"Антология исторического романа-2". Компиляция. Книги 1-9

А кто вспомнит хоть одну причину, по которой можно было бы уважать Тиберия? Не за то ли, что он был жестоким и изощренным тираном, что плел интриги и заговоры и «развлекался» с детьми на острове Капрея?[14] И хуже, в десять тысяч раз хуже Тиберия был его ужасный убийца — племянник Клавдия Калигула. Столь молодой и столь невыразимо-жестокий. Человек, который вырывал детей из животов беременных женщин и поедал их, который совратил своих собственных сестер, словно был египетским фараоном; который забавлялся тем, что заставлял сенаторов Рима лаять, словно собак. Даже своего коня Инцината он сделал сенатором! И все эти благородные римлянки, с которыми он спал, включая девчонок и старух! Он даже устроил публичный дом во дворце, чтобы пополнить через это казну…

«Что ж, — думал Клавдий, — пришло время для семьи Юлия обрести второго Августа.[15] Октавиан расширил пределы империи, и Клавдий сделает то же самое. И может быть, после смерти меня назовут Августом, как назвали когда-то Октавиана. Да, Клавдий Август. Звучит гораздо лучше, чем Клавдий Британик».

Валерия Мессалина читала свиток уже во второй раз. Прочитав его в первый раз, она качнула в изумлении головой и, не сказав ни слова, снова углубилась в чтение.

— Слоны?! — спросила она, отложив, наконец, свиток.

— Да, слоны. Большие, как те, которых вел Ганнибал.

— Но это же больше тысячи миль на север Галлии! Как ты собираешься поддерживать в таком долгом путешествии их здоровье?

— У меня будут мои врачи.

Она пожала плечами и снова взглянула на свиток:

— И двадцать бывших консулов? Они так стары, что просто не перенесут трудностей пути.

— Я выберу тех, что помоложе. Им всем под шестьдесят, но пойдут лишь те, кто выдержит.

— И ты берешь с собой преторианскую гвардию? Но последние два года она лишь пьянствовала! Там нет ни одного человека, который смог бы поднять меч. Оставь их для защиты императорской персоны. Клавдий, дорогой, ты совершаешь глупость. Твое место — здесь, около своей жены. Нашей Октавии всего четыре года, а Тиберию — два, и они будут скучать по отцу. И послушная, любящая своего императора Валерия тоже будет скучать…

Несмотря на свою обычную покорность жене, Клавдий с раздражением ответил:

— Дети могут скучать по мне, но, похоже, у их матери по ночам не будет времени, чтобы вспоминать о муже…

— О, любимый, ты ведь не веришь всем этим слухам, правда? И если я слегка игрива, то только в твоих интересах. Если ты не хочешь быть объектом постоянных заговоров, твои отношения с Сенатом тоже нужно улучшать. Коль они не желают разговаривать с тобой и ты тоже не признаешь их, тогда настает очередь твоей жены использовать все доступные средства, чтобы настоять…

— Большинство жен, чтобы помочь карьере своих мужей, ограничивается парой пиров. А мне говорят, что ты, похоже, удовлетворяешься лишь оргиями и дикими празднествами и, чтобы унять свою похоть, хватаешь мужчин даже в тавернах!

— Бред! — возмутилась она. — Этот дворец переполнен слухами и сплетнями. Если бы я прислушивалась к каждой такой сказке о тебе, то поверила бы, что ты день и ночь проводишь со шлюхами во всех публичных домах Рима. Но разве я верю торговцам сплетнями и болтунам? Конечно же, нет, ибо я больше верю своему Клавдию, чем он — своей Валерии.

Император переложил на столе несколько свитков. Он попытался сосредоточиться на планах своего путешествия в Британию, но Мессалина подошла и обняла его за плечи, а затем изогнулась и стала покусывать за ухо, что иногда ему действительно нравилось.

Он вздрогнул и повернулся, чтобы поцеловать ее. Мессалина провела языком по его губам и заставила открыть рот. Ее рука уже пробралась под его тунику и собиралась опуститься вниз, когда послышался чей-то отчетливый кашель.

