Босоножка, или Сказка для пирата

— Дорогая, сегодня от тебя потребуется особая услуга. Мистер Хардман щедро платит. Правда, мистер Хардман?

Мадам просияла, словно начищенная золотая монета, многозначительно подмигнула и тут же исчезла за дверью.

На пороге молча стоял квартирмейстер "Черного призрака" — худой светловолосый пират с большими почти прозрачными глазами и растерянным видом. Частый клиент куртизанки Макс. Слишком неуклюжий для своего рода занятий. "Не от мира сего" — кажется, так отозвалась о нем Идель, когда он вместо плотских утех несколько часов кряду любовался ее волосами в свете солнечных лучей, пропуская их между грязными огрубевшими пальцами.

"Особая услуга", — усмехнулась Макс, догадываясь, за чем пришел этот странный пират. Бордель Нунана всегда баловал клиентов разнообразием, и она в этом деле преуспела с первых дней. Кто-то покупал у нее материнские ласки, вообразив себя младенцем и прильнув к полной загорелой груди, кто-то просил спеленать и укутать, словно больного лихорадкой, а кому-то просто хотелось выспаться от души, уткнувшись носом в пахнущие лавандой кружева шлюхи. И лишь мистеру Хардману всегда требовалось кое-что необычное, что стоило вдвое дороже пеленания и вчетверо — привычного соития.

— Добро пожаловать, mon chéri! — Голос Макс был похож на кошачье мурлыканье. Она пригласила пирата на расправленную кровать и зажгла свечи. Для особой услуги нужна особая атмосфера. — Дай угадаю. У тебя неприятности? Команда плетет интриги, на море шторм, а крупная добыча снова досталась капитану Вейну?

— Проницательна, как всегда, — чуть слышно пробормотал пират и без лишних церемоний забрался под шелковое покрывало. — Желаю покоя и ничего больше.

— Хочешь послушать сказку? Ты же знаешь, как красиво умеет рассказывать Макс...

— Хочу, — довольно, будто малое дитя, закивал мистер Хардман, растянув губы в улыбке.

— Какую, mon chéri? Про страшного кракена, что живет на дне океана и безжалостно топит корабли? Или про русалок, сводящих с ума моряков? Или про послушницу, сбежавшую из монастыря, чтобы стать пираткой? А может, про юного кузнеца Уилла, который мечтал выковать счастье?

Пират помотал косматой головой.

— Про Босоножку, — сказал он, блеснув глазами. — Девчонку, что молилась морской нимфе в минуты печали. Помнишь?

Макс на мгновение замерла. Что-то горячее вспыхнуло в груди и поднялось к вискам, отчего картинка перед глазами потеряла четкость. Она почувствовала легкое головокружение. Черт ее дернул однажды напиться рома и сочинить самую грустную сказку на свете. Сказку без начала и конца, так похожую на быль.

— Может, лучше про кракена? — осторожно спросила Макс, но клиент не от мира сего стоял на своем.

— Про Босоножку, ma chérie. Плачу пятьдесят пиастров.

Сказка для пирата

Несколько лет назад в колонии на одном красивом острове, который гордо прозвали Великой Землей, жила девочка.

Жила она с матерью, чернокожей рабыней, работавшей на плантации сахарного тростника, а значит, и сама была в неволе. Как сотни ее соплеменников — от несмышленых младенцев до дряхлых стариков.

Тем, кто видел их впервые, казалось, что все они, рожденные под жгучим карибским солнцем, на одно лицо. Черные, будто паруса на кораблях морских разбойников. И только эта странная девочка отличалась от них. У нее была другая кожа: не такая темная, как у рабов, но и не белая, как у господина, его помощников и домочадцев. И совсем другие глаза: не горящие угли, как у многих на острове, а золотистые искры, теплые и озорные.

— Дитя Нового Света, — говорили о ней взрослые, загадочно улыбаясь, словно им неожиданно открылось тайное знание. А все потому, что отцом девочки был хозяин, согрешивший когда-то с ее матерью. Правда, самой девочке это не давало никаких привилегий.

