Будущее упадка. Англо-американская культура на пределе своих возможностей

Джеймс Болдуин также считал, что античерноту в Америке нельзя отделить от глобального проекта западного империализма.

Сейчас избиратели видят силу проницательности Болдуина как никогда раньше. Панкадж Мишра подводит итог:

Джеймс Болдуин в самых резких выражениях обрисовал необходимость... моральной и интеллектуальной революции, утверждая, что "для того, чтобы выжить как человеческий, движущийся, моральный вес в мире, Америка и все западные нации будут вынуждены пересмотреть себя", "отбросить почти все предположения", используемые для "оправдания" их "преступлений". Пожар, который Болдуин представлял себе в 1962 году, теперь бушует по всем США, и на него отвечают неистовыми призывами к выживанию белых. . . . Понятно, что людям, так долго возвышавшимся благодаря удаче рождения, класса и нации, трудно, даже невозможно, отказаться от своих представлений о себе и мире. Но успех в этом суровом самовоспитании необходим, если мы хотим, чтобы главные движущие силы современной цивилизации не скатились беспомощно в пучину истории. ("Колеблющиеся государства")

Чтобы избежать пропасти истории, утверждает Мишра, американская элита должна приступить к новому виду самообразования. Но как и в Великобритании, так и в США: граждане разделены между возвращением национального величия и постановкой его под сомнение. Пол Гилрой заметил десять лет назад в своем остром диагнозе постимперской меланхолии Великобритании, что "половина страны жаждет быть другим местом" (xii). Осторожный оптимизм своей книги Гилрой связывал с возможностью того, что Великобритания сможет коллективно и институционально сделать "свою похороненную и не признаваемую колониальную историю... полезной, наконец, в качестве руководства для ускользающего мультикультурного будущего" (xii). Американцы, заинтересованные в лучшем будущем, могли бы взять на вооружение условия надежды Гилроя, приняв на себя риски и выгоды.

Научиться жить как бывшая сверхдержава и как многонациональная демократия - вот основные задачи, которые стояли перед Британией в эпоху после Второй мировой войны. Еще в 1980-х годах Стюарт Холл описал, что пришлось преодолеть британской культуре, чтобы избавиться от остатков национального превосходства:

Мы стоим лицом к лицу с разбушевавшимся и яростным нутряным патриотизмом. Вырвавшись на свободу, он, очевидно, является неудержимым популистским мобилизатором - отчасти потому, что питается расстроенными надеждами настоящего и глубокими и безответными следами прошлого, имперским великолепием, пропитавшим до мозга костей национальную культуру.... Имперская метрополия не может делать вид, что ее история не имела места. Эти следы, хотя и похороненные и подавленные, заражают и пятнают многие сферы мышления и действия, часто находясь далеко за порогом сознания. (Hard Road to Renewal 73)

Бессознательный и навязчивый патриотизм питается мифом о национальном величии. И в Великобритании, и в США его нелегко изгнать. Но, как бы то ни было, он не запечатлен в камне. На самом деле именно сам Холл - наряду с другими - помог показать, как активно культивировался джингоизм в Великобритании 1880-1920 годов. Согласованная кампания по вербовке "народа" в популярную базу поддержки империализма - чтобы поставить "великую" Великобританию. Это было сделано с определенной целью, утверждал Холл, и это можно исправить.

Та же самая логика применима и здесь и является основой для гальванизирующего подхода к истории культуры США в ближайшие десятилетие или два. Отдавая призраки утраченного величия, здесь будет серьезным вызовом. Мощь и рост США в эпоху после Второй мировой войны породили большие ожидания, и эти ожидания остаются глубоко укоренившимися в американском "патриотизме". Превосходство США было точкой сплочения в Америке времен холодной войны и остается ею до сих пор. Привычка думать о себе как о нации номер один прочно укоренилась как у привилегированных американцев, так и у тех, кто испытывает трудности. Но этим привычкам можно противостоять. Культура, а не политика, является полем для борьбы с этим вызовом.

Культура США времен холодной войны поддерживала мифологию американского фермера и рабочего, шахтера и владельца ранчо, сталевара и автолюбителя - все это делало для политической элиты 1970-х годов непреодолимым стремление к реструктуризации старых отраслей, а не к развитию новых направлений производства. Деклинизм, определяемый таким образом, означает культурную привязанность к устаревшим способам производства. Успех приварил один способ промышленного производства к основанию американской идентичности, и от него еще не удалось избавиться. Даже когда элита руководила дерегулированной и финансиализированной экономикой, которая спустила на тормозах экономические перспективы среднего класса, простые граждане придерживались видения величия, основанного на старых источниках богатства и безопасности. Рабочие были одновременно и священными символами, и непосредственными жертвами американской ностальгии по индустриальному господству.

Ожидания холодной войны, связанные с промышленной мощью, военным доминированием, национальным величием, малым правительством, свободными рынками, высокими темпами роста, изжили свою экономическую основу. Они блокируют следующий этап американского прогресса.

Пока американское превосходство остается священным догматом официального дискурса даже левоцентристского толка, оно будет способствовать развитию супремацистского мышления в отношении экономической мощи Азии, собственности афроамериканцев, отвоевания земель коренных народов, религиозной свободы ислама. Избавление от этого супремацизма означает выметание из сознания закостеневших догматов, меланхолических привязанностей и видимых противоречий деклинистского мышления.

