«Пассажир» из Сан-Франциско

— Простите, что вы сказали? — уточнил у Наташи Фил.

— Мысли вслух, — сказала она.

А Тема расшифровал:

— Очень хочется есть!

— Да-да, — наконец сообразил он. — Очень глупо с моей стороны. Извините… А беседу продолжим за столом.

Он натянул джинсы, Наташа надела сарафан прямо на купальник, и они пошли с пляжа. Лысый, обосновавшийся аккурат на том месте, где раньше сидел Фил, посмотрел им вслед каким-то странным долгим взглядом.

Особого впечатления эта таверна на Тему не произвела.

Он ожидал от чего-то другого.

Чего-то пиратского, романтического, в стиле Джека Воробья.

Но уж никак не безупречных клетчатых скатертей, легких плетеных стульчиков, белых стен и особенно веселеньких цветочных горшков. Последние для таверны совсем были неуместны. Остатки какого-никакого пиратского привкуса сводили на нет. Уж лучше пальмы в кадках Чуть сглаживал разочарование огромный аквариум, где Тема сейчас выбирал рыбу, которую им предстояло съесть. Мальчику были по вкусу большие рыбины, особенно вон та, пятнистая. Но он где-то слышал, что если кто-то приглашает в ресторан, тот за всех и платит, и сомневался, хватит ли у Фила денег на такую огромную и головастую. А спросить было неудобно.

И еще один вопрос смущал его. Вроде как рыба ему понравилась, а он должен «приказать», чтобы ее зажарили… Ведь жалко как-то. Вот он и переминался с ноги на ногу битых пятнадцать минут, не теряя на всякий случай приглянувшуюся лупоглазую.

В его отсутствие Фил заказал взрослым белого вина, а Теме холодный свежевыжатый апельсиновый сок.

— У вас очень разборчивый мальчик, — намекнул Филу официант, повторно подошедший принять заказ.

И Наташа, сообразив, что дело не чисто, отправилась на помощь сыну. Они что-то долго выясняли у аквариума и, в конце концов, ни с чем вернулись на место.

— Ничего подходящего не выудили? — поинтересовался Фил, отвлеченно думая о чем-то своем.

— Просто глаза разбегаются, — пояснила Наташа. — Давайте что-нибудь на ваш вкус.

Фил внимательно посмотрел на Тему, улыбаясь, подозвал официанта и о чем-то посовещался с ним. Тот рассмеялся, пожал плечами и удалился.

— Я сказал, что мы вегетарианцы, — объяснил Фил к всеобщему удовольствию. — Сейчас нам принесут нечто запеченное в горшочках.

Наташа поняла, что их с сыном раскусили, а Фил заработал в ее представлении еще один плюс.

— Как вы догадались, что он не захотел рыбы?

— Как правило… когда есть большой выбор, остановиться на чем-либо просто невозможно.

— Да уж… — сделав глоток вина, задумчиво согласилась Наташа.

Тема, хлебнув сок, со спокойной душой отправился рассматривать подводный мир дальше, а за столиком продолжилась беседа.

— Сейчас на Кипре много русских живет или отдыхает, — сказал Фил.

— А вы давно здесь живете?

— Я живу в Калифорнии…

Нельзя сказать, что она была крайне удивлена. Одна его улыбка «а-ля Голливуд» уже чего-то стоила!

Фил углубляться не стал. Только пробормотал что-то коротко по-английски насчет бизнеса, что Наташа точно не разобрала.

— А я тут по работе, — коротко объяснила она, — конференция.

— Конференция? Что-то слышал в отеле. Но я думал, такие женщины как вы не работают…

Если это был комплимент, то какой-то корявый и весьма двусмысленный. Наташа слегка оскорбилась.

— Это у вас не работают, а у нас…

— Простите, — Фил попытался накрыть ее руку своей, но она высвободилась.