Отцу было безразлично, что она ест, где спит и о чем мечтает, ведь в большом доме жили и воспитывались его законные дети. Он не держал внебрачную дочь на руках, не играл с ней в прятки, не целовал ее по утрам, не видел, как она плачет от обиды, заглядывая по вечерам в хозяйские окна. Но в их жилах текла одна кровь, и этого никто не мог изменить, даже если бы очень сильно захотел.

Звали девочку Босоножкой. Конечно, у нее имелось и настоящее имя, но о нем вспоминали редко. Босоножка было как-то привычнее. Это прозвище ей дали местные мальчишки. Она надевала свои единственные сандалии только по воскресеньям, когда их посещал пастор с проповедью о том, что все рабы Господни должны учиться смирению, а в остальные дни ходила босиком, отчего подошвы ее ног всегда были покрыты грязью и искусаны насекомыми. Потому и прослыла Босоножкой.

Каждый день Босоножка проводила в тяжелых трудах. Она помогала матери на тростниковой плантации, кормила животных на ферме, чистила канавы после дождя. Надзиратель внимательно следил, чтобы никто из детей не сидел сложа руки, а за провинности и непослушание строго наказывал.

— Не реви, — холодным голосом сказала мать, когда Босоножка пришла к ней, громко плача и держась за ноющий после удара плетью бок. — Раскиснешь, опустишь руки — не выживешь. Выживают только сильные и терпеливые.

И Босоножка терпела. Она давала волю слезам лишь по ночам, когда никто не видел, уткнувшись лицом в грубое подобие подушки. Или тайком убегала к морю. Море исцеляло от печали лучше материнской ласки, которая была настолько редкой, что казалась Босоножке роскошью.

Море жило своей жизнью. Оно никого не боялось, никому не подчинялось, ни о чем не пеклось.

"Хочу быть свободной, как ты", — говорила Босоножка, неотрывно глядя на море. И море отвечало ей. Она вдыхала щекочущий ноздри запах соли и чувствовала, как из ниоткуда появляются силы.

Иногда Босоножка брала с собой Джима, сына хозяйского конюха. Им с Босоножкой уже исполнилось тринадцать, у обоих была трудная жизнь, труднее, чем у иных взрослых, но детство не хотело отпускать их. Они носились наперегонки по берегу, ныряли в шипящие лазурные волны и болтали о всякой всячине, шлепая ногами по влажному золотому песку, как будто не было у них ни забот ни тревог.

— Берегись, Босоножка! — сказал как-то раз Джим, увидев, что Босоножка нырнула слишком глубоко. — Не то угодишь в царство морской нимфы. Переправит тебя на тот свет — и поминай как звали.

— Что за морская нимфа? — недоверчиво спросила Босоножка. Она вышла на берег и принялась выжимать воду из волос. — Русалка, что ли?

Джим покачал головой.

— Калипсо. Повелительница вод. Красивая и коварная богиня. Все на море подчинено ее власти. Она насылает и укрощает бури, губит и спасает корабли, пугает и приводит в восторг мореплавателей. Бабушка рассказывала, что Калипсо способна утолить печаль любого, кто так или иначе связан с морем, нужно лишь горячо помолиться ей...

— Враки, — засмеялась Босоножка, махнув рукой, и обратила взор на горизонт. В серой дымке виднелись очертания корабля. — Это море. Пока ты смотришь на него, оно успокаивает, и кажется, что все по плечу. Но стоит только вернуться к привычной жизни...

— Это Калипсо, — мягко возразил Джим. Он тоже смотрел вдаль, как будто ждал, что корабль возьмет курс на остров и увезет их отсюда. Наивный Джим. Скорее всего, это пиратский корабль — охотник за чужими сокровищами, а от пиратов, как известно, ничего хорошего не жди.

— Если бы твоя Калипсо была такой всесильной, — вздохнула Босоножка, — на нашем острове давно не осталось бы несчастных людей.

