Паноптикум

Глава 2. Большая стройка

На полупустом полигоне, забитом техникой и кучей материалов копошились люди, ползали туда-сюда собаковидные дроны, мелкие черно-зеленые микробиоты проверяли почву. У нас тут своя пятилетка – делаем все за два года. Укладываться получается, если честно, довольно тяжело, но сроки иногда сдвигают, ведь многие методы еще никогда раньше не применяли.

Это нам еще повезло, что сотрудничаем с АО «Заслон», иначе бы пришлось еще хуже. Гирокальмы, на которых я зависаю по 4 часа в день – их работа. Эти крошки так хорошо поднимают мою тушу, что иногда я думаю, что стоило бы им прилепить все эти фичи, что вшиты в мои линзы. Хотя. Тогда кем бы я работал? Да и штуки эти хорошие, врать не буду.

Я прошел проходную, приблизив свой глаз ближе к камере и отсканировав палец. Раздался легкий сигнал, похожий на звонок колокола. Двери разошлись в сторону и пропустил меня: добрый дядька-охранник, чуть кивнув головой, поприветствовал меня хрипловатым голосом. На территории стройки было специальное здание. В нем мы переодевались, ели, начальство решало проблемы с бумажной волокитой или встречала важных людей, приехавших поглядеть на строительство. Небольшое двухэтажное здание, с огромными стеклами, тяжелой чуть угловатой крышей. До сих пор не понимаю зачем так строят. Разве есть смысл от такого типа? Хотя и тут я лишь махнул рукой. Моя работа слишком мала для понимания таких вещей.

Когда нужно было оценить качество стыковки и сварки, ровность и гладкость оснастки, я подлетал на специальном гирокальме – небольшом, похожим на миниатюрный вертолет устройстве, с дистанционным управлением, четырьмя подушками, пропеллеров снизу и сверху, продуваемом корпусе из термопластика и небольшом моторчике на конце длинного словно гитарный гриф хвоста, позволяющего удерживать центр тяжести.

Но вот моего напарника я нигде не видел. В комнате для персонала несколько мужчин в оранжевых костюмах ели бутерброды, попивали растворимый кофе и обсуждали футбольный матч – единственное бессмертное в нашей жизни увлечение. Они что-то спросили меня про строительство 24 этажа, я рассказал о несостыковки южной балки. Что-то промямлив, они, кажется, тут же забыли об этом. Спросили скорее из вежливости, а не интереса. Действительно, какой с них спрос. Все что им надо знать, они получили от меня – дальше они будут передавать это прорабу и решать уже не им. Да и не мне тоже не решать эти вопросы.

Проходя по длинному, покрытому скользкому от капающих с людей капель пота полу я натыкался на кругловатые выбоины в стене с маленьким аккумулятором. Это классическая система безопасности – такие ставят везде. Внутри здания, снаружи, по периметру. Куда не глянь, у этот циклоп выглядывает на тебя из-за угла, смотрит в свой расфокусированный глаз и сверлит так что любая дисковая модель последнего поколения просто молчит. И безмолвный, Какой-то немой укор расползается по телу.

В кабине управления было пусто, только гудели подключенные к сети терминалы. Я уселся на кресло и стал ждать. От скуки загрузил с сети какой-то фильм и продолжил смотреть. Еще раз отметил удобство своих имплантов

Ты как сюда заполз малыш – он подобрал с пола маленького жучка и чуть не раздавив его, притянул мне.

– Это ты вместо извинений. Лучше бы проставился. – я подержал его в урках. Оглядел зеленые полоски маленьких колесообразные вставки. Вместо глаз была одна гляделка с отражающимся светом от LED ламп.

– Слушай – говорю я Акипу, поворачивая голову и наблюдая, как он снимает свою футболку и меняет ее на легкую майку. Надевает перчатки для сцепления с рукоятью и встряхивает намокший от пота лоб. – Ты как думаешь, куда идет видео с них.

– На сетевой интерфейс вроде.

– Что это такое.

