Невинная жертва

Адвокат, представленный Соминым, лениво перебирал карандаши на столе.

Прокурор начал зачитывать длинное обвинительное заключение еще до первого перерыва. Монотонный голос наводил тоску, присяжные морщились, пытаясь разобрать невнятную речь обвинителя.

Не было прочтено и четверти текста, как председательствующий объявил перерыв до трех часов пополудни.

Слушание возобновилось с повторным прочтением обвинения. Наконец, прокурор перечислил пункты и номера статей Уложения о наказаниях и Устава уголовного судопроизводства Российской империи, на основании которых гимназистка Енгалычева оказалась на скамье подсудимых, и сел.

Председатель обратился к Виктории:

— Вы признаете себя виновной?

— Нет, — твердо ответила девушка.

— Расскажите свою версию событий.

— Я поругалась с моим опекуном Василием Павловичем Соминым и в расстроенных чувствах решила бежать.

— Прихватив с собой все деньги! — крикнули из зала. На смельчака зашикали. Председатель позвонил в колокольчик.

— Я… я не знала, куда идти. В нашей квартире нет черного хода. Я увидела открытую дверь и вошла. Я ничего не хотела красть! Думала, что там должен быть черный ход. Я увидела там эти… эти…

Вика захлебнулась в слезах.

— Я не помню, что там было! Не помню! Я выбежала во двор, не помню, как выбежала!

В этот момент адвокат приподнялся со стула и помахал рукой.

— Прошу вас, господин защитник, — кивнул председатель.

— Вы заходили в гостиную?

— Не помню. Наверное, да.

Прокурор тряхнул головой и запросил слова у судей:

— Госпожа Енгалычева, вы подтверждаете кражу денег и столового серебра у вашего опекуна господина Сомина?

— Нет. Мне не нужны были его деньги. Никогда я не возьму их даже в дар от него самого.

На этих словах Виктория взглянула на Василия Павловича. Тот пожал плечами и отвернулся.

========== Глава 8 ==========

Он больше на нее не смотрел, когда свидетелей повели к присяге. Вика стояла бледная и, не отрываясь, смотрела на потный затылок Сомина.

В душном зале чадили лампы, от тюремной баланды подташнивало. Девушка опустила голову, поправляя сползший на спину платок.

— Свидетельница Краснощекина, встаньте! — - председательствующий мягко взглянул на квартирную хозяйку. Рядом с ней, опираясь на трость, стоял домовладелец. Енгалычева удивленно взглянула на них, не понимая, какое они имеют отношение к ее делу.

Виктория не понимала, за что ее держат в тюрьме. На допросы не вызывали, а обвинение прокурора она не расслышала. Поэтому удивление было искреннее. Вика тихо ахнула, когда Катерина Игнатьевна живописно описала кровавую картину расправы.

— Ах, да! Я припоминаю, Ольга Алексеевна лежала на дива… — простодушно воскликнула гимназистка.

—Помолчите, подсудимая! — оборвал ее председатель суда. — Вам слова никто не давал.

Зал загудел. Дамы неодобрительно перешептывались. Присяжные нахмурились.

Снова прозвенел колокольчик. Сомин поднялся. Пригладил жиденькие рыженькие волосы под пристальным взором защитника и оправил синий сюртук с узкими петлицами министерства народного просвещения.

— Кем вы приходитесь подсудимой?

— Опекуном. Взял сироту из приюта. Виктории было всего двенадцать лет.

— В день убийства Румянцевых с десяти до одиннадцати вы слышали что-то подозрительное?

— Да. Шум внизу, но я не придал этому значения. Может быть, возвращался кто-то из подвыпивших жильцов.

— Енгалычева была с вами?

Сомин немного смешался и с запинкой ответил:

— Нет. Время было позднее, я волновался из-за ее отсутствия. Виктория вернулась только в час ночи.

— Неправда! — девушка прильнула к решетке. Председатель пригрозил вывести ее из зала. Енгалычеву душили слезы. Внезапно она поняла все: ее обвиняли в зверском убийстве ее подруги Леночки и Ольги Алексеевны.

Василий Павлович добавил еще что-то, но она уже ничего не слушала. Вика смотрела в одну точку. Свидетелей было много: и девочки из гимназии, и дворник, видевший, как Виктория разрубала трупы, и мальчик-разносчик, опознавший топор.

Вопросам прокурора и защитника не было конца.

Енгалычева не слышала, как эксперты читали кровожадное заключение, не видела, как некоторых дам вынесли из зала в глубоком обмороке и присяжные заседатели косились на нее, осматривая вещественные доказательства и удаляясь в совещательную комнату.

Вынесение приговора было перенесено на следующий день.

========== Глава 9 ==========

Утро 17 января началось с длинной проникновенной речи прокурора. К ее концу все смотрели на Викторию озлобленно и подарили обвинителю гром аплодисментов. Это смутило защитника. Он, пунцовея, промямлил, что претензий к обвинению не имеет, и сел. Судьба Енгалычевой была решена.

— Я не виноватая! Не виноватая! — простонала Вика.

Председательствующий напомнил о смягчающих обстоятельствах ввиду малолетства подсудимой, и заседатели вновь удалились на совещание.

Все встали. Председатель суда зачитал приговор:

«На основании вышеизложенных соображений и указанных законов и согласно 1 и 3-го пунктов 771 и 776 статей Устава уголовного судопроизводства, Самарский окружной суд по уголовному отделению, с участием сословных представителей, определяет: дворянку Санкт-Петербургской губернии Викторию Николаеву Енгалычеву, 17 лет, признать виновной в преступлении, предусмотренном 2-м пунктом 1924 статьи Уголовного уложения. На основании этого закона лишить прав состояния и подвергнуть каторге на девять лет с последствиями по 28—31 статьям Уголовного уложения.»