Успев, правда, почувствовать тепло его большой загорелой ладони. И подумать: до чего же, черт, привлекателен! Сколько ему? Пожалуй, чуть за сорок, впрочем, может, немного больше. И от всего облика веет силой и свободой — то, что у наших, русских, встречается крайне редко. А может, просто мне такие не попадались… Или у меня настроение сейчас необычное? Почему-то вдруг захотелось быть легкодоступной?… Даже проснулась какая-то страсть…

Но тут не заставил себя ждать официант с подносом, и ей стало не до гаданий.

— Что это? — полюбопытствовала она, указывая на горшочек, в котором что-то неимоверно аппетитно булькало.

— Особо приготовленная синагрида, — ответил Фил. — Местная рыба такая. Но мальчику об этом знать совершенно не обязательно.

— Тема! — позвала она сына, мысленно согласившись с американцем.

Мальчик и не заметил подвоха. Слупил все за милую душу. Даже, на всякий пожарный заглянул на дно опустевшего горшочка.

— Может, добавки? — спросил Фил. — Это мы мигом организуем. Решайся…

Тема вопросительно посмотрел на маму, словно уточняя: от пуза он наелся или нет? И вообще, как это, прилично?

Ему не хотелось ударить в грязь лицом перед Филом. Вышколенный официант, чрезвычайно довольный тем, что принял участие в заговоре, застыл на подхвате.

— Тебе решать, троглодит! — засмеялась всем довольная Наташа. — Ну, же! Не тяни резину!

Реально намечающуюся обжираловку прервал невесть откуда взявшийся фотограф с «Никоном». Залопотал что-то на местной тарабарщине.

— Предлагает сфотографироваться на десерт. Вы как? — перевел Фил.

— Мы двумя руками «за»! — согласилась Наташа.

А Тема уточнил, что он еще и «ногами».

Предполагаемая добавка, к показному неудовольствию официанта, моментально отошла на задний план. А потом еще дальше. И, наконец, вообще потеряла свою актуальность. Их вниманием полностью завладел чародей фотоискусства. Он крутил их и так и сяк, пересаживал с места на место, уводил Тему отдельно сниматься на фоне аквариума и даже пытался умыкнуть его на натурную съемку к морю. Но тут все в один голос согласились, что это он загнул. И все равно, учитывая количество снимков, которые ему выплюнул аппарат, фотограф заработал очень недурно.

Официант мог бы в два счета выставить его за дверь, но он был родственником старшего повара. Так что все шло в семью.

Надо ли говорить, что вечером Наташа с Филом совершенно случайно встретились?

Она пораньше уложила Тему и вышла глотнуть свежего воздуха. Почему-то на балконе этот воздух ее не устраивал. И она даже догадывалась почему. Обманщица! Ну и пусть! Кому от этого хуже? Если и хуже, то ей самой.

Они гуляли вдоль моря, пили прохладное и удивительно вкусное местное вино в баре, слушали музыку, танцевали… Прямо на пляже, под луной. И никто не думал, откуда эта их музыка. Она образовалась из ничего, сама собой, заполнила весь пляж и закачалась на ночной волне, уплывая вдогонку за растворяющимися на невидимой линии горизонта огнями какого-то судна.

— А завтра я поведу вас… — начал Фил.

— Нет, Фил. Завтра я уезжаю. Самолет утром… — в голосе Наташи слышалась неприкрытая грусть.

— Жаль… — Фил долго молчал, только крепче прижал ее к себе в танце. — Наверно, я сейчас скажу банальность, но у меня такое чувство, что я вас давным-давно знаю…

— Как странно, — Наташа подняла на него глаза, улыбнулась, — у меня тоже. Психиатры называют это «дежа-вю». Нам с вами надо лечиться…

Фил скинул свою американскую улыбку.

— Эта болезнь неизлечима. Вернетесь домой к мужу, и все пройдет.

— Нет никакого мужа. Мы с Темой вдвоем. Только он и я.

— Простите, — сказал он, — но это здорово!

А Наташа только хмыкнула.

Танец они закончили в молчании, и с площадки вышли тоже молча… Молча, держась за руки, направились к отелю.