– Коробка гигантская. А там панели такие прямоугольные вставляются внутрь. Чем-то похожи на старые планки оперативной памяти. Видал такие?

Я попытался представить, но в голову как-то не лезло ничего. Старые планки? Что-то зелёное такое? Но я не особо представляю, куда и зачем их ставили. Все же их перестали использовать еще до моего рождения.

– И эти коробки стоят у нас тут?

– Нет, где-то офисах провайдера. Где симпл-коннект раздачи стоит. Это хоть знаешь, что такое? – я мотнул головой.

– Раньше по меди предавали, потом по оптике. Сейчас симпл стоит. Получается, что кабели толком не нужны. Только для разветвления пакетов. Симпыльная передача-то способна пропускать сигнал по заданному адресу. Кабели ставят только если сеть здоровая и пропускание нужно в пределах небольших мест. На стадионе или в офисах корпов. Я когда-то работал в таком. Знаешь, такие большие вакуумные трубы по которым ты посылки получаешь? Тут похоже. Но внутри как бы есть тонкие полоски из кремния с какими-то примесями. Одной такой хватает на 1024 канала. А заменить легко.

– Как же много информации за раз. – я достал из соседнего шкафчика бутылку воды и отпил несколько глотком, промокая горло. – Ты готов?

– Сейчас, только усядусь поудобнее. Можешь идти пока что.

Я махнул рукой, закрыл за собой дверь и вышел. Прошел в окружении камер, белых стен и порезавшего рядом почтового автомата. Длинные коридоры больше напоминали больные палаты – настолько же чистые и скользкие, словно где-то разлили флакон со спиртом и хлоркой.

На участке во всю работали люди. Это место начали обрабатывать совсем недавно, так что почти все еще делали без применений тяжёлой техники. Ко мне сзади подлетел гирокальм, покружился немного и сбросил тросы. Я прицепил их позади к бандажу, на всякий случай проверил запасной трос, который должен зацепиться за него в случае неполадок. В ушах зазвенел радостный голос

– Потому, потому что мы пилоты. Небо наш, небо наш родимый дом.

– Первым делом гирокальмы?

– А девушек и сейчас можно. – он рассмеялся так громко, что смех как будто поселился в моей голове.

Мы взлетели над стройкой, я оглядывал ее с высоты, каждый раз на секунду замирая в восторге. Порезавших на тоненьких гусеницах роботов, кричащих и машущих вокруг людей в комбинезонах. Сверху летали такие же гирокальмы, жужжали своими моторчиками, их желтый корпус поблескивал, камеры огибали всю территорию, делали видео, фото.

Мы поднялись совсем высоко, пока меня потряхивало из стороны в сторону, Акип напивал слегка грустный мотив себе под нос. Иногда он сам забывал, что я нахожусь с ним на прямой связи.

Когда мы податели к здоровенной балки, которая должна быть одной из шести основных на этаже. Акип то поднимал меня вверх, посмеиваясь над моим трясущимся телом, но чуть опускал, давая навести фокус. Когда мы подлетели к третей из них, что-то резко кольнуло внутри моей голов: кажется, мозг только что наступил на мину, а глаза оглушило этим взрывом. Я резко закричал, затрясся всем телом. Сидевший до этого спокойно Акип заорал мне по связи.

– Спускаемся братан, ты чего? – я совсем не слышал его. Длившийся всего секунду импульс все еще не отпускала меня: руки обмякли, дыхание участилось. Сердце билось так быстро, как мотор гоночного болида. Когда мы спустились на землю меня стошнило. Я стоял на коленях, пытаясь точно определить, где я нахожусь.

За обедом я сидел молча. Даже не зная, что сказать, мне хотелось не попадаться никому на глаза. Некоторые мужики поглядывали на меня, кто-то перешёптывался, искоса посматривая на нас с Акипом. Кроме него за столом сидел Михалыч – наш прораб. Мужчина в возрасте, с ницшеанскими усами и жиденькой бородкой. Он был весел, хотя слегка суетлив. Пошучивая и скрипуче смеясь.

