Сердце Запада

Глава 3

— Мистер Миллер, я должна с вами серьезно поговорить! — миссис де Туар была настроена решительно.

— Что такое? Не хватает денег на какие-нибудь туфли?

Совершенно неожиданно для себя я оказался отцом почти взрослой дочери. Нет, ну о чем я думал, когда увозил из Иллинойса Эмили Хокинс? Что главное — увезти ее от миссис Уоллис, а дальше само наладится? Угу-угу. Мы в ответе за тех, кого приручили. Нет, прокормить лишний рот не проблема — но это ж девочка! Ей платьица нужны, туфельки, шляпка… А кто будет ей это покупать? Не миссис же де Туар, у нее денег мало, только-только Сильвию прилично приодеть.

За год, проведенный вместе под сенью миссис Уоллис, девочки сдружились так, что совсем сроднились. И теперь смотрели на жизнь так: если у Сильвии ленточка — то и у Эмили ленточка. Если у Эмили платочек — то и у Сильвии платочек. То есть все обновки надо было покупать в двойном количестве и желательно одинаковое. Поэтому мы с миссис де Туар рассудили так: она присматривает за девочками, покупает им, что нужно, половину стоимости покупок оплачиваю я.

И если вы желаете возразить, что Эмили уже достаточно взрослая, чтобы пойти работать… ну, теоретически — да. Практически — тоже да. Ни закон, ни обычай не запрещали Эмили работать и зарабатывать, беда только в том, что условия работы и заработок для девочки-подростка у нас в Форт-Смите не сильно отличались от жизни у миссис Уоллис. Неквалифицированный женский труд вообще в это время по всем Соединенным Штатам оплачивался очень скудно, так что в лучшем случае Эмили могла рассчитывать на 2 доллара в месяц плюс жилье плюс кормежка, рабочий день ненормированный. Фабрик, где требовался женский труд, в Форт-Смите пока не завелось, а домашняя прислуга оплачивалась весьма скудно. Хорошо зарабатывали у нас в городе разве что прачки, но вот эта тяжелая работа точно была не для подростка, а для физически сильной женщины из той породы, что коня на скаку остановят, да и занимались стиркой у нас в основном негритянки.

Форт-Смит, надо сказать, во многом был городом не столько западным (читай «вестерн» в русском значении этого слова), сколько южным — хлопок, табак и всякое, — и потому у жителей существовали кое-какие предрассудки насчет того, чем не может заниматься белый человек, и особенно — белая девушка. И работать по найму для белой девушки — нет, ни за что, лучше смерть! На том миссис де Туар стояла твердо.

Эмили вообще-то мечтала стать кухаркой — научиться готовить и всегда быть при еде, а если выучиться готовить очень хорошо — так хозяйки такую кухарку переманивать друг у дружки будут, и жалованье платить будут большое. Однако миссис де Туар полагала, что кухарками могут быть только негритянки, и когда мы пытались рассказать ей, что на Севере всё не так, она в такие невероятные ужасы не то чтобы не верила… но воспринять как нормальное положение дел просто не могла.

Если уж жизнь повернулась так, что остается жить только на собственный заработок, полагала миссис де Туар, то можно сдавать комнаты, брать на дом работу вроде шитья или вышивки, преподавать музыку, на худой конец стать приживалкой-компаньонкой — но наниматься прислугой в чужую семью? Нет! Можно получать жалованье, работая в госпитале — это мало чем отличается от благотворительности и вполне благопристойное занятие, однако ходить в какую-нибудь контору и получать жалованье за переписывание там бумаг — нет, это неприлично!

— А еще есть древнейшая профессия, — однажды буркнул я, когда меня достали эти рассуждения. — Тоже можно дамам зарабатывать. Не выходя из дома.

