Царство. 1958–1960

6 января, понедельник. Москва, Ленинские горы, дом 40, особняк Хрущёва

Лёля нашла этого пушистика не на улице, а забрала у папиного коллеги, профессора Презента, который всю жизнь держал редких кошек Марс, Марсик, рыжеватый, с приплюснутой мордочкой, круглыми прижатыми ушами, жалобно мяукал — забрали его от мамы.

— Не плачь, мой хороший, не плачь! — Лёля ласково гладила котика. — Сейчас привезу тебя в новый дом, тебе там понравится, будешь везде ходить, даже во дворе.

Лёля пронянчилась с котёнком целый день, и когда пришёл с работы Сергей, взяла мужа за руку и счастливо подвела к креслу, где на мягких подушках блаженствовал Марсик.

— Кис, кис, кис! — позвала она. Котёнок заинтересованно взглянул на хозяйку и, пискнув, потянулся к ней, громко урча.

Девушка подхватила пушистика на руки и весело закружилась по комнате. Поджав хвост, кот жалобно открывал рот, беззвучно мяукая.

— Прелесть!

— Да, хороший, — как-то вяло отозвался супруг. — Мама будет недовольна.

— Она у тебя всем недовольна! — сдвинула бровки Лёля. — Можно подумать, что мы живём у чужих людей!

Муж несчастно молчал.

— Ты кушал? — Лёля сменила гнев на милость.

— Нет. Я по тебе соскучился!

— Пойдём, я с тобой посижу.

— Только котёнка вниз не бери, мама скажет, что от него шерсть летит. Однажды она Илюшу отчитала, когда он с улицы кошку принёс.

— Что ей неймется? Животные всегда с людьми жили!

— Мусора, говорит, от живности много.

— Разве может такое очарование мусорить? Ну, посмотри! — Лёля подняла четвероногое существо над головой. — Он чистюля! Послушай, как урчит! — подставляя котёнка мужу под ухо, продолжала она. — Ишь, как радуется!

— Как паровоз наяривает! — подтвердил Сергей и тронул котика. — Мягкий!

Кот счастливо щурился.

— Ты останешься здесь, понял, Марсик? Не балуй! — опуская котёнка в кресло, назидательно проговорила хозяйка.

Молодые спустились в столовую.

— Через десять минут отец подъедет, — увидев сына, сообщила мать. На Лёлю Нина Петровна смотрела с вызовом.

Никита Сергеевич появился быстрее и тут же уселся за стол — на работе не ужинал.

Ужин почему-то называли диетическим. На стол подали голубцы, отварную курицу, цветную капусту, тоже сваренную, и простоквашу. Простоквашу, как правило, забирали с собой, чтобы выпить непосредственно перед сном.

— Мне ножку! — указал на курицу глава семейства. — А вторую — Серёже!

Лёля есть не хотела и сидела с пустой тарелкой. Скоро компанию дополнил Алексей Иванович Аджубей, который сегодня припозднился, — редколлегия затянулась. Аджубей всегда садился по правую руку от тестя, предусмотрительно подавая Никите Сергеевичу хлеб, соль, перец, соус — всё что требовалось. Сделавшись главным редактором «Комсомольской правды», Аджубей стал ходить исключительно в костюме и при галстуке. Даже дома невозможно было увидеть его в свитере или рубашке, он всегда был, точно на официальном приёме.

— А чем костюм плох? — удивился редактор, когда жена интересовалась, не хочет ли он переодеться. — Костюм организовывает. Интеллигентные люди носят исключительно костюмы.

— Правильно! — добродушно подмигивал Никита Сергеевич. — Я не такой воспитанный, могу украинскую вышиванку одеть или в пижаме на завтрак заявиться, а новое поколение, такие как Алексей Иванович, — народ вдумчивый, передовой, поэтому и не снимают костюмы. Ему, — тыкая в сторону зятя, продолжил Хрущёв, — костюм к лицу. Только перебарщивать не надо — сегодня один костюм, завтра — другой, надо быть скромнее, три костюма есть — и достаточно!