– Да ты не переживай -говорил он, утирая со лба пот —Знаешь, как бывает в жизни? Могу выходной дать?

– Нет, спасибо. – оставаться дома сейчас не хотелось совсем. Уж лучше тут поработаю. Да и голова, кажется, не так беспокоит. Таблетка обезболивающего все же отличная вещь.

Глава 3. Ночью появляются вурдалаки

После обеда я занимался той же рутиной. Зависая над землей, я внимательно смотрел на места стыков, регулировал положение плит, а сам внутри самого себя думал о чем-то другом: о парящих машинах, станциях выхлопа и новых волоконных трубках. Удивительнее технологии, казалось, стали для нас тем, о чем мечтали люди в начале века. А темпы роста были такие, что голова кружится. И все же что-то настораживало меня. Я боялся всего неизвестного, того, из-за чего иногда происходили техногенные катастрофы и рушились город. Всей этой могучей, грохочущей и сносящий любое препятствие силы. Но сейчас, в век цифры, она обрела какое-то другое, хищное, скрытное и незаметное свойство разрушения. Проникая в самую глубь, задерживалась и растворяясь там, пожирала изнутри.

Работу я закончил уже ближе к шести вечера. Голова шла кругом, я даже не был уверен, что смогу дойти до станции. Глаза терзались, тянулись по сторонам. Скопы, кажется, устроил там революцию, не желая больше оставаться. Иногда я задевал прохожих, выслушивая недовольные фразочки, оскорбления и ругательства. Периодически останавливаясь, я глядел на часы. Как странно: я бродил по улице уже 3 часа. За это время успело порядком потемнеть, ночные огни. Помигивая и сплетаясь в карнавал, заполоняли улицу. Но что еще странно, так это то, что двое мужчин, которых я приметил, выходя с работы, все так же шагали за мной. Один из них был угрюм, толстоват и напоминал обвисший пельмень. Другой же был скрытен, спокоен и долго сверлил меня взглядом.

Может, у меня разыгралась фантазия? Или голова совсем отказала? Но чем дольше я шел, тем больше замечал их за своей спиной: иногда они удалялись. Останавливались, смотрели вывески или билборды, но стоило мне пропасть из их виду, тут же устремлялись за мной. Тут уже стало не до шуток – меня реально преследуют. Да еще эти чертовы импланты, будь они не ладны.

Я пробирался сквозь улицы. В темноте было почти ничего не видно, только изредка я мог ориентироваться по свету окон, вывескам магазинов и порезавших в далеке машин. Мои глаза нещадно садили и намеривались прямо сейчас лопнуть от напряжения. Я то и дело пробирался на ощупь, потому что мне придалось прикрывать их руками. Чтобы хоть как-то сдерживать эти потоки боли. Иногда я начинал видеть какие-то разноцветные полосы, блики – они полностью поглощали всю оптику в свою радугу-гравитаций. Как если бы меня ослепили тысячи прожекторов, специально направленных прямо в глаза. Бежать я уже не мог. Сил почти не осталось, а тьма становилась все гуще, улице уже, сжимали и давили.

Голоса за спиной становятся ближе, и я понимаю, что убежать мне не удастся. Я прячусь за ближайшим мусорным баком, вляпываясь в кем-то брошенные остатки суши. Этот контейнер такой большой и так удачно закрывает меня, что заметить сразу будет очень трудно. Но они найдут меня рано или поздно, а бежать стало совсем невозможно. Правый глаз словно сжимается и резко взрывается импульсом боли. Я прикрываю второй рукой свой рот, чтобы не закричать и подавляя боль, начинаю размышлять.

Как ни странно, после этой вспышки все начинало затихать. Боль начинает отпускать, словно кто-то спустил рукоять: с каждой секундой все легче и легче. Я пытаюсь настроить фокус на своих линзах, вновь поймать в темноте их силуэты. Но шаги уже совсем близко. И времени не осталось. Сейчас я не успею проделать нужные мне манипуляции. Надо решаться – прямо сейчас – другого шанса уже не будет.