Ледышка или Снежная Королева для рокера

И подозреваю, без участников так сказать зачатия мы тут не разберёмся. Тем более, они как раз уже приняли нужную дозу алкоголя, дабы развязать этот морской узел женкой логики и человеческой жадности в одном обширном лице!

Взяв рацию, я позвала:

- Пригласите, пожалуйста, Илью Алексеевича и Михаила Александровича ко мне в кабинет. И Олега Геннадьевича не забудьте, на всякий случай. Тем более, что теперь ему есть, где постоять, определённо…

- Одну минуту, Изабелла Александровна!

Спорить с ещё одним сотрудником по поводу того, как ко мне обращаться в этот раз я не стала. Зато с каким-то азартом ожидала, когда же в мои родные теперь уже пенаты зайдут будущие родители. Которым ещё предстоит узнать о собственном предполагаемом отцовстве.

Мадам гневно дышала, ходила по кабинету и грозно пыхтела, поминая себе под нос тихим, незлым словом. Её дочь всё ещё переминалась с ноги на ногу и нервно дёргалась при каждом громком звуке, а их, учитывая, что находимся мы ни где-нибудь, а в ночном клубе, было предостаточно.

Как бы при такой-то нагрузке она у нас не родила здесь раньше времени. Что-то я сомневаюсь, что среди работников найдётся кто-то имеющий хотя бы отдалённое представления о родах. А пьяные товарищи рокеры может, и смогут что-то сделать…

Только вот как бы ещё и их потом не пришлось откачивать. И самое главное не начать при этом ржать, как самый настоящий конь. Потому что у меня уже губы подрагивают от сдерживаемого смеха, дальше то, что будет?

Долгожданные будущие отцы завалились в кабинет с шумом, гамом и бутылкой виски под мышкой. И пройдя к моему столу, плюхнулись в кресло, поставив початый алкоголь передо мной, вместе с бокалом и коронной фразой:

- Наливай! Обмоем новую должность!

- Благодарю покорно, Илья Алексеевич, но у нас тут проблема образовалась, - отодвинув алкоголь подальше, я кивком головы указала на мадам, которая всё больше и больше напоминала бомбу.

Которую пытались разминировать молотком и плавно довели её до детонации.

- Эт которая? – недоумённо нахмурился Харлей, оглядев кабинет озадаченным взглядом. Уважаемую Генриетту Сергеевну с её дочей, спрятавшейся за спину матери, он даже не заметил.

- Ну… - я задумчиво постучала кончиком карандаша по губам и хмыкнула. – Илья Алексеевич, а как вы относитесь к детям?

- Эм, лапочка моя отмороженная… А ты что, в декрет собралась? – на меня уставились три внимательных взгляда. Два озадаченно-заинтересованных, один недовольный.

Олежек занял стратегическую позицию за кактусом и теперь молча наблюдал за происходящим.

- Я? Ни в коем разе, Илья Алексеевич, - фыркнув, я кивком головы указала на медленно, но верно окончательно звереющую мадам. – А вот вам, с Михаилом Александровичем, похоже придётся забыть про безбедную, вольную жизнь… Ведь через… Генриетта Сергеевна, а какой срок?

- Восемь месяцев! – выпалила мадам, сверля рокеров гневным взглядом.

- Ага. В общем, у вас есть целый месяц, господа начальники, что бы подготовиться к такой ответственной работе, как отцовство, - задвинув очки на затылок, я откинулась на спинку кресла и развела руками. – И я даже не знаю… Посочувствовать мне вам… Или порадоваться за вас?

- А-а-а?!

В этот момент я остро пожалела о том, что телефон далеко, а под рукой у нет хотя бы простенькой мыльницы. Такое выражение полнейшего недоумения, пополам с охренением и недоверием – это надо видеть. Причём у всех троих разом, хотя Верещагин в отличие от Харлея и Михаила недолго пребывал в ступоре. Глянул на маму с дочей, на друзей, снова на маму с дочей… Посмотрел на меня и беззвучно заржал, только чудом не потянувшись к бедному кактусу в попытке его обнять.

Видимо мой кулак, показанный под столом, предупредил его о том, что за этот цветочек он потом в жизни не расплатиться.

Генриетта Сергеевна же, услышав заветные слова, тут же перешла в наступление. И начала она с грандиозного по своей громкости крика:

- Вы! Нечестивцы! Насильники! Тунеядцы! Мажоры! Вы обесчестили мою кровиночку, сделали ей ребёнка и решили бросить?! Не выйдет! Не дам! Не позволю!