Миссис де Туар осеклась, оглянулась на детей (нет, они далеко были, я же не дурак такие высказывания при детях делать), но с тех пор как-то остерегалась мне противоречить, когда я агитировал наших девочек за освоение профессий телеграфисток или машинисток. Потому что в местах подальше от нас на запад, где-нибудь в Колорадо или Неваде, небрезгливая дама могла заработать много больше, чем среднестатистический мужчина, незатейливо добывающий из земли серебро или золото. Много, много больше. Правда, и спивались такие дамы гораздо быстрее мужчин, поэтому и разбогатевших на Западе женщин было гораздо меньше, чем выбившихся в миллионеры старателей.

Надо ли говорить, что такой профессии мы нашим девочкам не желали. Нет. уж, пусть ходят в школу и учатся чему-нибудь путному, а я буду отстегивать свои небогатые сбережения на платья и тетрадки для Эмили, раз уж оказался такой жалостливой тряпкой.

Итак, что там у нас сегодня за проблемы? Платье, передник, туфли?..

— Ваш велосипед! — с содроганием в голосе заявила миссис де Туар. — Вы сказали, что девочки могут на нем кататься.

— Ну да, — не понял я проблему. — Конечно, могут.

— Это совершенно неприемлемо! — выдохнула миссис де Туар. — Слава богу, они догадались кататься не на улице, а на нашем дворе, но это совершенно недопустимое занятие! Девочки!

— И? — все еще не понял я.

— Поднимают ноги самым неприличным образом! Когда садятся! Когда едут! Это какой-то канкан, а не игрушка для девочек.

— А вы видали канкан? — спросил я с интересом.

— Нет! Но мне рассказывали, какая это непристойность!

Я вот канкан видал. И тот, который танцуют длинноногие практически неодетые танцовщицы будущего, и тот, который танцуют сейчас: в юбках, из-под которых при смелом замахе ноги видно дай бог немножко кружевных дамских подштанников длиной по колено. Мы с Фицджеральдом ходили посмотреть на это жутко непристойное действо, когда в Канзас-Сити гастролировала труппа «парижского балета». Зрелище было, несмотря на подштанники, убогое, и «парижские балерины», как предположил Фицджеральд, скорее всего, приехали из Парижа, штат Миссисипи. Я же предполагал, что этот самый «Париж» — не больше не меньше как бордель где-нибудь в Нью-Йорке, да и, надо признаться, эта самая труппа очень сильно бордель на выезде и напоминала. Покорить Канзас-сити искусством танца у нее не получилось, и она откочевала куда-то в сторону Небраски, покорять строителей железной дороги.

Детская мода, надо сказать, сейчас сильно от взрослой не отличается. Юбки у девочек покороче, а так и панталоны, и нижние юбки, и корсеты всякие — это все как у взрослых… ну, у меня во всяком случае такое впечатление, так-то я, понятное дело, девочек не раздевал. И да, чтобы на велосипед сесть, мах ногой надо не хуже, чем в канкане делать, рама у моего велосипеда высоковата. Так что точно, приличия нарушаются.

Я вынул из кармана записную книжку и сделал пометку про дамскую раму, а потом припомнил:

— На днях миссис Рейс мимо нас проезжала. На ней такой костюм был… не знаю, как называется. Юбка по колено и под ними штаны.

— Блумеры, — неодобрительно сказала миссис де Туар. — Такое только северянка могла надеть!

— Какая ж миссис Рейс северянка? — удивился я. — Ее муж, конечно, служит в армии юнионистов, но они оба из Миссури, я с их родственниками в Канзас-сити знаком. Ее дед из Вирджинии, а его — вроде откуда-то из-под Чарлстона… уж из Каролины — точно. Очень удобная одежда для конных прогулок, — вернул я разговор на прежние рельсы.

— Леди ездят верхом бочком, в женском седле, — возразила миссис де Туар.

— Так это же неудобно!

— Зато прилично и красиво.

— И без посторонней помощи, я думаю, в седло не сесть.

— Леди не должны никуда ездить без сопровождения, — возразила миссис де Туар.

