Ведьмины камни

* * *

– Медведь, говоришь? – Мистина, сидя на корточках, положил свою ладонь с вытянутыми пальцами внутрь отпечатка звериной лапы: далеко не маленькая, его ладонь поместилась там целиком. – С такими-то лапками?

Он выпрямился: с мокрыми волосами, с рубашкой на плече, которой вытирался на ходу. Проснувшись, полез купаться – как будто в воздухе ему недостаточно воды, – а выбравшись на песок, услышал крики возле конунгова шатра.

– А не думаешь ли ты, конунг, что это был тот Бурый, который еще зовется Одином?

– Что-то такое он говорил… – пробормотал Ингвар. – Я помню: он упоминал Одина-Бурого…

Вмиг по дружинному стану разнесся слух: к конунгу во сне являлся Один. Слух этот вызвал более тревоги, чем бодрости: Один редко приносит добрые вести.

– Что он сказал? – негромко спросил Мистина, когда они с Ингваром уже сидели под пологом конунгова шатра, глядя, как Гуннар Пузо пытается поддерживать уверенный огонь под котлом с кашей, а сырой дым бросает ветром из стороны в сторону. – Расскажешь? Или это тайна?

– Да он не сказал, что это тайна. Он хотел предостеречь… от предательства, – выдавил Ингвар. – Я плохо помню. Как проснулся – вроде все помнил. А теперь – ну, так… – Он помахал рукой в воздухе, будто разгонял туман. – Говорил, что мне не следует сражаться с Эйриком, потому что его гибель принесет гибель и мне.

– Может, это и кстати, – обронил Мистина. – Что предостерег. Надоел мне этот троллев поход через Утгард. Повезет нам, не повезет – доброй славы здесь все равно не сыскать.

– Так что же – назад поворачивать? – Ингвар бросил на него угрюмый взгляд. – Опять? Я от греков едва отмылся, если меня еще старый дядька заставит штевень поворотить…

Мистина понимал это не хуже конунга: Ингвара до сих пор жег стыд после первого похода на греков, когда он сам был ранен в первой же битве и отступил в Болгарию, оставив войну другим вождям.

– С Эйриком мы непременно повидаемся. Но если сам Один предостерегает тебя от этой вражды, нарываться на драку будет глупо. Если он тебя оставил… – Мистина понизил голос, – то упрямиться значит погибнуть, и даже без особой славы.

– И что теперь – дары ему подносить? Любовные стихи сочинять?

– Послушай. Ничего непоправимого еще не произошло. Мы взяли Видимирь, но отбили его не у людей Эйрика, а у мятежных варягов. Это они – Мороз, Тень и Берег – убили Эйрикова зятя и его отца, это они целое лето грабили веси вдоль волока. Мы, то есть ты, только покарал их за эти дела. Сделал одолжение Эйрику, своему родичу.

Ингвар хмыкнул от невеселого смеха:

– Хочешь сказать, мы сюда явились Эйрику помогать?

– А кто докажет, что нет?

– Тень докажет, глядь! Он ведь у него, у Эйрика!

– Пусть он чего докажет, глядь! Кто он такой? Ублюдок и предатель, вот он кто. Слово его… – Мистина сплюнул. – Ты с Эйриком еще не ссорился. Он пока не знает, зачем ты пришел. Только догадываться может. И нам стоит сейчас поискать с ним встречи и поговорить. Если даже Один пришел к тебе с предостережением – пренебречь этим значит нарваться на быструю смерть, здесь ничего иного не дождешься. Хочешь сгинуть в этих болотах? Тогда уж лучше было сгореть в Босфоре – славы было бы больше.

– А греки? Мы из-за них сюда и притащились. Вернусь, они спросят: ну, покорили вы вашего Эйрика?

– Роману нет дела до наших дел с Эйриком. Его только хазары волнуют. Здесь можно разговаривать.

– Ты возьмешься?

– А как же, глядь! – с досадой воскликнул Мистина. – Троллева бабушка, что ли? Эйрик, видно, уже рядом где-то. Ты жди, я поеду вперед.