04.1912

— А как долго мы будем в Америке? — спросила она тихим серьёзным голосом.

Мэри не сумела сдержать мрачного вздоха.

— Мы останемся там навсегда, — сказала она.

Брови Лиззи приподнялись и недоверчиво изломились искалеченной дугой.

— Что же тогда будет с мамой? — в тишине гостиной её шёпот прозвучал горестно и неуверенно.

Мэри отступила к стене и опёрлась о неё локтями. Ноги её неожиданно ослабели так, что даже задрожали.

— Она переедет позже.

— Когда именно? — требовательно вопросила Лиззи.

— Позже, — Мэри отвела взгляд и быстро коснулась лица носовым платком. Лиззи колола её взглядом, как пикой, и медленно поднималась с дивана.

— Но когда же?

— Позже, — повторила Мэри. Голос её жалко дрожал, рвался, как тонкие струны под неумелой рукой. — Когда… я напишу ей об этом.

— А когда ты напишешь?

— Сегодня… сейчас, когда ты ляжешь в постель, — Мэри снова пробежалась платком по лицу. Оно полыхало, как у наказанной школьницы.

Лиззи шагнула к ней и, натолкнувшись на столик, замерла.

— Я тоже хочу написать маме!

Мэри выставила перед собой руку. Холодный воздух резал ей горло изнутри, как ножами, и она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть без боли — казалось, кто-то начинил её осколками стекла.

— У тебя ещё будет время. На борту корабля… наверняка есть почтовая служба.

— Она там есть, — буркнула Лиззи уверенно, — но почему бы мне не написать сейчас?

— Элизабет, — резко сказала Мэри, — это исключено.

— Почему? — Лиззи гневно раздула ноздри. — Ты не хочешь, чтобы мы с мамой общались?

— Нет, вовсе не…

— Но почему тогда ты ни разу не дала мне самой написать ей? — Лиззи отчаянно прижала к груди руки, и её голова поникла. Она стояла напротив Мэри, всё такая же напряжённая, как прежде, но ресницы её дрожали, и с них вот-вот могли сорваться слёзы. Мэри опять прошлась по алым щекам носовым платком и отвернулась. Только тогда, когда она со всем вниманием стала изучать низкий столик, ей удалось собрать в голосе всю твёрдость и сухую правильность. Она заговорила, как лектор перед толпой беспокойных студентов:

— Лиззи, когда твой почерк станет достаточно разборчивым, я позволю тебе написать самой. Ты знаешь, что у мамы слабые глаза.

Лиззи ещё ниже опустила голову и выше подняла плечи. Её шея, казалось, утонула в отложных воротничках.

— Мама всегда понимала, что я ей пишу, — сквозь зубы процедила она. — Ты мне снова лжёшь.

— Элизабет! — воскликнула Мэри. Платок выпал у неё из рук. — Как ты можешь обвинять меня… в таком?!

Лиззи сухо фыркнула и резко развернулась к Мэри спиной.

— Спокойной ночи, — сказала она ледяным голосом и вышла из гостиной.

Мэри подняла было руку — и тут же её опустила. Лиззи царственно, как победительница, как триумфаторша, покинула гостиную и поднялась наверх. В узком проходе осиротело заклубились тени. Когда на втором этаже звучно хлопнула дверь, у Мэри отлегло от сердца. Возможно (и, скорее всего, так оно и было), Лиззи не легла в постель, но она хотя бы была у себя в комнате, а это значило, что разговору Мэри и Кэт ничего не помешает.

Кэт смотрела на Мэри с мрачным неодобрением. Её низкий хмурый лоб был собран в морщины, в гордых карих глазах потух живой блеск.

— Это неправильно, — сказала она, словно бросая камни в глубокий колодец, — неправильно, мисс Джеймс.

Мэри ответила Кэт таким же сумрачным взглядом.

— Разве я могу сделать что-то против воли мистера Флэнагана? — тихо спросила она. — Его слово для меня — закон.

Кэт покачала головой и быстро стала расплетать тугую каштановую косу. В свете ламп Мэри вдруг заметила одну, затем — две и даже три светло-серебристых ниточки.

— Мисс Джеймс, я имела в виду иное. Что будет, если Лиззи узнает?..

Мэри сжала носовой платок. По всему её телу пробежалась пугающая ледяная волна, и у неё перехватило дыхание.

— Лиззи не узнает, — сказала она, наконец, — во всяком случае, пока.

— Но что же будет потом, мисс Джеймс?

— Потом мы будем в Америке, и Лиззи… во всяком случае, не сможет сделать что-то совсем безумное, — неуверенно протянула Мэри. — Надеюсь, что мне удастся подготовить её к этому, Кэт. А даже если у меня и не получится… Америку и Англию разделяет океан. Если я пойму… что меня ждет неудача… пожалуй, я не буду ей рассказывать.

Кэт вздохнула и прекратила теребить косу. Волосы её растрепались и стояли торчком, как иглы сердитого ежа.

— Возможно, что лучше бы вам и не пытаться, мисс Джеймс. Вы знаете Лиззи, и вы знаете, что это известие… я одобряю, одобряю ваше решение и вашу поездку умом, но сердцем… сердце тоскует, потому что я задаю себе один и тот же вопрос… Что же будет со мной, мисс Джеймс? — она медленно подняла на Мэри влажно блестящие круглые глаза. — Я никогда не расставалась с вами надолго. Для меня это… серьёзное испытание.

Мэри опять отвела взгляд и сжала кулаки. Кэт стояла напротив, смиренно сложив перед собой руки, и от Кэт как будто исходил убийственный холод. Мэри сосредоточенно стала складывать на коленях платок.

— Я прошу прощения за то, что это приходится обсуждать в такой спешке, Кэт, — сказала она, — но нам придётся плыть в Атлантику без тебя. Уверена, ты быстро подыщешь новое место.

— Дело вовсе не в месте, мисс Джеймс, — Кэт тихо покачала головой, — я прослужила в вашем доме двадцать шесть лет. Молодой мистер Джеймс нанял меня, когда вы ещё не родились. Я привязалась не только к дому, который обхаживала, но и к семье, которая сделала для меня столько добра.

— Да, и ты исполняла свои обязанности так, как должно, Кэт, — быстро сказала Мэри и снова стала складывать платок, — я напишу рекомендательное письмо, чтобы облегчить тебе поиски места.

— Меня беспокоит совсем иное, мисс Джеймс, — Кэт опустила взгляд и быстро, тяжело выдохнула. — Как же вы… останетесь совсем одни? Я помню и вас, мисс Джеймс, и Лиззи с самого детства — с пелёночек. Я… боюсь, — она сглотнула и выдавила дрожащую улыбку, — боюсь, что может случиться там, в Америке, в этой далёкой опасной стране.

Мэри молчала достаточно долго: не было силы в голосе. Даже тогда, когда сила, казалось, появилась, когда она нашла в себе твёрдость, чтобы открыть рот, её тон был неуверенным, тонким, придушенным, как у маленькой девочки, плачущей в углу.

— Мы справимся, Кэт, — сказала она, с усилием улыбаясь, — пожалуйста, не беспокойся. Всё будет хорошо.