Лягушка Алхимическая

Я терпеливо ждала Катрину примерно час, когда она наконец вышла вместе с хозяйкой. В руках у неё был перевязанный бумагой куль, явно меньших размеров, чем следовало ожидать. Я не стала учинять допрос, а просто рассчиталась. Опять же куда меньшей суммой, чем ожидала. Мы вышли из магазина, чтобы на улице дождаться Франкенштейна. Который, впрочем, приехал совсем скоро.

— Я тут подумал, что мы вообще не обговорили твоё жалование, Катрина, — изрёк он уже на полпути домой.

— Кстати, — я кивнула. — Но я понятия не имею, сколько здесь следует платить.

— Я взглянул на предложения о найме, пока был в типографии, — хмыкнул Франкен. — Полагаю, пятнадцать крон будет чуть выше среднего.

— Так много? — спросила она.

— Ну, посмотрим, что ты скажешь после того, как пару раз отмоешь операционную, — усмехнулась я.

— Спасибо… — и Катрина расплакалась.

На следующий день в утренней газете в Центральном городе появилась заметка о том, что известные врачи Франкен и Фредерика Штейн открыли свою практику. Там же был указан адрес и часы приёма. Франкенштейн решил, что принимать пациентов мы будем после обеда и до ужина, то есть с часу дня до семи вечера, с понедельника по субботу. Решение было разумным, поскольку мозг утром более продуктивен, и это время лучше было потратить на исследования. Мы решили взять небольшой перерыв в работе над пространственной алхимией, чтобы чуть позже посмотреть на всё новым взглядом. В этой связи у нас нарисовалось два выходных. Я, откровенно говоря, не ожидала, что объявление даст мгновенный эффект, но оно-таки дало. Надо заметить, что врач в этом времени мог иметь достаточно узкую специализацию, однако по факту терапевтом был каждый. Так что к заявленному часу дня перед нашим домом топталось четверо человек. И едва я морально подготовилась вести приём, как оказалось, что это посыльные, прибывшие узнать, будем ли мы работать личными врачами и сколько это будет стоить. Франкенштейн с коварной улыбкой взял это на себя. А я решила спуститься в подвал и проверить, как там дела в лаборатории.

В субботу за завтраком Франкен очень долго и очень пристально на меня смотрел. Настолько, что мне даже было как-то неуютно, и я невольно начала искать подвох в овсянке, которую пыталась есть. Каша была в полном порядке, как и булочки с корицей, и кофе. В итоге я не выдержала.

— Ты на мне дыру протрёшь, — я поджала губы, глядя на Франкена. — Что?

— Я подумал, — сообщил он.

— Понравилось, и ты подумал ещё раз? — скептически отозвалась я. — Как Штирлиц?

— Нет, — Франкенштейн усмехнулся. — Я подумал о твоих словах про новый год. И я правда не знаю, чего бы хотел. Но мне пришло в голову, что мы можем устроить праздник в общине.

— В общине? — переспросила я. — Ты этого хочешь?

— Я просто понял, что всё, чего бы мне ни захотелось, я вполне могу купить и сам, но… — он чуть опустил голову. — Не их хорошее отношение.

— Хорошо, я тебя поняла, — я улыбнулась. — Мне нравится идея. Давай завтра переговорим со старейшиной.

— В любом случае надо, — он кивнул. — Потому что теперь, если дело срочное, они могут сюда приезжать в приёмные часы.

Я кивнула, и пристальный взгляд, не дававший мне нормально поесть, наконец исчез. После ухода посыльных Франкен сказал, что составил запись на следующую неделю так, чтобы пациентам было удобно. Пока выходило по одному человеку в день. И не то чтобы был какой-то повод жаловаться, просто это означало дни безделья в смотровой. Это натолкнуло меня на две мысли: первое — надо бы купить спицы и пряжу, чтобы занять руки, пока никого нет; вторая — надо бы провести телефон, а то будет то потоп, то засуха. Вторая мысль была встречена с энтузиазмом, и Франкенштейн уехал в город, а вернулся уже вместе с капитаном Фарнелом и ещё несколькими военными. Оказалось, что в штабе у кого-то возникла примерно такая же идея, чтобы иметь возможность связаться с нами или, по крайней мере, узнать, где нас искать. Так что военные связисты приехали сразу же устанавливать аппарат.

