Спасти весну или Хитрые цветы

«Но такие, как Амалу, ради шальных денег готовы снова вернуть те времена и отношения. Его гости оставят 10 золотых колец на празднике, может, сделку обстряпают, а девушкам придется терпеть похотливые шутки, взгляды и предложения сесть к ним выпить?»

— Раздень женщин и больше продашь, — зло пробурчала под нос Тафал, садясь на кровать. — И что? Призывать к бойкоту?

Девушка встала, открыла окно и посмотрела на уже ночное море, черное и бархатное. Синяя ночь плыла над ним и крышами, звезды мерцали, густо пахло жасмином. По широкой ограде куда-то протопала деловая серая кошка. Ночь была напитана древней любовью. Волшебство природы всегда вдохновляло Тафал. С очередным плеском прибоя в её голову попала отличная мысль. А к рассвету, план уже вовсю работал…

4. В сам день весны тепло уже пришло летнее, обласкав город золотым светом. Море сияло лазурью, листья на деревьях разрослись в зеленые витражи. На круглой площадке из зеркально-гладкого белого мрамора танцевали дети, взмахивая радужными охапками цветов. По краям умилялись взрослые. Взлетали в воздух воздушные «змеи» в виде рыб, птиц и пучков цветных лент. Из парящих в воздухе шаров лилась музыка. Поодаль стояли палатки с домашними сладостями и поделками. Тафал прогуливалась туда-сюда, довольно лакомясь любимой розовой пастилой, и было подумала, что зря волновалась.

Но когда солнце коснулось морского горизонта, воздух заалел, выяснилось, что не зря. Возле мраморного круга началась суета: люди выносили лежанки и столы, застилали из яркими покрывалами, расставляли графины с вином, тарелки с фруктами, мясом и сыром. Появился Амалу, важно раздавая указания. В реальности он показался даже симпатичным, но зелено-золотая мантия с высоким воротником и пышными рукавами была ему великовата, слишком роскошна, из-за чего вид получился нелеповатый. Тафал сжала сверток со своим платьем для танца. «А вот и зрители-гости», — десяток мужчин стал рассаживаться и полуложиться за столами. Все чужие, тоже слишком пафосно одетые, кто-то обрит налысо, словно преступник. Гости сразу стали наливать вино, кто-то уже грубо окрикнул помощника. Амалу раскланивался с ними, снуя молью между туда-сюда.

«Надеюсь, за эти два дня у всех всё получилось!» — думала Тафал в специальном шатре, чуть трясущимися руками натягивая пелену темно-сизой ткани. Костюм жрицы Дня остался дома, вместо него пришлось достать из сундука ниглезское платье. Застегнув манжеты почти на середине ладони, а воротник — под самым подбородком, Тафал расправила юбку, упавшую темным водопадом до самого пола. Затем она расчесалась, поправила синие диски сережек, взяла большой веер и повернулась к другим девушкам в шатре. И тут внутрь величаво вплыла черноглазым облаком Тинасс.

«Что же, минимум наполовину план уже сработает!»

Почти стемнело. Жители Эйома снова собрались у площадки шептались, ожидая танцоров. За столиками уже грубо хохотали; Амалу старался вести важный разговор с вальяжным торговцем курениями и кидал недовольные взгляды на мраморный круг.

И тут над кругом повис белый звукошар. Полилась изящная, но протяжная музыка, словно из глубин космоса. Шар вспыхнул сине-голубоватым, как в полнолуние, светом, и в этих призрачных лучах на гладкий мрамор выпорхнули и закружились стаей птиц очаровательные девушки.

Все, как одна, в плотных закрытых платьях до земли. Некоторые — с шалями на волосах или в кружевных вуалях. Подобные, в пышных юбках, перевернутым цветкам, девушки встали кругом и медленно пошли друг за другом по движению звезд, размахивая веерами.