Горло сжал спазм. Девять лет каторги! Девять лет! За что?!

========== II часть. Глава 10 ==========

Прошло две зимы. В январе в одном из знатных домов давали бал.

Женщины легкомысленно кружились с мужчинами, старые матроны вязали чулки.

Провинциальное мещанство источало зловонный дух на приезжего «статского генерала», как шептались по углам кумушки.

Даниил Владиславович Пшежмецкий, родом из Польши, посему не утративший дворянскую гордость, смотрел на все с благородным презрением.

Петербург заинтересовался зверским убийством Румянцевых. Виновник ажиотажа в Департаменте полиции стоял рядом. Яков Платонович Штольман, чиновник особых поручений, как язвительно выражались светские львы, при всесильном князе Мещерском, сумел пробиться к самому…

Пшежмецкий получил неожиданную командировку в Самару.

Коломейцева без долгих разговоров сослали в Красноярск.

Теперь статский советник бросал на своего помощника неласковые взгляды и украдкой вздыхал, вспоминая сахарные плечики панночки Зоси, ждущей его в Крыму.

Яков Платонович галантно раскланялся с проходившими мимо дамами и резко, как чертик на пружинке, подскочил к седовласому генералу. Полицмейстер удивленно пошевелил кустистыми бровями, Даниил Владиславович встревожился. Наломает дров этот особый чиновник. Пшежмецкий торопливо, насколько позволяла подагрическая нога, подошел к генералу с извинениями. Но их не потребовалось.

Полицмейстер, разгоряченный рябиновой настойкой, приятельски хлопнул Штольмана по плечу. Пшежмецкий заметил, как Яков Платонович поспешно прячет синий листок, и недовольно пожевал губами.

Генерал махнул в сторону буфета. Подлетел развязный адъютант с орденком и с тиком в углу глаза. Губернская полиция быстро перешептывалась, адъютант косился на Штольмана, потом молодцевато козырнул и утиной походкой заковылял из зеленого балагана под названием городской бал.

Падал снег. Извозчик скорчился на козлах.

Даниил Владиславович откинул медвежью полость и сел. В желудке было нехорошо, лицо статского приняло желчное выражение.

Яков Платонович ждал. Пшежмецкий искал повод к нему придраться. Он открыл уже было рот, чтобы осыпать упреками, но вернулся адъютант с папкой под мышкой и в сопровождении городовых.

— Ваше превосходительство, его высокопревосходительство дали согласие на осмотр квартиры Румянцевых.

— Голубчик, — Даниил Владиславович сердито взглянул на помощника, — вы понимаете, что прошло три года? Что вы там можете найти?! Ваша Енгалычева давно уже где-нибудь в Твери.

Тут вмешался адъютант:

— Виктория Енгалычева арестована и сейчас находится в нашей губернской тюрьме.

— Она вернулась? Но это невозможно…

Яков Платонович коротко поклонился:

— Позвольте мне приступить к расследованию?

— Хорошо, — нехотя кивнул Пшежмецкий.

========== Глава 11 ==========

В губернской тюрьме было много крыс. Одна, самая наглая, с огрызком хвоста пыталась забраться по ножке стола, но постоянно соскальзывала.

Вика спокойно лежала на нарах, чувствуя, как одеяло шевелится под тяжестью взбирающейся на нее крысы. Енгалычева встряхнула тряпку, раздался шлепок и писк ушибленной твари.

Весной Виктория бежала с каторги. В горячечном бреду, с трясущимися руками она с товарками дошла до Байкала.

Как в кошмаре, перед ней пронеслась встреча с медведем и как озверевшая товарка накинулась на нее с ножом. Из семи беглых дошли до Байкала только четверо.

Вика просила бросить ее умирать, но подруги перевезли через Байкал на дырявом баркасе.

Каждую минуту на них мог наткнуться казачий разъезд. Но лишь большое желание жить заставляло Вику идти окольными путями; пробираясь через болота Западной Сибири, она падала ночью на гнилые, заросшие тиной гати. С отуплением смотрела, как вспыхивают на кочках голубые огоньки.

Надрывный кашель изредка раздавался над лесом, пугая птиц. Соседка по бараку умерла от воспаления легких уже рядом с Томском.

Енгалычева равнодушно смотрела на труп, пока ее не тронули за плечо и не повели дальше.

В Томске, унижаясь, просили милостыню на коленях, вывернув наизнанку бушлаты с красным тузом на спине.

Уголовники помогли с деньгами. Одетая в платье с чужого плеча, Виктория села в поезд и уехала в Самару. Она не думала, что Сомин донесет на нее в полицию. Так и произошло. И вот теперь уже третий месяц она, поседевшая, с изъязвленным лицом, сидела вместе с крысами и ждала своей участи. А участь была одна — новый срок где-нибудь на Сахалине.

========== Глава 12 ==========

Яков Платонович внимательно оглядел квартиру. За два года в ней практически ничего не изменилось. Жильцов в ней не было, они боялись въезжать в квартиру, где произошло убийство.

Штольман повернулся к городовым:

— Вы помните, как здесь все лежало?

— Так точно, ваше высокоблагородие.

— Тогда покажите, где лежал платок Енгалычевой.

Нижний чин затоптался на месте и указал на край ковра.

Яков Платонович присел на корточки и спросил:

— Трупы лежали на диване?

— Так точно.

— Следы на полу были?

Городовые замялись, а Штольман подошел к дивану. На кожаной обивке в прорехах торчали клочки рыжеватой ваты. Разрезов было особенно много на подлокотнике, обивка превратилась в лоскутки, там же намертво в вату впитались бурые пятна.