Хаски и его учитель белый кот. Том 1

Мо Жань вальяжно откинулся на спинку кресла и усмехнулся:

— Садись.

— Я же… я же и так сижу.

— Ты прекрасно знаешь, куда я сказал тебе сесть.

Жун Цзю раскраснелся и выдал:

— Зачем так спешить? Может, лучше закончить трапезу, а потом… Ах!

Он еще не успел договорить, как Мо Жань с силой приподнял его, подтянул к себе и снова посадил. Когда он насадил Жун Цзю на себя, рука юноши дрогнула, и чаша с едой упала на пол. Он ахнул и тихо пролепетал:

— Господин Мо, чаша…

— Забудь о ней.

— Но вы… вы сначала хотя бы удовлетворите свой голод… Мн… Ах…

— А прямо сейчас я не удовлетворяю его? — Мо Жань обхватил его за талию. Черные глаза блестели, и в них, как в зеркале, отражались нежная шея и лицо запрокинувшего голову Жун Цзю.

В прошлой жизни Мо Жань очень любил во время постельных игр целовать его алые губы. В конце концов, этот юноша был красив, обаятелен и всегда умел найти правильные слова, которые тронули бы сердце Мо Жаня. Сейчас он бы покривил душой, если бы сказал, что был к этому парню равнодушен.

Однако теперь, когда он знал, что тот этими губами делал за его спиной, Мо Жань испытывал отвращение и не желал больше целовать этот вонючий рот.

Все-таки разница между тридцатидвухлетним и пятнадцатилетним была огромна.

К примеру, в пятнадцать он еще умел любить и знал, что такое нежность в постели, а в тридцать два в нем осталась лишь жестокость.

В конце концов, довольно зажмурив черные раскосые глаза, в которых плясали злые искры, он взглянул на Жун Цзю, который уже потерял сознание после того, что он с ним сделал. Когда улыбался, Мо Жань был очень красив. Его невероятно темные глаза при определенном освещении отливали роскошным, завораживающим фиолетовым оттенком. Он одарил Жун Цзю своей самой милой улыбкой и, схватив бессознательное тело за волосы, бросил его на кровать, после чего поднял с пола фарфоровый осколок разбитой чаши и поднес к его лицу.

Раньше он мстил людям даже за косой взгляд, неосторожно брошенный в его сторону, и сейчас ничего не изменилось.

Вспомнив о том, как в прошлой жизни он заботился о судьбе этого парня и даже хотел выкупить его из публичного дома, в то время, когда тот за его спиной вступил в сговор с другими, решив разжиться за его счет, он прищурился и с удовлетворенной улыбкой приложил осколок к его щеке.

Человек, который торгует своим телом, лишившись красивого лица станет никем и все потеряет.

Этот блудливый льстец будет, словно пес, скитаться по улицам и ползать в грязи. Его будут гнать отовсюду с пинками, плевками и оскорблениями. Ах… одна только мысль об этом делала его счастливым. Даже отвращение от того, что он только что трахнул его, исчезло.

Улыбка Мо Жаня становилась все более очаровательной и милой.

Небольшой нажим, и вот уже кровь алой струйкой сочится из раны.

Лежащий перед ним человек даже сквозь беспамятство почувствовал боль и что-то тихо пробормотал хриплым голосом. На его ресницах блестели капельки слез, и весь его вид вызывал лишь жалость.

Рука Мо Жаня внезапно застыла.

Он вспомнил одного старого друга.

— …

В этот момент Мо Жань осознал, что сейчас делает. Застыв в оцепенении еще пару секунд, он медленно опустил руку.

Вот уж действительно, творить зло вошло у него в привычку. Он даже забыл, что переродился.

Сейчас еще ничего не произошло, он еще не совершил непоправимых ошибок, и тот человек… еще жив. Так зачем ему снова вести себя грубо и жестоко, ступая на проторенную кривую дорожку? Ведь теперь он может начать все сначала.