Танец «Ибисы при Луне» был, в общем, детским, зато его знали и успели вспомнить более-менее все. Но разве он не был красив?! Тафал нравилось то кружиться на месте, высоко подняв руки и вдыхая ночные ароматы, то открывать веер и наклоняться вместе со всеми в центр круга, то мелкими шажками парить в хороводе. Рена надела угольно-черное платье и прикрепила к ободку черную кружевную шаль, изображая не то Ночь, не то мировую печаль, Аффи была в зеленом бархате, Аахмес — в красном, но с её всегда каменным лицом в этом красном не было и тени игривости.

Танцуя мимо родных зрителей, Тафал улыбалась, слушая одобряющие возгласы, когда же движение «ибисов» приносило её к «гостям», то она с наслаждением отметила недоуменные взгляды поверх кубков. И какое же недовольство расползалось по бледному лицу Амалу, он даже слегка закусил губу!

«А что тебе не так? Мы не женщины? Не красивы? Танец плох?»

Два гостя, летом надевшие меховые накидки, поднялись и ушли. Танцовщицы встали в круг спинами внутрь и, мелко трепеща веерами, медленно осели на мрамор. Платья разлетелись шелковыми волнами. Музыка затихла. Стало слышно даже сверчков.

Жители захлопали в ладоши. Девушки вскочили и упорхнули на край площадки, рассевшись на приготовленных подушечках.

И тут же вместе с остальными девушками она резко и весело закричала «Эй-Хей!», ударив языков в нёбо.

Звукошар из лунного стал солнечным, засияв темно-золотым светом. Застучали барабаны, завыли низкие флейты. На площадку, словно из ниоткуда, выпрыгнули четверо молодых мужчин с длинными копьями. На всех были только белые старинные «юбки», кожаные наручи и ножные браслеты. Древний танец «Охоты на гишу» состоял из прыжков и поворотов и стука копий. Тафал заметила, как, смущенно улыбаясь, отводят глаза от красавцев скромницы Аффи и Юлтафа. Рена не сводила глаз с Танана. А Миэл в белом и бронзе был просто прекрасен, а капли пота на этой груди украшали его еще больше.

«Охотники» сорвали аплодисменты и гордо удалились.

Краем глаза Тафал заметила, что еще кто-то ушел.

«Надеюсь, вы вкусно перекусили. А что вам полунагих чаровниц не выдали, ну так с Амалу и спрашивайте!»

Свет померк, став темно-медовым, тусклым и загадочным. Барабаны стали тише и глуше, к флейтам добавились широкие и протяжные ноты синтов. Мелодия словно зазвучала стонами из глубин времен. Из темноты на освещенный мрамор легла прекрасная и сильная рука, пальцы были согнуты когтями. Затем, гибкий и мускулистый, танцор вышел, на четвереньках и выгибая спину, в центр. Он был в одной набедренной повязке и грубых золотых украшениях. Руки хищно хватали воздух, коричневые кудри то касались мрамора, то метались в воздухе, серьги звенели. Встал на колени, прогнулся назад. Обведенные черным и золотым глаза горели огнем, губы были плотно сомкнуты. Древняя, дикая красота была в его зверином танце.

Зрители полностью затихли.

Конечно же, это был Адиль. Он исполнял танец из легенды о браке Леса и Морской бездны. В сказках, которыми в детстве зачитывалась Тафал, важное место занимала история о боге-Леопарде, который охранял первозданный лес, но был обречен на одиночество: никто из дев-духов не мог быть ему парой. В тоске, ярости он бродил по юному миру, пока, отчаявшись, не ринулся вперед и не выбежал к берегу Моря, где из волн к нему вышла Мать Морей…

Всю эту историю рассказывал телом Адиль, почти невесомо прыгая по мрамору, прекрасным вихрем метаясь из стороны в сторону. И вдруг замер, повернувшись к морю, будто впервые его увидел. И впервые за танец улыбнулся, протягивая руки к синей завесе, незаметно появившейся на парапете.

