1905-й год

В следующем, 1902-м году в Петербурге, Москве, Киеве, Батуме, Нижнем Новгороде, Сормове, Одессе, Саратове, Баку, Вильно и ряде других городов происходят первомайские демонстрации и стачки. Причем стачка, вспыхнувшая на одном предприятии, нередко охватывает затем несколько других или даже все заводы и фабрики города. Характерна в этом отношении ростовская стачка, начавшаяся в первых числах ноября под руководством Донского комитета РСДРП, во главе которого стояли твердые ленинцы С. И. Гусев и II. И. Ставский. Она длилась более трех недель. На почти ежедневных митингах собиралось до 30 тыс. человек. Почти каждый день в вооруженных стычках с казаками лилась рабочая кровь.

Характеризуя 1902 г., В. И. Ленин писал: «…громадная ростовская стачка превращается в выдающуюся демонстрацию. Политическое движение пролетариата не примыкает уже к интеллигентскому, студенческому движению…»{30}.

Следующий, 1903-й, год начался с рабочих- волнений на Урале. Здесь серия забастовок закончилась печально знаменитой «златоустовской бойней».

13 марта по приказу губернатора Богдановича войска без всякого повода открыли огонь по собравшимся перед его домом рабочим, требовавшим освобождения арестованных накануне уполномоченных, которых они выбрали для переговоров с заводской администрацией. В результате стрельбы было убито 69 человек (в том числе несколько женщин и детей) и ранено более 250 рабочих.

Лето этого года приносит царскому правительству новые потрясения. 1 июля объявляют забастовку рабочие двух механических мастерских Баку. На следующий день к ним присоединяется еще 10 предприятий, а 4 июля забастовка становится всеобщей: бросают работу более 40 тыс. человек. Забастовку возглавляет Бакинский комитет РСДРП, в результате действий которого, по признанию бакинского губернатора, стачка «по единодушию и сплоченности составляет небывалый пример в истории однородных с нею фактов»{31}.

Трехнедельная стачка бакинцев положила начало Всеобщей забастовке на юге России. Почин бакинцев подхватили рабочие Одессы, Тифлиса. Киева, Николаева, Елисаветграда, Екатеринослава, Керчи. Феодосии, Ростова-на-Дону, Харькова, ряда шахт Донбасса и многих других заводов и фабрик Кавказа и Украины.

Во всеобщих стачках лета 1903 г. на юге России участвовало около 200 тыс. рабочих. Рабочее движение поднялось на новую, более высокую ступень: местная борьба стала перерастать во всероссийскую, наряду с экономическими стали выдвигаться политические требования.

Анализируя события 1903 г., В. И. Ленин отмечал: «Опять стачки сливаются с политической демонстрацией, но на еще более широком базисе. Стачки охватывают целый район, в них участвуют более сотни тысяч рабочих, массовые политические собрания повторяются во время стачек в целом ряде городов. Чувствуется, что мы накануне баррикад…»{32}.

Резко возросшая политическая активность пролетариата России совпала с ростом крестьянского движения. За 1900–1904 гг. в стране произошло 670 крестьянских выступлений, охвативших большинство губерний Европейской России (42 из 55). Крестьянство от пассивного сопротивления (отказ от выплаты податей, от исполнения различных повинностей) все чаще и чаще переходило к активным методам борьбы — запашке помещичьей земли, порубке барского леса, поджогу помещичьих имений. Все чаще и чаще местные власти вынуждены были прибегать в борьбе с бунтовавшим крестьянством к помощи войск. В 1900 г. солдат вызывали 6 раз, в 1901 г. — в два раза больше, а только за первую половину 1902 г. — 17 раз!

В 1902 г. крестьянские волнения достигли давно уже невиданного в России уровня, что дало право В. И. Ленину писать о «крестьянском восстании»{33}. В первых числах марта в одном из полтавских сел крестьяне запахали около 2 тыс. десятин помещичьей земли и засеяли ее захваченным из барского амбара зерном. Это был их ответ на непомерно высокую цену, назначенную управляющим имением за аренду. Примеру полтавчан последовали крестьяне Харьковской губернии. В марте — апреле крестьяне 156 сел разгромили 56 экономий в Полтавской и 24 экономии в Харьковской губерниях. Скот, зерно, сельскохозяйственный инвентарь помещиков восставшие делили между собой. Крестьянские выступления произошли в Киевской, Пензенской, Орловской, Саратовской, Новгородской губерниях, на Кубани и на Кавказе, где они под руководством социал-демократов приняли особенно организованный характер. Здесь (в Озургетском районе Кутаисской губернии) впервые в истории России были созданы революционные крестьянские комитеты.

Как видим, в начале XX в. в России имелись все три признака революционной ситуации. Имелось и условие, необходимое для превращения революционной ситуации в революцию: наличие революционного класса, способного свергнуть старое правительство, «которое никогда, даже и в эпоху кризисов, не «упадет», если его не «уронят»{34}. Таким классом был пролетариат, возглавлявшийся партией нового типа — ленинской партией большевиков.

