Девушка в белом кимоно

* * *

Папа не забыл о маленькой птичке. Он назвал меня в ее честь. Пусть я не узнаю всего о его желаниях и мечтах или о причинах, удержавших его вдали от них. Это уже не имело значения, потому что я больше не сомневалась в папином сердце. Как он и сказал в своем письме Наоко — она была в его сердце.

Сквозь слезы я поблагодарила монаха и побрела обратно к своей сестре, стараясь разобраться в своих мыслях.

Письма. Наоко сказала, что были еще письма, но «она похоронила их вместе со своей болью». Она хотела сказать, что похоронила их здесь? Значит, у моей сестры все это время были папины письма? Если так, то маленькая птичка точно знала все причины и преграды, даже если они были не известны мне. Но зная мужчину, которым был мой отец, и с помощью Наоко познакомившись с юношей, которым он тогда был, я всем своим сердцем верю в то, что он пытался вернуться.

Мне оставалось только одно.

Сдержать свое обещание.

Я развязала шарф моей матери — шарф Наоко, — сняла его с шеи и осторожно повязала на статую Дзи-зо моей сестры. Теперь, окруженная белыми цветами, она была не только наряжена в красную шапочку и манишку, но и украшена шарфом, который дважды пересек океан и был передаваем от отцов дочерям, от мужей женам. Я рассказала сестре о том, что у нас одно имя на двоих и что, передавая ей этот шарф, я передаю в нем всю нашу любовь.

Ее матери, ее отца и мою.

Прощаясь, Наоко сказала: «Я хочу, я надеюсь, что вы наконец примиритесь с прошлым вашего отца. Знайте, что эта встреча с вами, ваше имя позволили мне примириться с моим».

Узнав имя своей сестры, я примирилась с его прошлым.

Как окаасан и Наоко, как Наоко с ее Маленькой Птичкой, после целой ночи долгих разговоров, сейчас, пролив слезы рядом с сестрой, рассказав ей все, что я знала об отце, о нашем отце, мужчине, которого я по-прежнему обожала и знала, я отпустила свое прошлое.

Ради нас обеих.

Ради всех нас.

Птица вылетела из моих рук.