Образ Беатриче

В первых обещаниях не было отрицания плотского, не найдем мы его и во втором случае. Никто не собирается «кощунственно противостоять творению». Первый образ был направлен на физическое единение; второй — на разделение. Но оба движения порождены самой благородной Любовью, то есть действием изначальной Любви в творении.

Природная ревность и чрезмерное рвение, свойственные скорее адептам сверхъестественного, навязывают нам точку зрения на второй образ как на греховный, а не благой. Это разновидность зависти, и в «Комедии» она представлена в одеждах цвета камня и с зашитыми веками («Чистилище», XIII, 69–71),«небесный свет себя замкнул сурово». Здесь нет и признаков заботы о других, о чем свидетельствует очередной дух словами: «Вина нет у них»[50], намекая на щедрость Господа. Здесь никто не ведает обходительности, которую являют Вергилий, Беатриче и все блаженные. Часто считается, что не ревнивый оправдывает грех, если таковой существует. Это неверно, поскольку ревность только увеличивает грех неверности по отношению к образу, порождая другой грех — неверность по отношению к самой благородной любви. Но в том, чтобы лицезреть и поклоняться славе Господней нет греха, и не принимать смирение и милосердие, исходящие от второго образа, да хотя бы даже и семидесятого, означает ограничивать Любовь. Часто влюбленные в первом порыве любви обещают, что не будут держать зла на партнера, даже если он найдет им замену. Правда, потом они обычно не в состоянии сдержать своих обещаний, но это не отменяет первый щедрый порыв. Тот, кто не любит разные проявления царства небесного, тот не любит само царство.

Говорят, будто святой Августин сожалел, что часто не мог заставить прелюбодеев понять, что они поступают неправильно. Пожалуй, они нашли бы для себя больше оправданий, если бы знали историю самого Августина и его карфагенской любви[51]. Хотя, возможно, в его тогдашней любви не было того качества, о котором говорится в «Новой жизни». Впрочем, сколько бы оправданий не нашлось, прелюбодеи все равно не правы. До тех пор, пока ревность не будет так же предосудительна, как и прелюбодеяние (с разводом или без него — не имеет значения), не помогут ни доносы, ни раскаяния. Зачастую ужасная правда скрывается за комическими фигурами самодовольного мужа или жены; они вполне пристойны внешне, но истинной порядочности нет места в их жизни. Если бы в браке было возможно достичь взаимного обожания второго образа, когда бы и в чем бы оно ни проявилось, а также найти способ взаимного ограничения такого обожания, перед нами открылись бы невероятные новые возможности. Однако никакое взаимное ограничение не должно означать холодность в отношениях, не должно отменять страсть.

В этом смысле брак является прекрасным примером Пути Утверждения. Верность является гарантией романтизма. Церковь утверждает, что от брачных уз нельзя отказаться. Трудно назвать какой-нибудь другой эксперимент, который бы начинался при такой поддержке всех его участников.

Появление второго образа никак не может считаться началом второго эксперимента. Но зато может стать продлением и расширением первого. Путь Утверждения здесь расширяется, включая в себя отрицание удовлетворения, замену удовлетворения принципом удовлетворения. Объединить оба образа означает сделать шаг к единству. Верность может принимать разные формы, их гораздо больше, чем принято считать, говоря о браке. Наши бессмертные сущности вторичны по отношению к нашим функциям. Любить — значит выполнять функцию, ради которой было сотворено любимое существо. Это определение Пути, конец которого находится там, где земля сливается с небом.