— Да? В наших краях иногда приходится и без сопровождения. Вон, если Сара Бишоп не села б на лошадь да не прискакала в город, так бандиты и лошадь бы увели, и с Сарой невесть что сделали б. Нет уж, пусть лучше наши девочки штаны носят да по-мужски в седле сидят! И, кстати, когда Фокс домой вернется, надо его попросить, чтобы девочек поучил нормально в седле держаться. И стрелять, — добавил я. — Так что, мэм, не возражайте и начинайте шить штаны. И штаны для Сильвии тоже за мой счет, — сказал я, поняв заминку миссис де Туар. Все-таки на нашей улице богачей пока не было, и пошив новых штанов мог вызвать серьезный финансовый кризис в любой семье. Я тоже богачом не был, но мой карман грели присланные из Миссури проценты. А если на две пары штанов их не хватит, попрошу Джемми Макферсона записать в кредит. Продержусь как-нибудь до следующей получки. На самый худой случай можно одолжить пару-тройку баксов у Келли — вот человек, которого пошив штанов на край финансовой бездны не поставит… если, разумеется, он не будет жалеть розог для младшего отпрыска — у того штаны требовали ремонта практически каждый день, даром что их сшили из самой прочной мешковины.

Штаны всей округе, надо заметить, шились именно в нашем доме и именно силами миссис де Туар. Джемми Макферсон, выкупив наш дом, устроил в бывшем операционном зале магазин одежды, тканей и всякой прочей галантереи, но денег на новую одежду в округе обычно не хватало, так что тут же поместились рядом сэконд-хэнд, ателье и мастерская по ремонту одежды — все силами миссис де Туар. От зари до зари эта женщина что-то делала: шила, штопала, пришивала пуговицы, да еще и по пансиону распорядиться успевала. Еды она, правда, не готовила, все питались в столовой рядом, и стирку с глажкой мы отдавали Мэгги Браун, но и помимо этого работы хватало. Понятное дело, одна немолодая женщина такое хозяйство не потянула бы, но мы подключались, если работы было много: девочки подрубали швы и штопали, а я навострился раскраивать детские штаны и платьица из старых отцовских брюк и материнских юбок… ну, выкройка — это тоже чертеж, как оказалось. Джемми для ателье купил в кредит швейную машинку, а доходы были грошовые, поэтому все существование ателье пока было убыточным, но мы питали надежды на лучшую жизнь, особенно если за эту лучшую жизнь мы сейчас сражались не в одиночку.

Купив машинку, Джемми завел привычку хоть раз в день приходить и задумчиво смотреть на нее: ценное оборудование простаивало. Разумеется, без машинки ателье было и вовсе не конкурентоспособным, но однако то, что машинкой пользовались час-два в сутки, терзало нашего домовладельца.

— Что страдаешь? — Спросил я его однажды. — Купи денима, найми швею, нашей рабочих штанов для техасских скотогонов — они не залежатся.

— Вот и взялся бы, — буркнул он неприветливо. Мысль между тем в его голове явно укоренилась.

— У меня денег нет.

— У тебе никогда денег нет, — согласился он, задумчиво глядя на приближающуюся от города почтовую карету. — Э, вроде останавливается… Приехал кто?

В самом деле, почтовая карета обычно притормаживала дальше, у парома через речку Пото, а если вдруг останавливалась около салуна или около нас — значит, высаживали пассажира или оставляли посылку. Вот и сегодня карета остановилась перед нашим крыльцом, и кондуктор, обращаясь к даме внутри кареты, провозгласил:

— Вот Уайрхауз, мэм, как вам и нужно!

То, что наш дом называют Уайрхауз — от слова wire, то есть проволока, я уже не первый раз слыхал. Проволокой в наших краях называли телеграф. Дорога, вдоль которой телеграф несколько лет назад уже пришел в Форт-Смит из Миссури, тоже именовалась уже не Тропой осейджей, Осейдж-трэйл (кто и когда на ней последний раз индейцев видал?), а Уайр-роуд, Проволочной дорогой. Так что все логично: дом для телеграфистов — Уайрхауз.