В отличие от Великобритании, США - все еще молодая страна, построенная - по крайней мере, теоретически - на концепции открытого гражданства, а не поселения, на динамичном прогрессе, а не на фиксированном традиционализме. У США есть много материальных и идеологических преимуществ перед Великобританией, когда речь идет о борьбе с ностальгией по сверхдержаве. Даже став второй по величине экономикой, США все равно останутся третьей по численности населения и четвертой по величине страной в мире. И у нас перед глазами поучительные уроки истории. Мы можем увидеть, где Великобритания преуспела в переосмыслении своей национальной идентичности после величия, а где потерпела неудачу.

Смысл этой книги не в том, чтобы прогнать американский упадок, а в том, что жизнь после гегемонии не обязательно должна быть мрачной или катастрофической. Американским партиям, институтам и публичной риторике может потребоваться пятьдесят лет, чтобы смириться с тем, что статус "одинокой сверхдержавы" ушел в прошлое. Потребуется гораздо больше времени для того, чтобы накопленные богатства американского века были утрачены. Но культура упадка может быть перестроена изнутри искусства, медиа и гуманитарных наук. Статуи Сесила Родса и Роберта Э. Ли уже падают.

Рассматривая недавние исторические дебаты о рабстве и репарациях в Великобритании, Майя Ясанофф замечает: "Развенчание мифа, углубление истории и жест возмездия". Возможно, конец расплаты никогда не наступит, но такие начала могут помочь историкам представить более широкие формы восстановления и ремонта. Это тоже может быть своего рода прогрессом" (84). Как это будет выглядеть, когда постимперские культуры по обе стороны Атлантики перестанут быть, по выражению Прии Сатиа, "заложниками мифа"(5)? Во-первых, для этого потребуется новый способ мышления, преодолевающий как сангвинический, так и пугающий полюса основного деклинистского противоречия.

Я кратко описал пристрастный прилив и полемическое течение упадка за последние несколько десятилетий. Самый примечательный факт об американском упадочничестве с 1970-х годов - это его неспособность меняться. Во многих отношениях его основные интеллектуальные контуры застыли на десятилетия. Как будто наши модели и наш язык каким-то образом обязаны повторять фундаментально консервативный импульс к круговому движению, по которому, как говорят, сползает наша национальная энергия. Американское будущее все еще преследуют призраки величия. Они преследуют общественное сознание, удерживаемые болезненной привязанностью к сверхдержавности. Систематический демонтаж деклинистского мышления является сегодня неотложным проектом как для историков культуры, так и для граждан США. В качестве первого шага в следующей главе предлагаются десять тезисов, призванных указать на нынешние границы деклинизма.

Контроль за предоставлением муниципальных услуг

Тезис 1: Американский упадок не является ни катастрофическим, ни предотвратимым.

Нет никакой развилки на дороге, где американцы будут выбирать между упадком могущества и глобальным превосходством. На протяжении десятилетий у них было и то, и другое. И сейчас у них есть и то, и другое. Упадок и доминирование определяли американскую жизнь на протяжении пятидесяти лет. Однако в конце концов, и без всяких на то оснований, преемственность превратится в преобладание. Падение вниз от "единственной сверхдержавы" гарантировано капиталистическими законами движения, которые не уважают идею вечнозеленого национального превосходства. Но относительный экономический спад не является обрывом для безопасности или процветания. Даже спустя сто лет после своего расцвета Великобритания остается шестой по величине экономикой мира, несмотря на то что занимает двадцать первое место по численности населения и семьдесят восьмое по территории. США сейчас занимают третье место по численности населения и четвертое - по территории, а в демографическом и технологическом плане имеют некоторые благоприятные ветры.

Если не случится климатического коллапса, американская экономика останется сильной и через несколько поколений.

Британский пример показывает нам, что медленный, неизбежный упадок не является катастрофой для стареющей сверхдержавы - этот пример тщательно проработан в книге Джорджа Бернстайна "Миф упадка". В Англии 1950-х годов, которая ассоциируется в американском сознании с оруэлловской мрачностью и суженными усадьбами, средний гражданин Великобритании, вероятно, жил лучше, чем раньше, в плане зарплат, еды, жилья, транспорта, технологий и здравоохранения. Эпоха имперского сжатия была для Великобритании и могла бы стать для США эпохой коммунальной перестройки и обновления инфраструктуры.

Тем не менее, мейнстрим американского упадка, похоже, никак не может определиться между полюсами благодушного оптимизма и серьезной тревоги. Его основные противоречия можно списать на простое разнообразие мнений - здоровые дебаты между экспертами разных взглядов. Но при этом упускается главная истина. Деклинизм в целом порождает для элитной читательской аудитории парализующую головоломку. Он раскалывает политические умы и широкую общественность между реакцией на катастрофу и бездействием. Даже спустя пятьдесят лет он все еще отвлекает читателей от медленного американского затмения, потому что ни медиа-дискурс - либеральный или консервативный - ни национальное эго не хотят отказываться от места ведущей нации. У американских лидеров до сих пор нет путеводной нити, которая помогла бы гражданам смириться с медленным уходом Америки из числа ведущих стран. Но Великая деэкскрементализация уже начинается.