Очень приятно, бездомный тэнгу

Как только Акико поела, у неё сразу улучшилось настроение. Она поднесла рукав к лицу и чуть не протёрла им рот, но вовремя остановилась, не успев запачкать пока ещё белую ткань. Вместо этого сорвала большой широкий лист, растущий прямо из земли, протёрла им рот и руки.

— В храме меня держали очень плохие люди, — со вздохом ответила она и отвернулась, не желая смотреть Хару в глаза. — Не выпускали, морили голодом, ещё и сам храм заколдовали, чтобы я не могла покинуть его.

— Какой ужас… Я отомщу за тебя!

— Мы отомстим.

В прекрасных золотистых глазах цвета ямабуки сверкнул хитрый огонёк, а губы сложились в широкую зловещую улыбку. Пройдя расстояние в несколько тё*, Хару успел устать и только собрался попросить об отдыхе, как Акико резко свернула в сторону, в глубину леса, прочь от тропинки. Она уверенно лавировала между ветвями, не закрывалась от них руками и не расчищала себе путь, а с лёгкостью извивалась и уклонялась. До её грациозной походки Хару было далеко, но он и сам не отставал от ускоряющейся жрицы.

Перед глазами что-то блеснуло в падающих сквозь ветви лучах солнца, однако тэнгу не успел среагировать и лицом вошёл прямо в паутину. Он пискнул и замахал руками, пытаясь снять с себя неизвестный предмет, напоминающий тонкие волосы.

— Видишь, на земле полно опасностей, — усмехнулась вернувшаяся к нему Акико, подняла руки к его голове и сняла паутину, повесив её на ближайший куст.

— Я просто не заметил, — пробурчал Хару и почувствовал, как по шее что-то ползло. Он аккуратно подставил пальцы, как по ним уже забегали чьи-то маленькие лапки. Хару поднёс руку к лицу и с восхищением уставился на тёмное существо с восемью ножками.

— Какой он красивый, — с восторгом произнёс тэнгу, продолжая наблюдать за неизвестным существом.

— Оставь паука в покое, идём дальше, — нетерпеливо ответила Акико. — Или тебе уже не нужен Асахи?

— Без аники** я не вернусь домой! — на полно серьёзе произнёс Хару, осторожно посадил паука на куст, где жрица до этого оставила паутину, и засеменил следом.

Та так уверенно шла вперёд, поэтому он ни на мгновение не засомневался, что Акико могла не знать дороги или вела их куда-то не туда.

Когда солнце уже начало опускаться за горизонт, а небо окрасилось в ярко-оранжевый, девушка и парень вдруг вышли к скромному домику. Его окружал забор с небольшим количеством печатей — похожими на те, что Хару сжигал в храме, но с другими иероглифами, здесь их уже было несколько. Акико дотронулась до одной из печатей и резко отдёрнула руку, зашипев.

— Сможешь их снять? — спросила она, потирая пострадавшие пальцы.

— Попробую.

Хару не спрашивал, чей это домик и зачем ей понадобилось избавиться от печатей. Если Акико считала это нужным, тэнгу был только рад помочь, поэтому вытянул руку и осторожно дотронулся до листа. Ничего не произошло, поэтому он с лёгкостью оторвал его.

— Оказывается, есть польза от союза людей и тэнгу, — усмехнулась Акико и кивнула головой в сторону остальных печатей. — Снимай.

Он не спросил, действовали эти печати на людей или ёкаев, не поинтересовался, почему причиняли боль жрице, а на него не влияли — просто молча оторвал все до последней. Не теряя времени, Акико приоткрыла калитку и прошла к домику. На двери висела ещё одна печать, которую Хару сразу заметил и снял прежде, чем об этом попросила жрица.

Убранство оказалось скромным. Пол застилали татами, в центре комнаты стоял небольшой столик, вокруг которого не было никаких подушек. Во дворце Кинъу располагались очень мягкие и удобные, а здесь, по всей видимости, приходилось сидеть на татами. В углу стояла одна свёрнутая циновка, а на стене висел точно такой же алтарь, какой находился и в храме, больше никакой мебели Хару не заметил. Где готовил его обитатель, оставалось загадкой.

— Какое-то грустное место, — в итоге высказался тэнгу. Эта комната была единственной в домике, в ней даже окна не сделали, только дверь имелась.

Он надеялся узнать, жила ли тут Акико раньше или домик принадлежал кому-то из её знакомых, но она не спешила рассказывать. Наоборот, сказала только:

— Останемся пока здесь.

Время шло, солнце уже давно опустилось за горизонт, птицы перестали петь и улеглись спать, только насекомые стрекотали. Глаза Хару слипались, а в животе урчало, но вскоре сонливость переборола голод. Прислонившись спиной к стене, он некоторое время смотрел перед собой, но вскоре глаза сами закрылись, тэнгу провалился в сон.

Разбудил его встревоженный мужской голос, который с порога воскликнул:

— Кто ты и что тут делаешь?

Перепуганные киноварно-красные глаза уставились на старика в тёмных одеяниях, что держал посох в одной руке и свечу в другой.

— Я… — промямлил Хару и огляделся по сторонам. Акико нигде не оказалось.

Он не знал, что отвечать, ведь жрица не сообщила, с какой целью они тут остались. Хару и мысли не допускал, чтобы та его бросила, поэтому предположил, что Акико не захотела его будить и ушла на поиски еды, наверняка скоро вернётся. А сам он понятия не имел, где находился и куда идти, поэтому смог выдать лишь:

— Я заблудился.

