Отрочество

До этого Евгений Сергеевич Комаров в июне 1961 года окончил Поволжский лесотехнический институт в Йошкар-Оле, получив квалификацию инженера-технолога по механизации лесоразработок и транспортировки леса. И после окончания института они с женой Зинаидой сначала погостили у старшего брата Юрия в Беляйково, где их сфотографировала с детьми – девятилетней Тамарой и пятилетним Сергеем – их мать Маргарита Николаевна.

И уж потом Евгений с женой Зинаидой и братом Юрием приехали в гости к сестре на участок Кочетов. А в августе по распределению его уже ждал целлюлозно-бумажный комбинат Кондопоги.

После установки перегородки, разошедшиеся братья предложили сестре построить ещё и забор с улицы, но та отказалась, сославшись на пока не желание европейца мужа вообще отгораживаться от улицы.

Когда в их садоводстве повсеместно стали ставить заборы, в том числе между участками, то соседи Костылины и Кошман оплатили свои половины боковых заборов, и на границе с участком Кочетов он был поставлен от улицы до середины глубины участка.

А Пётр Петрович, как человек действительно европейский, не стал ставить заборы, в том числе со стороны улицы, а решил посадить вместо него живую изгородь. Она должна была представлять собой посадки кустов чёрной рябины, шиповника, привезённого бабушкой Ниной из деревни терновника, и других редких растений.

А на вопрос дочери Нина Васильевна ответила:

– «Альк! А то ты не знаешь, зачем «торновник» сажают?! Забыла? В войну на нём мочёном и солёном, жмыхе, мёде, картошке, засолах огурцов, капусты и мочёных яблоках мы с тобой и Женькой только и выжили!».

Алевтина Сергеевна поняла свою мать, на память посадившую здесь, привезённый с родины, терновник. Ведь и она сама на углу участка Кочетов с улицы на границе с участком Костылиных ещё в первые годы посадила маленькую берёзку, тоже привезённую ею с родины, предварительно собственноручно выкопанную в песке на косогоре за оврагом и ручьём. И теперь она, подросшая, частично проросла через забор соседей Костылиных.

На участке сестры уже сам Евгений сфотографировал свою мать с женой Зинаидой.

Теперь на участках стало жить веселее. Ведь в связи с завершением строительства домов, проведением воды и света, садоводы стали жить на своих участках практически всё лето, знакомясь друг с другом, осваивая и прилегающее к садоводству пространство.

Постепенно и Кочеты стали осваивать его. Вскоре, пока гости провожали Юрия в Москве, состоялся и первый поход отца с детьми на речку Дорка. С собой они взяли чай в термосе и бутерброды, думая, что идти далеко. Но оказалось около трёх километров. По пути к речке по тропинке, Кочеты иногда углублялись в лес и собирали себе в рот землянику и чернику. А на обратном пути они набрали и грибов.

Вообще-то, окружающий садоводство Бронницкий лес давно славился своими грибами. Самыми заядлыми и опытными грибниками в их садоводческом товариществе считались пожилые друзья садоводы Михаил Капин и Василий Жуков, которые вместе ездили за белыми грибами в далёкие леса. Он жил на 106-ом участке около сторожки и имел дочь Лену – идеально белую блондинку, бывшую на два года младше Платона.

По всему чувствовалось, что чрезвычайно по-доброму относящийся к Кочетам Василий Иванович, возможно в будущем мечтал и породниться с ними. Он даже познакомился с Евгений Сергеевич Комаровым, который по возращению из Москвы на участок сфотографировал жену и племянницу Настю на фоне дома и племянника Платона с лопатой.

А потом Евгений Сергеевич подкараулил и сестру, идущую собирать первый урожай овощей для угощения дорогих гостей.

А вот подкараулить щуку на реке Дорка у него не получилось. Как бывало и в деревне, он с Платом как-то раз в солнечный день корзиной ловили огольцов. Охота шла с переменным успехом. Только когда рыбаки заводили свой «невод» в тени, у них был шанс. И один раз в азарте они чуть было не поймали даже щуку средних размеров. Та неподвижно стояла в прозрачной воде и, как показалось Платону, с издёвкой наблюдала за глупыми рыбаками, а потом вдруг вмиг исчезла.

– «Недаром мужики говорили, что щуку корзиной никогда не поймать!» – вдруг вспомнил тут дядя Женя наказы старших.

Но иногда старшие донимали его.

В один из дней его мать сделала окрошку из одной капусты с горчицей и хреном. Несмотря на простоту еды она, Женя и дети Кочеты уплетали её с аппетитом, съедая по несколько порций. Но Нина Васильевна вдруг остудила пыл сына, внезапно переведя разговор на мышей.

– «Мамань! Ну, за столом не надо об этом! Аппетит пропадает!» – не выдержав, сделал младший сын замечание матери.

А та, не потерпев это в присутствии внуков, ловко вывернулась, вызвав смех тех, но не над нею, а над дядей:

– «Хе, пропадает у него?! Вон как за ушами трещит-то!».

А увидев, как непонятно на что именно расхохоталась внучка, она просто приказала Насте:

– «Давай, доёдывай скорее!».

Провожая семью младшего брата, Алевтина Сергеевна по традиции как всегда предложила:

– «Ну, что? Присядем на дорожку?!».

После отъезда гостей перед Кочетами встали новые задачи.

Всё лето 1961 года дети проводили на участке и в основном с бабушкой.

Родители приезжали на выходной и в отпуск.

К домам уже подвели электричество и в них поставили индивидуальные электросчётчики. Теперь дело оставалось за самими садоводами. Кочеты не стали нанимать электрика, решив делать электропроводку самостоятельно, сэкономив на этом.

