Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

§ 1. Основы старого порядка

К концу XVIII века число евреев во всем мире доходило до двух с половиною миллионов, из которых в Европе жило почти два миллиона[1]. Накануне французской революции 1789 года, положившей начало постепенной эмансипации евреев, политическое и социальное положение их во всех странах Европы было в общих чертах одинаково. Везде к еврейскому населению применялся особый кодекс ограниченного права, которое местами суживалось до полного бесправия. То было своеобразное «jus judaicum», пережиток средневековья, имевший различные формы в отдельных странах, в зависимости от местных условий и юридической изобретательности правящих классов. Эти устои старого порядка выражались в следующем.

А. В политическом и гражданском отношениях евреи в каждой стране занимали положение своеобразной группы иностранцев, нигде не имеющих своего государства и поэтому не защищенных международными трактатами. Им дозволяли жить в определенных районах и заниматься определенными промыслами на более или менее тяжелых условиях, диктовавшихся правительством, феодальною или муниципальною властью данной местности. То были условия между хозяевами и пришельцами (хотя бы эти «пришельцы» насчитывали десятки поколений предков в данной стране); пришельцу отводился какой-нибудь угол для жилья и предоставлялись профессии, в которых его конкуренция была бы наименее чувствительна «коренному» жителю. За это он должен был уплачивать особый поголовный налог, который в наиболее передовых странах назывался налогом за «покровительство», за «терпимость» или право жительства (Schutzgeld, Toleranzgeld, droit de protection, droit d’habitation), и, кроме того, множество других специальных податей. В Германии и Австрии таких подданных фиска называли «Schutzjuden» или «tolerierte Juden». Им ставились неодолимые преграды при всякой попытке расширить отведенный им район жительства, или круг промыслов. Закон ограничивал даже естественное размножение евреев, нормируя число браков в каждой семье. Последнее ограничение не могло применяться к миллионной еврейской массе в Польше, но эта страна находилась тогда в стадии разделов между Россией, Австрией и Пруссией, из которых каждая изобретала для евреев присоединенных территорий свои особые правовые тиски.

Б. С гражданскою исключительностью была связана и экономическая. Правители государств и сословные власти, городские магистраты и цехи загнали еврейскую массу в узкий круг промыслов. В Западной Европе главными занятиями евреев были мелкая торговля и ссуда денег; даже к ремесленному труду их весьма часто не допускали. С XVIII века над этою массою мелких и средних торговцев образовался тонкий слой крупного купечества, банкиров и фабрикантов, но не эта горсть плутократов задавала тон в хозяйственной жизни. В Восточной Европе евреи занимались, кроме торговли, ремеслом и арендою различных статей сельского хозяйства на помещичьей земле, в особенности арендою «пропинации», винокурения или продажи водки в деревнях и местечках (шинкарство). Загнанная на задворки народного хозяйства, еврейская масса являлась как бы символом социальной отверженности. Такие вынужденные промыслы, как мелкая денежная торговля на Западе и шинкарство на Востоке, будили недобрые чувства к пасынкам отечества.

В. В национальном отношении еврейская масса представляла собою в каждой стране обособленную единицу, с самобытным строем общественной и духовной жизни. Признанная госуцарством общинная автономия евреев была результатом этой обособленности. Путем известного исторического процесса национальные элементы в еврействе так переплелись с религиозными, что со стороны могло казаться, будто единство народа зиждется только на религии, на общности верований и обрядов. Отсюда разногласие в определениях еврейства со стороны окружающего общества: для одних еврейство есть ярко выраженная племенная и национальная особь, живущая надеждою на реставрацию своей государственности в форме будущего мессианского царства; для других оно лишь религиозная группа или секта, могущая войти при благоприятных условиях в состав окружающих наций. Со второй половины XVIII века, с «эпохи просвещения», это разногласие вносит раскол и в еврейское общество передовых культурных стран. Вековой фундамент общинной автономии начинает расшатываться: на Западе под ударами «просвещенного абсолютизма», рассматривающего обособленность еврейства как преступление, а на Востоке вследствие распадения крупнейшего польского центра еврейства, раздробляемого между тремя великими державами.

Г. В области духовной культуры впервые в эту эпоху обнаруживается раздвоение между двумя гегемоническими центрами старого еврейства: Германией и Польшей. В то время как в Польше старая культура, недостаточно питаемая раввинизмом, находит себе новый огромный источник питания в хасидизме и на время укрепляет свою позицию, в Германии с нею вступает в борьбу просветительное движение, возникшее в эпоху Мендельсона. Это движение в своих умеренных элементах стремится обновить еврейскую национальную культуру, а в крайних — разрушить ее; результаты обоих стремлений скажутся уже в XIX веке.

Таким образом, накануне великой революции старый порядок оставался еще во всей силе в гражданской и экономической жизни и только в национально-культурной области началась ломка. Однако сознание ненормальности этого порядка и необходимости разрешения еврейского вопроса в духе новых стремлений века созрело уже в передовых кругах христианского и еврейского общества. Это противоречие между действительностью и сознанием прогрессивных элементов общества наложило свой отпечаток на десятилетие, предшествовавшее новой политической эре в Европе. Мы сейчас рассмотрим, в каких формах проявилось это переходное состояние в отдельных европейских странах.