Но Аджубея нельзя было назвать скромным, да и хрущёвская невестка застенчивостью не отличалась. Лёля появлялась всегда в разных одеждах, складывалось впечатление, что у неё несметное количество нарядов. В последнее время девушка стала носить крайне короткие юбки, чем вызвала справедливые нарекания Нины Петровны.

«Что у тебя за вид? Марш переодеваться!»

«Сейчас все так ходят!» — не собираясь никуда идти, отвечала испанка.

«Такое впечатление, что ты не комсомолка!»

«Надо жить в ногу со временем! Если угодно знать, я ползарплаты в Фонд Мира отдаю!»

«Твой внешний вид этому противоречит!»

«Это вы не следите за модой!» — не собиралась уступать невестка.

Нина Петровна кипела от возмущения.

«На какие средства ты наряды покупаешь?!»

«Сама шью! Ткани в магазинах полно продаётся, и очень хорошей!»

«Хорошая ткань дорого стоит!»

«Я перевожу с английского и испанского, на ткань хватает!»

Супруга Хрущёва не нашлась, что сказать.

Сергею были неприятны разговоры на повышенных тонах. Он понимал, что между матерью и женой сверкают молнии. Алексей Иванович Аджубей и его супруга также не одобряли непристойного вида и вызывающего поведения своенравной Серёжиной жены.

«Точно кинозвезда какая-то!» — качала головой Рада.

«Дойдет до того, что сам Никита Сергеевич ей скажет!» — шипела Нина Петровна.

«Чего вы на Люлю набросились? Живите дружно!» — не реагируя на яростные перепалки, мирил всех глава семейства.

Лёля подхватила из вазы апельсин и принялась чистить. Хрущёв нацелился на второй голубец, обильно поливая его сметаной.

— Я, Никита Сергеевич, хотела к вам с просьбой обратиться, — вдруг сказала Лёля.

— Чего?

— Нельзя ли устроить меня на телевидение?

— На телевидение?

— Да. Диктором.

— Диктором? — изумился Хрущёв.

— Из меня получился бы замечательный диктор. За телевидением, Никита Сергеевич, будущее, а газеты — скучнейшее дело, листать замучаешься, всё мелким шрифтом, фотографии неясные — прошлый век! — с напором продолжала она.

После подобного вывода и терпеливый Аджубей возмутился:

— Это потому что вы, — он называл Лёлю исключительно на вы, — вообще газет не читаете!

— Я как раз читаю, и очень много! — дала отпор испанка. — И не только газеты, я все литературные новинки знаю. Вот вам, Алексей, что из последнего понравилось? Что вы можете выделить? — молодая женщина с вызовом посмотрела на самовлюбленного журналиста.

— Я… — замялся Алексей Иванович. — Я не намерен дискутировать!

— Значит, не знаете! — заключила Лёля.

— Алексей Иванович читает то, что по работе положено! — сухо сказала Рада.

— А я читаю всё подряд, если ерунда — выкидываю, а хорошее запоем глотаю. А вы, Никита Сергеевич?

— Вчера читал Ивана Бездомного, «Над шахтой летят журавли», стихи. Он ко мне приходил квартиру просить и книжицу подарил. Мне, в общем-то, читать некогда. Сама подумай, когда читать? Газеты обязательно просматриваю — «Правду», «Труд», «Известия».

— А телевизор смотрите? — не унималась невестка.

— Каждый день!

— Значит, к телевизору больше тянет?

Никита Сергеевич утвердительно кивнул.

— Вот так-то! В газетах всё словно под копирку, об одном и том же похожими словами, никакой разницы между газетами, по существу, нет, разве названия разные, — рассуждала Лёля. — А на телевидении — жизнь замешана, посмотришь то, о чём никогда б не узнала! Газеты — прошлое! — Лёля надула губки: — Москву посетила официальная делегация Китая, с официальным визитом прибыл король Афганистана, — монотонно пересказывала хрущёвская невестка. — Скупые безликие строки. А в телевизоре и китайцев покажут, и эскимосов с пигмеями, а может, про какое-нибудь заповедное место фильм дадут, вчера я про вулканы смотрела! Люди через экран в другой мир попадают. Телевидение это силище, а газета — прошлый век!

Аджубей не знал, как реагировать.