В раздражении Мессалина обернулась и увидела, что у входа в библиотеку стоит Полибий.

— О, ради всех богов, в чем дело? Разве ты не видишь, что я и император заняты?

— Простите меня, госпожа, но дело не терпит отлагательств.

— Тогда входи, — повелела она. — Клавдий, ты даешь этим рабам слишком много свободы. В конце концов, они греки…

Не обращая на нее внимания, Полибий приблизился к императорскому столу вплотную.

— Я должен поговорить с тобой, цезарь, — сказал он.

— Так говори, глупец, — разгневалась Мессалина.

Грек не проронил ни слова.

— Ты глухой, тупой, или все сразу? — не унималась императрица.

Полибий стоял и молча смотрел на императора.

— Любовь моя, — примирительно заметил Клавдий, — Полибий не способен говорить в твоем присутствии. Должно быть, это дело крайней важности, предназначенное лишь для ушей императора.

Взбешенная Мессалина бросила на грека злобный взгляд, но тот лишь поклонился, когда она выскочила вон.

— Ну, Полибий, что же случилось такого, что ты прервал первый такой визит Мессалины ко мне за целый год?

— Наши шпионы только что вернулись из Египта. Они говорят, что случилось страшное нашествие саранчи, и половина посевов пшеницы уничтожена. Через два месяца, Цезарь, в Риме не будет хватать зерна для выпечки хлеба, цены поднимутся до небес, и начнется голод, если только мы не добудем продукты из других источников. Проблема заключается в том, что о саранче уже известно, цены взлетят очень быстро во всей империи, и жителям Рима придется туго.

— Очень хорошо, отправь людей немедленно… на все рынки империи и купи все, что необходимо, чтобы заполнить склады. Это уже пятый неурожай в Египте за последние двадцать лет. Именно поэтому, Полибий, нам нужна Британия. Там меньше лесов, чем в Германии, есть открытые места и поля, на которых можно вырастить столько зерна, сколько нужно Риму. Эта страна может накормить весь мир. Мне сообщили, что почвы там черные и богатые, как в Этрурии, и кто знает, как далеко простираются эти земли? Но что еще лучше, Полибий, так это то, что в Британии более холодный климат, зерно и фрукты созревают там медленнее и обладают более богатым, ярким вкусом. И, что самое замечательное, эти земли слишком холодны для саранчи. Теперь ты понимаешь, почему я иду в Британию?

Полибий неопределенно пожал плечами:

— Зерно и земля останутся там и завтра, пойдешь ты туда или нет, цезарь. И есть еще одна вещь, о которой я должен тебе сказать; это сообщили нам из Британии. Мятежный вождь Каратак снова повел свои войска через страну и приказал им не останавливаться ни перед какой жестокостью, чтобы подорвать дух наших солдат. Твой полководец Плавтий хотел преследовать и уничтожить Каратака, но, к своей досаде, вынужден был следовать твоему приказу и теперь проверяет подготовку к взятию столицы Каратака, которая, как сообщил мне посланник, должна быть взята тобою лично. Это так?

Клавдий кивнул.

— Мне сообщили, — заметил Полибий, — что эта столица — не больше чем деревня с домами из дерева, соломы и глины… — Он подумал о чем-то и завершил: — Очевидно, цезарь, бритты строят что-то, похожее больше на мазанки, чем на дома. А ты все еще считаешь, что императору пристало лично завоевывать такую глушь?

— О, хоть раз в жизни, Полибий, не мог бы ты заткнуться? — воскликнул Клавдий.

Грек взглянул на него в изумлении. До него, наконец, дошло, что Клавдий явно недоволен, а что он сам зашел слишком далеко. Незадачливый советник склонился в знак извинения.

— И еще кое-что, Полибий. Пока меня не будет в Риме, я хочу получать ежедневные отчеты о поведении моей жены. Мессалина ведет себя не так, как подобает жене цезаря, даже тогда, когда цезарь во дворце. Когда цезарь отправится в поход, одни боги знают, как далеко она может зайти. А я не смогу стать настоящим победителем, если меня будут осмеивать как мужа самой разнузданной шлюхи в Риме, не правда ли?