Он сел, закинув ногу на край кровати, и начал небрежно играть с осколком в своей руке. Внезапно его взгляд зацепился за лежащие на столе жирные лепешки. Он взял пакет, развернул промасленную бумагу и начал есть большими кусками. Губы очень быстро заблестели от жира, а к лицу вокруг рта прилипли крошки.

Хотя свернутые в рулетик лепешки были коронным блюдом этого дома развлечений, не то чтобы они были очень вкусными. По сравнению со всеми деликатесами, что он позже пробовал в своей жизни, эта еда напоминала безвкусный воск. Но после того, как заведение закрылось, Мо Жань больше никогда не мог поесть этих лепешек, и сейчас нахлынувшие воспоминания от знакомого вкуса на кончике языка снова возвращали его в прошлую жизнь.

С каждым проглоченным куском чувство нереальности происходящего становилось слабее.

Когда Мо Жань доел, его разум, наконец, прояснился.

Он действительно воскрес.

Все зло в его жизни и все роковые события, которые нельзя изменить, еще не случились.

Он не убивал тетю и дядю, не стирал с лица земли семьдесят два города, не опорочил своего наставника и не опозорил предков, не женился, не стал императором, не…

Еще не поздно все изменить.

Все еще смакуя знакомый вкус, он облизнул белоснежные зубы. Зародившаяся в его груди радость быстро разрослась до чувства ликования и головокружительного восторга. Перед смертью он был почти всемогущ, и ему были хорошо знакомы все три запретных искусства. Двумя из них он овладел почти в совершенстве и только Возрождение, несмотря на свой непревзойденный талант, так и не смог постичь.

Он и подумать не мог, что то, о чем он так мечтал в жизни, сбудется после его смерти.

Но вкус былой обиды, тоски и одиночества[12] остался. Перед глазами все еще стояла картина сжимающегося вокруг Пика Сышэн плотного огненного кольца и идущих на штурм повстанческих войск.

[12] Мо Жань сравнивает свои обиды со всем спектром чувств, что включает 五味 wǔwèi увэй —пять вкусовых ощущений (сладкое, кислое, горькое, острое, соленое) или пять вкусов лекарственных трав: кислый, горький, сладкий, острый, соленый.

В тот момент он и правда не хотел больше жить. Люди говорили, что он нес гибель всем, кто был близок с ним, и что ему суждено умереть в одиночестве. В конце концов, он и сам почувствовал себя ходячим мертвецом, что в одиночестве влачил скучное и жалкое существование.

Непонятно, где произошла ошибка, раз такой не заслуживающий прощения человек, как он, после самоубийства получил шанс начать все сначала.

Так зачем же ему ради мелочной мести за давние проступки портить лицо Жун Цзю?

Жун Цзю всегда был алчным и до жути любил деньги. Достаточно будет просто не платить в этот раз и забрать с собой немного серебра[13] в качестве небольшого наказания и компенсации. Сейчас он не хотел обременять свою душу виной за отнятую жизнь.

[13] серебряный ямб — старинные китайские серебряные слитки, используемые в Древнем Китае как аналог денег.

— Дешево отделался, Жун Цзю.

Ухмыльнувшись, он легким движением пальцев выбросил фарфоровый осколок в окно.

Перед тем, как уйти, Мо Жань опустошил тайник Жун Цзю, прихватив с собой все нажитое им серебро и драгоценности. После этого он не спеша привел себя в порядок и довольный покинул дом развлечений.

Дядя, тетя, двоюродный брат Сюэ Мэн, Учитель, а еще…

От одной мысли об этом человеке Мо Жань смягчился, и взгляд его наполнился нежданной нежностью.

— Старший брат[14], я иду искать тебя.

[14] 师哥 shī gē, шигэ —старший брат по ученичеству; так называли друг друга ученики одного наставника.

Автору есть что сказать:

Главный пейринг новеллы: Мо Жань и Учитель.

При появлении старшего братишки «белого лотоса» не спешите вставать на чужую сторону!