— Ты, Люля, правильно подметила, телевиденье — явление передовое, — поддержал Никита Сергеевич. — Но с газетами не спеши! Сознательный человек без газеты обойтись не может, тянет его к печатному слову.

— Стариков тянет, а молодёжи газеты ни к чему. Хочешь новости узнать — радио включи. С появлением радио и телевидения газеты свой век отжили. Вы же, Никита Сергеевич, не на лошади на работу едите, на машине. А совсем недавно лошадь основным транспортом считалась, считалось, что лошадь — это хорошо! — разошлась нарушительница спокойствия.

— Не торопись, Люля, газеты хоронить! — не соглашался Хрущёв. — Не ровен час, на тебя наш Алексей Иванович обидится, — подмигнул зятю Никита Сергеевич.

— Да, уж! — вымолвил тот.

— А на телевиденье, Люля, я тебе не пущу.

— Почему?

— А кто мне внуков рожать будет?

— Внуков — обязательно! — бурно закивала Лёля.

— Вот родишь, тогда иди в дикторы.

— Только не через сто лет! Не хочу бабой-ягой на экране появиться!

— Ты б слова подбирала! — вспыхнула Нина Петровна. — Мать — это почёт в советской стране!

— Многие в коров превратились, разве не видите? Я коровой быть не желаю!

— Насколько же ты грубая, удивляюсь!

— Я правду говорю, как вы требуете. Посмотрите по сторонам, одни гиппопотамы!

— Уйми свою жену, Сергей, уйми! — оскорблённо проговорила заметно пополневшая после вторых родов Рада Никитична.

— Что за выдумка, диктор?! Почему тебе над диссертацией не задуматься? — теряла терпение Нина Петровна. — Серёжа для себя уже тему подобрал, а ты ничего умнее не нашла, как в дикторы!

— Серёжа мужчина, ему деньги для семьи зарабатывать надо. А женщине диссертация нужна скорее для корочки, и потом — не моё это! Без моих открытий филология не покачнется.

— Какие у тебя цели в жизни? — наседала Нина Петровна.

— Какие у меня цели? — пожала плечами Лёля. — Серёжу любить и чтобы он меня любил, а не своего Челомея, то есть меня больше. Чтобы дети у нас были, и мы бы их любили и воспитывали. Другого не желаю!

— Мыслишь правильно! — одобрил Хрущёв.

— Правильно! — фыркнула Нина Петровна. — А животное в дом принесла!

— Значит, несознательная! — огрызнулась Лёля и поднялась с места. — Спасибо за угощение, я спать пошла! — Она стремительно вышла из комнаты.

— Вот штучка! Вы на неё посмотрите! — всплеснула руками Нина Петровна.

— Абсолютно согласен! — поддержал Алексей Иванович.

— Чего вы к Люле привязались, цельная девка, — встал на защиту невестки Никита Сергеевич.

— Видал, как вырядилась?!

— Ну вырядилась, так что? Дома же.

— Юбка чуть попу прикрывает, позор! В таком непотребном виде она завтра в институт пойдёт! Невестка Хрущёва, скажут!

— Ты жене скажи, чтоб скромнее была, — обратился отец к сыну.

— Она всегда такая.

— Она невестка Первого Секретаря Центрального Комитета! — почти прокричала Нина Петровна.

Сергей побледнел:

— Мам, вы от меня-то что хотите?

— Всё! Закончили препирания! — хлопнул по столу Никита Сергеевич. — Ты, Нина, давай тише, без нас молодёжь разберётся!

— Без нас! Посмотришь, что будет!

— Всё, Нина, всё!

— Кота в дом принесла! Сметаной кормит, мясо в миску кладет! Что люди подумают?!

— Кот не твой, Нина, прекращай! — Никита Сергеевич поднялся. — Пойдем, Алексей Иванович, пройдемся перед сном.

— Пойдемте.

Никита Сергеевич устремился к выходу. Не хотел Хрущёв ругаться с невесткой, главным образом не хотел Серёжу расстраивать. Если любят молодые друг друга, пусть живут без родительской назойливости. Никита Сергеевич помнил, как он досаждал старшему, его женам, подругам, а не трогал бы, не лез бы с советами, может, и у Лёнечки сложилось иначе, может, и не погиб он, и человека не застрелил.