Пётр Петрович объяснил, научил и поручил обязательному, обстоятельному и аккуратному сыну самостоятельно сделать эту работу, купив всё необходимое – провода, ролики, розетки, выключатели, плафоны, шурупы и изоляционную ленту.

И Платон начал. Да так увлёкся этой работой, что на время забросил все свои занятия и игры. Где было нужно, он с определённым интервалом по предварительной разметке прикручивал шурупами к стенам и потолку фарфоровые ролики. Поначалу он для ускорения работы попытался было прибивать их гвоздями. Но разбив несколько из них, снова переключился на шурупы. На ролики он затем надевал заранее им же скрученные попарно провода в матерчатой оплётке, предварительно нитками опутав и связав их в двух местах – перед роликом и после него. Делал он это с целью не дать проводу расплестись и не дать петле провода соскочить с ролика, особенно на потолке.

Работы оказалось много. Но мальчишке не терпелось увидеть результат своей работы – свет в их доме. Потому он работал упорно, но с удовольствием. Особенную трудность вызывало место соединения нескольких концов проводов. Надо было не только крепко и надёжно соединить нужные концы, но ещё и хорошо изолировать друг от друга проходящие мимо провода. После проверки работы отцом Платон аккуратно подсоединил оголённые концы проводов к розеткам, выключателям и патронам, учитывая при этом ход тока, дабы не замкнуть цепь саму на себя.

Когда он закончил с этим в комнатах, на кухне и веранде, проведя провод и на второй этаж, отец ещё раз всё просмотрел и проверил, убедившись, что сын всё сделал правильно. После этого Пётр Петрович даже как-то торжественно и загадочно сам подсоединил провода к счётчику. И тут же на радость всей семьи были опробованы все выключатели, розетки и лампочки, заранее вкрученные в патроны. Всё функционировало. И все женщины с уважением уставились на Платона, а тот был горд.

А когда отец для официального подключения дома к электросети вызвал прикреплённого к садоводству профессионального электрика, то тот, долго и внимательно всё осмотрев, опять переспросил Петра Петровича:

– «Так вы, что? Действительно всё сами сделали!».

А когда отец указал на сына, то электрик так и сел от удивления, особенно когда узнал возраст Платона.

Теперь их семье можно было использовать и электроплитку, и утюг, и рефлектор, и радиоприёмник, до этого напрямую подключённый к счётчику, и даже телевизор с холодильником, которых у них пока здесь не было.

А Платон был просто счастлив. Ведь это была его первая самостоятельная работа как взрослого мужчины, и он с нею вполне справился. И теперь можно было подключить к розетке старого друга отца – радиоприёмник «Москвич», который был им привезён на садовый участок ещё в прошлом году и использовался лишь иногда и не долго прямым подключением его провода к счётчику.

И теперь Платон позволил себе погулять и поиграть.

На улице садоводства он встретился с Женей Дубовиком и Андреем Юдушкиным, несколько лет назад предавшим его и сбежавшим с поля брани.

Тот теперь ходил с их бывшим обидчиком и новым патроном и при встрече с Платоном повёл себя неожиданно для того высокомерно, вызывающе заносчиво и даже задиристо. И в результате их короткой перепалки с взаимными оскорблениями, начатыми Андреем, дело дошло до схватки.

Однако Платон быстро положил толстоватого и конопатого Юдушкина на лопатки, прижав к земле и его обе раскинутые руки, приказав при этом:

– «Всё! Сдавайся!».

Но Андрей, видя молчаливую поддержку своего старшего товарища, в ответ лишь усмехнулся:

– «Чего-то вдруг?! С какой стати?!».

Тогда Платону пришлось сильно прижать Андрея своей богатырской грудью к земле, сбив ему дыхание, после чего тот как-то захрипел и проронил слезу. Пришлось Жене Дубовику разнять их и по-честному засчитать Платону безоговорочную победу над пустившим слезу соперником. Предатель был наказан.

А через несколько дней этот Андрей сам подошёл к Платону и извинился, предложив дружить. И не злопамятный Платон согласился. К тому же в их садоводстве ровесников больше не было.

В этот период, получивший свободу на свежем воздухе, Платон был просто окрылён. Он теперь вспоминал свою такую же свободную жизнь в деревне всего два года назад.

Ешё в раннем детстве Платону нравилось там бегать. Особенно как угорелый он носился на деревенской природе, представляя себя свободно скачущим конём, иногда даже изображая галоп, рысь или иноходь. Обычно он бегал по извилистой и с перепадами высот тропинке, проходившей в леске на косогоре за ручьём, где его никто не видел, и можно было одному порезвиться вдоволь. И теперь тоже, как и в раннем детстве, Платон любил бегать. Особенно ему нравилось бегать по тропинкам с перепадом высот, как бывало, бегал у бабушки в деревне по окрестным косогорам и кручам.

Тогда он с трудом, но упорно, взбирался по склону вверх, а потом стремглав устремлялся вниз, чуть успевая перебирать ногами, будто паря над поверхностью земли, получая от этого несказанное удовольствие. Платон вспомнил поздние августовские деревенские тропинки, плотно затоптанные босыми ногами детей и взрослых, с уже пожухлой травой по краям.

Вспомнил он и просёлочные дороги, разбитые в пыль конскими копытами и металлическими ободами колёс телег, в некоторых местах с глубокой колеёй, и кое-где припорошенные редкими пересохшими травинками, а ещё реже остатками и обломками ржаной соломы.

Тогда изредка на дороге или тропинке ему попадались разбросанные ветром чёрные козьи шарики и лежали редкие коровьи лепёшки. На деревенской дороге их, как правило, успевали убрать для удобрения огорода.