Поблескивая, завеса упала, и Мать Морей вышла к своему будущему супругу. Именно такая, как в легендах: очень пышнотелая, большеглазая, с нежным круглым лицом и крутыми бедрами, густыми волосами до пояса и огромной грудью, способной выкормить и кита, и леопарда, и первых людей. А на её сильном животе они могли бы все уснуть. Ожерелье из кристаллов и лазурный шарф очень слегка прикрывали её красоту и не стесняли плавных, изящных движений. Вот богиня удивленно склонила голову набок, царственно подтанцевала ближе к восхищенному Леопарду, который, изогнувшись, протянул к ней руки, не решаясь коснуться… Золотая молния вокруг лазурного шара.

«Как повезло, что Тинасс тоже любит эти сказки!», — подумала Тафал и тут же встретилась глазами с Амалу. В них была глухая досада, с искрами злобы и поражения. Из его гостей осталось только двое.

«А что ты думал?», — Тафал понадеялась, что он всё прочтет в её глазах: «Что превратишь нас в ночной кабак, чтобы обстряпать дела с разомлевшими толстосумами? Вот древняя эротика, разве Тинасс не прекрасна? Кто виноват, что только два твоих гостя смогли оценить это? Не на тех напал!!!»

А тем временем Морская бездна и Хранитель леса уже совсем понравились друг другу и под шепот и мерцание музыки сближались, бережно касаясь лиц и слегка качая бедрами. Томление танца достигло пика. «Хорошо, дети уже по домам», — подумала Тафал, и голову, грудь и живот ей захлестнуло горячей и тугой волной.

Тинасс и Адиль обнялись, и свет тут же погас. Музыка стихла. Танцоры исчезли. С полминуты все сидели в тишине. А потом вверх взмыли и завертелись в воздухе огни ручных фонариков: высшая похвала! Затем зажглись обычные фонари, и, под одобрительные выкрики и хлопки, девушки-цветы и парни-охотники выскочили на середину. А вот Адиль и Тинасс, видимо, решили не портить волшебство и пропали.

Хитрые «заговорщики» весело перемигивались, Тафал захлестывала уже волна радости. Она отдала должное Амалу: он ни слова не проронил по поводу их авантюры.

— Похвалим танцоров, потом перекусим и пообщаемся, — спокойно сказал распорядитель. Но завернувшийся воротник не расправил.

…Остаток ночи прошел в беседах, сидениях на больших качелях и приятной усталости. Оставив Рену и Танана обниматься на качелях и умилившись, как бережно Миэл чистил апельсин для вернувшейся в оранжевом платье Тинасс, Тафал отошла в сторону, чтобы пройтись вдоль моря. И тут же наткнулась на остаток опасений.

Невидимые для остальных, в резком свете фонаря под деревом обнаружились Аффи и один из гостей: огромный мужчина с квадратной челюстью, лысый и закутанный в красную мантию. Они о чем-то говорили. Аффи, стоявшая к Тафал спиной, сделала шаг назад, но «шкаф» протянул к ней руку и усмехнулся.

«Ибис и зухос-крокодил».

— Сестра?! — выкрикнула Тафал. — А я тебя ищу! Иди сюда.

Аффи тут же обернулась и быстро зашагала к ней, путаясь в своем зеленом платье. На личике читалось облегчение. Здоровяк недовольно посмотрел на Тафал. Она, вперив взгляд ему в переносицу, вопросительно повела головой. Но незваный гость молча повернулся и исчез в темноте, как оставшийся без добычи крокодил в болоте.

Девушки улыбнулись друг другу и пошли к остальным. Тафал подняла глаза к звездам. На душе было очень хорошо, будто она поймала хрупкую статуэтку в полете.

Эпилог.

А те сказочные наряды выдумщицы таки надели. На празднике Нинфин-Эйом, Чистого Моря. В воде, недалеко от прибоя, закрепили легкую платформу, и Тафал, за первый летний месяц густо загоревшая, исполнила небольшой номер жрицы Дня, красуясь в бронзовых бусах и искрящих звездах и сверкая зелеными глазами среди брызг, пены и волн. Да, её всё равно немного смущало, насколько открыты её бедра и спина, но она знала, что восхищение друзей и подруг светлое, и их открытость абсолютно чиста.