От гапонады — к революции

Рост революционного движения не на шутку пугал правительство. Борясь с ним, царизм применял весь арсенал доступных средств, полагаясь больше всего на репрессии. Аресты, тюрьмы, ссылка — все шло в ход. Временное положение об усиленной и чрезвычайной охране, по словам В. И. Ленина, «с 1881 года стало одним из самых устойчивых, основных законов Российской империи»{35}. Однако чем шире становилось движение, тем меньше помогали репрессии. Необходимо было революционной идеологии, внедрявшейся в рабочий класс социал-демократами, противопоставить что-то иное, бороться идеями с идеями, ибо штыки в таких случаях аргумент хотя и убедительный, но не всесильный.

Рецепт спасения самодержавия изобрел начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов, получивший поддержку от всесильного московского генерал-губернатора, дяди царя — великого князя Сергея Александровича. Рецепт этот не был нов и носил название полицейского социализма. Суть его В. И. Ленин определил так: «Обещание более или менее широких реформ, действительная готовность осуществить крохотную частичку обещанного и требование за это отказаться от борьбы политической, — вот в чем суть зубатовщины»{36}.

Первоначально полицейский социализм в России имел одной из коренных отличительных черт прямую и откровенную связь с царской властью. По уставу организации члены правления зубатовского общества выбирались обер-полицмейстером из представленных рабочими кандидатов и утверждались им. Обер-полицмейстер обладал правом вносить на рассмотрение собрания те вопросы, которые считал нужными, он же утверждал все решения правления. На собраниях присутствовали чины полиции, не говоря уже о том, что вся «головка» зубатовской организации состояла из платных агентов охранки.

Зубатовщина потерпела крах. Это не заставило царизм отказаться от идеи внедрить в рабочее движение полицейский социализм, по убедило его в необходимости изменить методы, в частности как можно тщательнее скрыть связь с охранкой. Переведенный с повышением в конце 1902 г. в Петербург, Зубатов с согласия и при поддержке министра внутренних дел В. К. Плеве вошел в контакт со священником петербургской пересыльной тюрьмы Георгием Гапоном и «вдохновил» его на создание новой «рабочей» организации, в которой связь с департаментом полиции должна была быть прикрыта рясами священнослужителей.

Георгий Гапон ко времени создания «рабочих» организаций уже не первый год подвизался в качестве агента в охранном отделении. Еще в семинарии он стал там своим человеком и получал 100 руб. в месяц. Заручившись покровительством петербургского градоначальника Клейгельса, митрополита Антония и обер-прокурора синода К. П. Победоносцева, болезненно честолюбивый провокатор и авантюрист по натуре, Гайон уверовал в то, что его священная миссия состоит в спасении самодержавия и примирении его с «братьями-рабочими». Подавая в департамент полиции просьбу о разрешении организовать «рабочее» общество, Гапон писал: «…сущность основной идеи заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнездо, где бы Русью, настоящим русским духом пахло, откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей родины и на действительную помощь своим братьям-рабочим»{37}.

15 февраля 1904 г. правительство учредило устав нового «рабочего» общества — «Собрания (клуба) русских фабрично-заводских рабочих». На открытии его И апреля присутствовал петербургский градоначальник Фулон. После молебна, трижды исполнив гимн «Боже, царя храпи!», послали Николаю II верноподданническую телеграмму, за что удостоились «высочайшей благодарности»{38}.

К началу 1905 г. общество имело в Петербурге И районных отделений и насчитывало свыше 10 тыс. членов. Полиция не только «духовно» шефствовала над обществом, но и оказывала ему прямую материальную поддержку: на средства возглавлявшегося Зубатовым Особого отдела департамента полиции была оборудована чайная Нарвского отдела «Собрания», расположенная в одном из самых больших и важных рабочих районов города.

В подобных чайных и витийствовали Гапон и его помощники, пытаясь развратить петербургских рабочих идеями о «христьянском социализме» и о возможности добиться улучшения своей жизни с помощью заботливого «царя-батюшки». Большевики прекрасно поняли суть гапоновской организации. «Этот о. Гапон несомненнейший зубатовец высшей пробы», — писал за границу В. И. Ленину один из руководителей петербургских большевиков С. И. Гусев{39}.

Вождь большевиков сразу ясе оценил, каковы будут неизбежные последствия игры царизма в полицейский социализм. Еще за три года до первой русской революции В. И. Ленин подчеркивал: «…в конце концов легализация рабочего движения принесет пользу именно нам, а отнюдь не Зубатовым»{40}. События начала 1905 г. показали, как далеко смотрел В. И. Ленин.

Что дала «маленькая победоносная война»

Серьезным фактором, ускорившим приближение революции, стала русско-японская война (январь 1904 г. — август 1905 г.). Это была типичная империалистическая война, несправедливая и со стороны Японии, и со стороны России: правительства и той, и другой страны стремились захватить не принадлежавшие им земли и расширить сферы своего влияния. У царского правительства имелась и другая цель: при помощи победоносной войны правительство России надеялось приостановить рост революционного движения и ослабить остроту социальных противоречий. Министр внутренних дел В. К. Плеве прямо заявил военному министру А. Н. Куропаткину, сетовавшему на недостаточную готовность армии к войне: «Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война»{41}.

Но война оказалась не «маленькой» и отнюдь не победоносной. Неожиданно для царского правительства первой напала Япония. Обладая превосходством на море, Япония быстро переправила в Маньчжурию большую армию и стала теснить царские войска. В августе и сентябре 1904 г. она нанесла поражение царизму в сражениях под Ляояном и на реке Шахэ, а в декабре после длительной осады пала главная база царизма в Маньчжурии — Порт-Артур.