И не соврал.

Старик осторожно приблизился, а Хару виновато поднялся с пола и потёр глаза. Свеча вдруг оказалось прямо у его лица, а мужчина произнёс:

— Ты ведь ёкай? Как ты сюда зашёл?

Тэнгу заметил, как пальцы на посохе сильно сжались, хотя голос оставался спокойным. Он сглотнул.

— Я бездомный тэнгу… — тихо пробормотал он и посчитал нужным добавить: — Очень приятно.

— Тэнгу? — удивился старик, но хватку не ослабил. — Что ты здесь забыл?

Хотя и выглядел пожилым, с седыми волосами, убранными в хвост, силы в нём ещё оставались.

— Я шёл по лесу и заметил ваш дом, извините за вторжение, — Хару виновато опустил голову. — Отец выгнал меня из дома и отправил на землю в качестве наказания.

Старик вздохнул и поставил свечу на стол.

— Ты, наверное, голоден, — сказал он и сам опустился на пол, положив посох рядом. — Присаживайся.

На его плече висел большой мешок — такой же тёмный, как и одежда, поэтому Хару не сразу заметил. Старик развязал его, опустил туда руку и выложил немного овощей и фруктов. Тэнгу с интересом присел рядом и попытался заглянуть в мешок, даже нос свой любопытный туда чуть не засунул. Старик рассмеялся.

— Интересно? Чем же питаются тэнгу?

— Рисом, пшеном, фруктами, — оживлённо ответил Хару, поглядывая на лежавшую грушу.

— Угощайся, — с улыбкой ответил старик, из настороженного сделавшийся добродушным. — У меня есть мешок с рисом, но его надо готовить.

Тэнгу не нуждался в ещё одном приглашении, он сразу взял грушу в руки и с аппетитом откусил большой кусок, в то время как старик усмехнулся.

— И даже не боишься, что человек отравит тебя?

— Зачем вам это делать? — искренне удивился Хару и продолжил грызть грушу.

— Маленький наивный тэнгу, — добродушно произнёс старик и сам надкусил вторую. — Как же тебя зовут?

— Хару.

— Меня можешь звать монахом Цуёши.

— Хорошо, монах Цуёши, — послушно согласился тэнгу.

Некоторое время они просидели за едой и милой беседой, но вскоре старик сказал, что собирается ложиться. Циновка у него была только одна, но он всё равно позволил Хару остаться на ночь в домике. Монах встал из-за стола, чтобы постелить себе, как вдруг в полумраке сверкнули золотистые глаза. За спиной старика Цуёши возникла Акико, схватила его за живот и впилась клыками в шею.

— Хару, дай мне посох! — закричал он, хмурясь от боли и пытаясь оттащить девушку за волосы, но та крепко держалась.

Пока Хару стоял в растерянности, она с хлюпаньем отодрала кусок мяса и выплюнула на пол, вновь злобно впиваясь в плоть. Старик заоорал и замахал руками. Акико, словно хищница, продолжала нападать. Злорадно смеясь, она отрывала куски мяса и вновь кусала.

По шее старика, его одежде и по самой Акико лилась кровь, что вскоре запачкала пол и ближайшие стены.

— О-остановись, — в ужасе пробормотал Хару, наконец-то сдвинулся с места, метнулся в их сторону. — Акико, что ты делаешь? Ты же убьёшь его!

Он дрожал от страха, но всё равно схватил её за руку и попытался оттащить. Она бросила на него жуткий взгляд, полный гнева и жажды крови. Хару разжал пальцы и отступил, кровь и на него попала. Старик перестал кричать, тело обмякло в руках Акико, но она продолжала рвать его в клочья.

— Так тебе и надо, дрянной монах, ты это заслужил! — дико смеясь, прокричала она в тиши ночи.

Хару упал на пол и схватился руками за голову, в горле стоял ком, глаза щипали.

Акико рвала одежду на старике, продолжала раздирать тело, разбрасывала куски плоти в стороны. Она не остановилась, когда прогрызла живот и добралась до внутренних органов.

Ком в горле поднимался всё выше, жуткое зрелище и омерзительный запах крови сводили с ума. Хару вырвало, по щекам потекли слёзы. Он последний раз в ужасе посмотрел на Акико и ползком попятился к выходу. Почувствовав холодную землю, вскочил на ноги и понёсся прочь, шатаясь из стороны в сторону. Он до сих пор не осознавал происходящего. Как эта милая и добрая девушка могла так поступить? Или это нечисть приняла её облик и жестоко убила монаха Цуёши? Хару продолжал бежать, не разбирая куда, лишь бы подальше от этого ужаса.

Перед глазами всё ещё стояла картина, как Акико впивается в шею старика, рвёт его на части. Омерзительная вонь, жуткие звуки разрывающейся плоти — даже если Хару пытался закрыть глаза, всё равно всё это видел. Он не заметил обрыва и кубарем покатился вниз, с хлюпаньем свалился в ручей. Вместо того чтобы подняться и побежать дальше, Хару схватился руками за голову и закричал от отчаяния.

Брызги вновь разлетелись в стороны, перед ним оказались две пары ног.

*Тё = 109 м

**Аники (яп.) — дословно «благородный старший брат», почтительное обращение к мужчине старше, необязательно к родному брату