чего еще, — подумал Стюарт, — о чем просто не собирается рассказывать, нарочно умалчивает. Он рассказывает нам ровно столько, сколько нужно, чтобы нас покорежило, а потом затыкается. Если он может впадать в транс и видеть загробный мир, то, значит, видит практически все, потому что там все и есть. Только вот не верю я в эти восточные штучки. То есть в то, что не относится к христианству».

Однако он верил тому, что сказал Хоппи, верил, поскольку все видел собственными глазами. Это был самый настоящий транс. Это-то уж, во всяком случае, точно было правдой.

Хоппи явно видел что-то. И это что-то было поистине ужасным, в этом тоже сомневаться не приходилось.

Интересно, что же еще он видит? Вот бы заставить засранца выложить все. Что еще узнал обо мне, обо всех нас этот извращенный, порочный разум?

«Жаль, — думалось Стюарту, — что я сам не могу туда заглянуть». Это казалось ему крайне важным, важным настолько, что он даже отвел глаза от экрана. Сейчас он совершенно забыл об Уолтере и Лидии Дэнджерфилд и о том, что на его глазах творится история. Его мысли были полностью захвачены Хоппи и происшествием в кафе. Ему страшно хотелось выбросить все эти мысли из головы, но из этого ничего не выходило.

Он думал и думал…