Телефон устанавливали в гостиной — он на удивление органично вписался в её библиотечный интерьер. Я наблюдала за работой специалистов, загораживая проход в кухню, и думала о том, что мы тут как-то очень основательно обустраивались. Ну, для тех, кто намерен как можно быстрее оставить этот мир. Впрочем, если уж искать откуда-то выход, то приятнее делать это на сытый желудок и в целых сапогах. Тем более, что и Франкенштейн, как мне показалось, начинал получать удовольствие от пребывания здесь. Например, в данный конкретный момент он пил на кухне чай с печеньем и читал беллетристику.

— Кстати, — я обернулась к нему. — А зачем приехал капитан Фарнел?

— Он сказал, что ему нужно поговорить с Катриной о чём-то, — Франкен поднял глаза над книгой. — Вроде что-то про то место, где она раньше жила.

— А… — я кивнула. — Понятно…

— А ты думала, он из-за тебя приехал? — усмехнулся он.

— Не говори глупостей, — я фыркнула. — Я бы скорее предположила, что ему нужен врач.

Франкенштейн хмыкнул, а я только вздохнула. Впрочем, приезд капитана был для меня даже удачным — я могла спросить его о том, где в городе находился нужный мне магазин. Разумеется, можно было спросить и у Франкена, но меня посетила мысль, что раз уж он не хотел подарка, который можно купить, надо сделать такой, какой купить нельзя. Так что теперь мне нужно было выяснить, где купить материалы.

Главным плюсом офицера военной полиции было то, что он прекрасно знал, где находятся даже те магазины и заведения, в которых он никогда не бывал. Благодаря этому я получила очень детальный рассказ о том, как мне доехать до лавки рукоделия, где там оставить лошадь и на что ориентироваться по пути. Более того, капитан Фарнел не только назвал все три адреса таких лавок — я не уточнила, что именно хотела купить — но и поведал, что где продавалось и кто ими владел. Я попросила оседлать мне лошадь и сказала Франкену, что поеду немного покатаюсь. Почему я не взяла машину? Ну, во-первых, с чего бы «брату» мне её давать, а во-вторых, и в-главных, Фредерика понятия не имела, как управляться с этим механическим монстром. Мне самой, возможно, потребовалось бы не так много времени и сил, чтобы разобраться, но откровенно говоря — не хотелось. Тем более, что у меня были прекрасные лошади.

Ездила верхом я преимущественно в дамском седле. И вовсе не потому что я девочка, а потому, что у моих тяжеловозов очень широкие спины. А ездить почти что в поперечном шпагате — удовольствие ниже среднего. Конь шёл лёгкой рысью, бодро перебирая мощными ногами, и я посчитала, что должна как раз успеть к обеду. Нужная мне лавка находилась в восточной части города, так что объезжать его весь мне не требовалось. Как ни странно, но там и правда была коновязь, хотя клиентами лавки были исключительно женщины, немногие из которых могли приехать на лошади.

Вязальная пряжа в лавке была исключительно из шерсти. Самой разнообразной, но только шерсти. Тонкой и толстой, гладкой и пушистой, окрашенной, отбелённой и натуральной. Я даже растерялась на мгновение. Фредерика не умела вязать — кружевные салфетки у неё дома были подарком. Но я умела. Когда Франкенштейн заговорил о подарке, я сначала подумала про свитер, но по здравом размышлении поняла, что даже самыми ударными темпами не успею связать его до нового года, особенно не имея ни образца, ни мерок. Но у меня должно было хватить времени на шарф. Из задней комнаты вышла полная женщина в зелёном платье и шали. Она мягко улыбнулась мне.