Земли иценов в Восточной Британии

Дни стояли солнечные, часто жаркие. Туман в полях быстро испарялся, в воздухе висела пыль от сухой земли и пыльца цветов, в изобили растущих в лесах и лугах. Казалось, пыль и грязь были повсюду. Грязны были одежды крестьян, начинающих готовить поля к сбору урожая, грязны были их дома.

Но хуже, куда хуже был дым, которым тянуло с полей, подожженных для того, чтобы выращенное на них зерно не досталось римлянам; хуже была пыль на одеждах бегущих от войны людей, хуже был прах мертвых, возвращающийся, наконец, земле.

Поражение вождя Каратака оказалось горем для одних и, может быть, облегчением для других. Но душу Боудики известия о поражениях опустошали. Никогда еще она не была настолько лишена всякой надежды, как тогда, когда слушала гонца, который рассказывал о проигранных битвах. Он был воином из племени иценов, сражался плечом к плечу с Каратаком на реке Медвей и подтвердил храбрость бриттов и несокрушимость римлян.

После возвращения из святилища друидов и радости, испытанной на празднике, Боудика делалась все более замкнутой и угрюмой. Она начинала путешествие с таким волнением, она радовалась долгому пути, приключениям, встречам с новыми местами и удивительными знаками, посвященными богам! В первый раз за ее юную жизнь мир распростерся за границы племени иценов, за хорошо знакомые ей реки, поля и леса. Но потом пришли вести о нашествии римлян, и в одно мгновение все поглотил хаос. Вместо ощущения свободы, которое она обрела на собрании племен в священной роще, она чувствовала в душе глухое уныние. Это уныние поселилось теперь и в ее семье. Даже возвращение домой, ко всему тому, что было ей знакомо, не принесло облегчения.

Но чтобы понять, что делать теперь, ей нужно было доподлинно знать все о происходящем. Потому она и выпытывала у возвратившегося воина:

— Битва была на реке? Кто из бриттов сражался? Сколько римлян там было? Как они были одеты? Какое оружие…

— Боудика! — воскликнул Гэдрин. — Во имя богов, один вопрос за раз! Бедняга только что приехал.

— Но как поступим мы, отец? — спросила она.

Гэдрин кивнул.

— Это вопрос, над которой предстоит думать мне. Это — не дело детей, — сказал он.

— Я не ребенок. Я охотник. И я могу сражаться с римлянами так же, как и любой бритт.

— Не будет никаких сражений с римлянами, пока мы не узнаем их намерений, — заявил отец твердо. — Римляне воюют всерьез. Они сокрушают любого, кто становится на их пути. Если мы вступим в войну, они точно нас уничтожат…

— Так мы не будем сражаться? — перебила она.

— Каратак сразился, и посмотри, чем это закончилось. Как могут ицены сопротивляться столь могучей силе, как римляне?

Внезапно ее глаза вспыхнули гневом.

— Я буду биться! Даже если буду делать это одна!

— Да, — отозвался отец, — верю, что будешь. А что буду делать я, когда мою любимую дочь поднимут на столб и распнут? Нет, дорогая, не будет никакой битвы. Время сражений ушло. Пришла пора переговоров.

Позднее, той же ночью, она заставила гонца только ей одной повторить все детали сражения, проигранного Каратаком, и чем дальше слушала, тем меньше понимала, почему бритты потерпели поражение. Каратак был благородным воином, искусным в военном деле и одним из тех, кого защищали боги. Зачем тот мальчик погиб в таких мучениях, если не ради того, чтобы армии бриттов выиграли войну?

Брат Каратака, Тогодумн, человек тоже выдающийся, был убит, как и тысячи отважных сыновей и дочерей Британии. Если верить словам вернувшегося воина, даже женщины сражались храбро и не уступали мужчинам в силе и стойкости. Воин особо подчеркнул их мужество в борьбе с римскими полчищами. Но и этого оказалось мало. Британия потеряла свою армию.