— Так, может, никто не молится? — хитро улыбнулся Джим, и оба они расхохотались, закрыв рты ладонями.

Рассказ Джима неожиданно запал в душу Босоножке. Уже несколько дней она думала о том, как было бы хорошо встретиться с Калипсо и потолковать с ней о том о сем. Даже если Калипсо — пустая фантазия. Все лучше, чем месить грязь в канаве и видеть недовольное обрюзгшее лицо надзирателя.

И вот однажды вечером, получив очередной выговор за то, что осмелилась перекинуться парой слов с хозяйской дочерью, своей ровесницей и сестрой, Босоножка снова сбежала к морю.

Ее душила обида. Она ведь не сделала ничего плохого — всего лишь подошла к этой милой белокурой девчонке и задала невинный вопрос.

— Эдит, как называется мелодия, которую ты вчера играла на клавикорде?

Глаза у Эдит были голубыми и ясными, как небо над островом в солнечный день, а кожа белой, как коровье молоко. Она посмотрела на Босоножку и, улыбнувшись одними губами, похожими на нежные розовые лепестки, ответила:

— "Куранта" Абеля.

— Очень красиво, Эдит, — только и успела вымолвить Босоножка, потому что в это мгновение во дворе появилась хозяйка.

— В последний раз предупреждаю, замарашка, держись от нее подальше! — зло прокричала она. — Еще раз увижу тебя рядом со своей дочерью, лично отхожу плеткой, пожалеешь, что на свет родилась, — и, с отвращением глянув на Босоножку, увела дочь. А растерянная Босоножка, едва сдерживая слезы, отправилась просить защиты у моря.

Над островом уже взошла Луна, и по темной беспокойной воде струилась серебряная дорожка. Нахлынувшая волна приятно окатила усталые девичьи ноги. По спине пробежались мурашки.

— Калипсо, помоги! — прошептала Босоножка, шмыгнув носом, и поразилась собственной глупости. Какая только чушь не лезет в голову в минуты отчаяния. Наверное, бабушка Джима тоже страдала от жестокости хозяев, раз сочинила сказку о морской богине.

Вдруг Босоножка увидела, как над водой поднялась призрачная фигура, будто сотканная из морской пены. Сияя и покачиваясь, та приблизилась к берегу. Луна, яркая как никогда, освещала ей путь, и совсем скоро удивленному взору Босоножки предстала женщина невероятной красоты в одеянии лазурного цвета. Казалось, что эта женщина состоит из плоти и крови, она выглядела живой и улыбалась, но как ей удавалось дышать под толщей воды всего несколько мгновений назад, было загадкой.

"Неужели кто-то решил пошутить надо мной?" — растерянно подумала Босоножка, но тут же отбросила эту мысль. Она знала, что на острове нет ни одной женщины, похожей на вышедшую из моря незнакомку. Да и кому могла прийти в голову такая шутка. После тяжелого рабочего дня рабыни валились с ног от усталости. Значит, это действительно...

— Ну здравствуй, Босоножка! — произнесла незнакомка. Ее проникновенный голос напоминал легкий шелест волн. — Теперь веришь, что Калипсо существует?

— Верю, — просто ответила Босоножка, пытаясь получше разглядеть морскую богиню. В том, что это она, не было никаких сомнений. — Так вот ты какая! Красивая...

Калипсо в ответ молча раскинула изящные руки и стала играть волнами, словно любуясь собой.

— Правда, что ты способна утолить любую печаль и исполнить самое заветное желание? — с надеждой спросила Босоножка.

— Над сушей я не властна, лишь над морем, но я могу подарить тебе утешение. О чем ты мечтаешь, девочка?

— Покинуть этот остров навсегда, — не раздумывая ответила Босоножка. — И чтобы не было больше рабства, и жестокого надзирателя, и отца, для которого я — пустое место... А еще...

— Ты слишком многого желаешь, дитя мое, — укоризненно качнула головой Калипсо. — На море за исполнение подобных желаний я беру высокую плату.