— Доброе утро. Что вам угодно?

— Здравствуйте, — я подошла к ней. — У вас есть козий пух?

— Только натурального цвета, — она склонила голову набок. — Хотя, может, остался и крашеного моток.

— Натуральный мне подойдёт, — решительно кивнула я. — И ещё мне нужны спицы.

Она кивнула и принесла мне несколько мотков разной толщины серо-бежевого оттенка. Шерсть на ощупь была мягкой и тёплой, и не должна была чесаться, как это традиционно делала овечья. Я выбрала нитки довольно тонкие и к ним металлические спицы. Мы немного поболтали, и женщина рассказала, что из-за напряжённых отношений с соседями стало сложнее ввозить товары из-за границы. Она посетовала, что, возможно, пряжи из козьего пуха теперь какое-то время будет не достать. Впрочем, она оговорилась, что этот материал почему-то не очень хорошо у неё продавался, и предложила мне выкупить его весь. Я обещала обдумать её предложение.

Остаток субботы прошёл бы совершенно бездарно, если бы не это приобретение. Я отсиживалась в смотровой и ковыряла пряжу спицами. Руки Фредерики были, безусловно, весьма умелыми, но непривычными к вязанию. Так что пришлось некоторое время потратить на то, чтобы пальцы начали двигаться правильно. А потом дело сразу пошло легче. Я не стала утруждать себя выдумыванием сложного рельефного узора для шарфа, а просто вязала его английской резинкой. Не мудрствуя, так сказать. Шарф рос очень медленно.

Поскольку подъём у нас в доме был традиционно ранним, ложиться спать слишком поздно тоже было не принято. Когда большие напольные часы в коридоре второго этажа пробили одиннадцать, дом уже утих, и я запихнула коробку с вязанием под кровать, намереваясь тоже укладываться. Я прошла через всю комнату, чтобы погасить свет, и уже протянула руку к выключателю, когда раздался стук в дверь. Три таких негромких деликатных удара. «Катрина, что ли?» — озадаченно подумала я и, поплотнее запахнув халат и завязав его пояс, открыла. На пороге моей спальни была вовсе не девушка — там стоял Франкенштейн. Как и я, он был в пижаме и халате и держал в руках ленты для волос и расчёску. В смысле, они были только у него — мои руки были свободны.

— О, у нас сегодня пижамная вечеринка с заплетанием косичек? — я изогнула бровь.

— Намекаешь, что надо было прихватить молоко и кексы? — усмехнулся он.

— Скорее спрашиваю, чего это тебе понадобилось в моей спальне в такое время, — я вздохнула. — Хотя, полагаю, ответ довольно очевиден, — я многозначительно посмотрела на предметы в его руках. — Заходи.

Я посторонилась, пропуская его внутрь. Франкен осмотрел аскетичную обстановку комнаты и вопросительно уставился на меня.

— Что? — я сложила руки на груди. — Я вообще-то не планировала принимать здесь гостей.

— Это я уже понял, — он вздохнул. — Но как ты тогда научишь меня заплетать косу?

— Эм… мы можем сесть на кровать или на ковёр, — я растянула губы в жабьей улыбке. — А ты вообще представляешь, как это делается?

— Не имею ни малейшего представления, — признался Франкенштейн. — Откуда бы мне?

— Действительно, — я усмехнулась. — Давай на ковёр.

Я уселась по-турецки так, чтобы оказаться к нему спиной. Кудри мои так или иначе всё равно надо было заплести на ночь, потому как если не сделать этого — утром у меня на голове будет взрыв на макаронной фабрике. Или брокколи. Или атомный гриб. Как ни назови, это будет катастрофа, с которой без цирюльника не сладить. Судя по шорохам, Франкен уселся за моей спиной.

— И что дальше? — спросил он.

— Разбери волосы пальцами и раздели на три примерно равные части. А потом надо будет перекладывать по очереди крайние пряди в середину, — попыталась объяснить я.