— Будем прощаться? — Наташа взглянула на него в смутной надежде, что он не отпустит ее руку, а попытается увлечь ее за собой. Это был тот нечастый случай, когда ей не хотелось заглядывать вперед даже на два хода. Будь что будет, она и так в цейтноте…

Но ход, сделанный Филом, не укладывался ни в какие рамки. Попросту говоря, не лез ни в одни ворота.

— Когда я уезжал из Союза, — вдруг вспомнил он, — то бросил в Москва-реку монетку, чтобы вернуться…

— А я вчера бросила в море целую горсть…

Он достал из кармана медальон — тяжелый, не очень элегантный, похоже, старинный, и протянул ей.

— Это очень редкая штука. Поверьте мне, с легендой. Если когда-нибудь встретимся — расскажу.

— Правда, расскажете? Значит, встретимся…

Наташа повертела в руках подарок, потом привстала на цыпочки, на мгновение коснулась губами губ Фила и исчезла в вестибюле отеля.

— Значит, встретимся, — шептала она, глотая слезы, взбегая по лестнице.

Кажется, похожий медальон она видела в затерянной лавке дешевых подделок под старину на окраине городка, куда они с Темой как-то забрели.

Самолет опоздал. С чартерными рейсами подобное часто случается. Пришлось провести в зале ожидания почти пять часов. Она вся извелась, а про Тему и говорить не приходится. Хорошо хоть в Шереметьево их пропустили быстро — спасибо Борис Семенычу, постарался. И машину прислал встретить — тоже приятно.

Тема прямо в машине и заснул, так что до квартиры пришлось тащить и его, и чемоданы. Правда, шофер помог, взял на себя часть ноши. Тема проснулся только на пороге, когда Наташа отомкнула дверь, от дикого грохота музыки, доносящейся из гостиной. Она охнула, кое-как примостила сползающего с табуретки мальчика в крохотной прихожей, а сама протиснулась выключать телевизор. В гостиной царил бардак — вперемежку с пустыми бутылками были разбросаны какие-то вещи, книги, кассеты. На столе — гора объедков и немытой посуды, на диване кто-то спал.

Вернее, понятно кто. Непонятно, как это ему удавалось.

— Мама! — захныкал Тема из прихожей, испугавшись, по-видимому, внезапно навалившейся оглушительной тишины.

Она отложила разборки на потом — побежала его укладывать, мыть, переодевать, не забыв при этом поцеловать на ночь. Или на утро. Потому что, когда, в конце концов, добралась до гостиной, за окном уже светало. А когда она распахнула настежь балконную дверь, чтобы избавиться от этого застоявшегося запаха перегара и никотина, с улицы донеслось безмятежное чириканье птиц.

Даже птичка божия не знала ни заботы… ни…

Она подошла к спящему и сдернула плед, стала резко трясти его:

— Стас! А ну, вставай! Вставай, гад! Вставай, кому говорю!

Наконец лежавший открыл глаза, со стоном присел и даже попробовал изобразить радость на лице.

— Ой, Наташка… Ты уже приехала? А я тебя завтра ждал… Постой, а какое сегодня число?

Стас еще явно не оклемался. Был он худ, мал ростом, с жидкой бородкой и претензией на некую интеллигентскую избранность, которая за семь лет жизни с Наташей так никак и не проявилась. Сейчас, глядя на его лихорадочно блестящие ввалившиеся глаза и всклокоченные волосы, она ничего, кроме отвращения, не испытывала. И где были ее глаза?! Но сейчас это уже праздный вопрос.

— Ты что, уже совсем?!.

Она долго подыскивала слово помягче, потому что в голове вертелся исключительно матерный лексикон. На нее это было даже не похоже.

— Опять свинарник развел?! Это называется «поживу тихонько»?!

— Ладно, Наташка, не кричи… Сейчас я все уберу, — затянул Стас свою извечную волынку и даже сделал вид, что тянется к тарелкам на предмет их дальнейшего мытья. Но она-то прекрасно знала, что это обычная похмельная показуха, синдром неизгладимой вины перед ней и ребенком. В первую очередь, разумеется, перед ребенком. Вон, вспомнила она, Тема до сих пор не научился плавать!