- Помедленнее, я ж записываю... – тихо пробормотала себе под нос, наблюдая за разворачивающимся действом из первых рядов. И терпеливо дожидаясь, когда ступор отпустит братцев-рокеров, и они начнут воспринимать действительность.

Первым, как ни странно, отмер вечно сонный и вечно недовольный миром господин Алёхин, постучав пальцами по столу и выдав коротко, но ёмко:

- Не понял! Это что за танк в юбке?!

- Ваша будущая тёща, - любезно подсказала, нисколько не испугавшись недоверчивого и даже в чём-то обиженного взгляда.

- Эльза, не люби мне мозг. Какая к грёбаным крокодилам тёща?! – а это уже отмер рыжий и почти пушистый Харлей.

- Ну насчёт крокодилов не уверена, хотя судя по хватке они у неё в родне явно побывали… - тихо фыркнув, я всё так же любезно пояснила. – Но, если брать во внимания все обстоятельства, ваша общая. Видите ли, Генриетта Сергеевна предполагает… Да нет, она настаивает и она просто уверена в том, что вы с Михаилом Александровичем отцы её будущей внучки…

- Внука, - робко встряла доча, выглядывая из-за широкого плеча маман. Но наткнувшись на несколько разъярённый взгляд Алёхина, предпочла вновь за ней скрыться.

- Наследника! – упрямо припечатала сама Генриетта Сергеевна, уперев руки в бока и перейдя в наступления. – Спали с ней, охальники?! По глазам вижу – спали! А я дитё своё в обиду не дам, и маленькому расти безотцовщиной не позволю!

- А от нас-то вы что хотите?! – Харлей аж привстал на минуту, но подумав, уселся обратно, скрестив руки на груди и лениво пожав плечами.

- К-а-а-ак?! – ещё одна волна ультразвука едва не оглушила меня окончательно. – Это ваш ребёнок! Я точно знаю!

- Да-а-а? Интересно, а откуда знаете-то? Свечку что ли держали? Так я не припомню, что б заказывал интим со зрителями! – Михаил презрительно фыркнул, усевшись поудобнее.

Видимо, первый шок прошёл и теперь моё такое шумное начальство с искренним, почти детским любопытством ждало продолжение развлечений. И они не заставили себя ждать!

- Да вы… да вы…

- Мама, не надо!

- Молчать! – я даже позавидовала такой лужёной глотке и мощной дыхалке, потому как, судя по тишине, замолчал даже работающий компьютер, впечатлившись таким командным голосом начиная от вилки в розетке, заканчивая целой материнской платой.

А Генриетта Сергеевна, меж тем, вышла на расчётную мощность, грозя снести всё на своём пути:

- Я нашла у неё в комнате визитку вашего клуба! И на ней был написан номер владельца, личный номер, я проверяла!

- Не был, не замечен, не привлекался, - тут же открестился Михаил, с надеждой посмотрев на бутылку виски рядом со мной.

Все дружно посмотрели на его товарища, от чего Харлей аж воздухом поперхнулся и обиженно протянул:

- Не, а я что – рыжий, что ли самый?!

По-моему, Верещагин с кактусом окончательно сроднился, когда неприлично хрюкнув, выдал:

- Вот тебе сейчас правду сказать или тактично промолчать? Потому как Чудища тут нет…

При этом он старался слишком уж громко не ржать. И получалось у него это откровенно плохо. Впрочем, я где-то в глубине души подозревала, что в комнате охраны, у мониторов, собралась небольшая такая толпа сотрудников, запасшихся попкорном и теперь наслаждающихся зрелищем. И мне даже не в чем было их упрекнуть, если честно.

Когда ещё такое увидишь-то?

- Да я её в первый раз вижу! – тут же начал отнекиваться Харлей, для верности ещё и перекрестился, ляпнув. – Вот те крест!

- Я нашла у неё на постели рыжий волос! – а мадам позиция сдавать не желала. Никак. Продолжая с упорством, достойным лучшего применения стоять на своём.

- А может, светлый? – полюбопытствовала, откровенно игнорируя возмущённые взгляды начальства.

Я тоже человек живой. Я тоже хочу иногда поразвлечься. Тем более, что меня очень сильно волновал этот вопрос и жуть как хотелось узнать, кто же будущий отец ребёнка?

- Нет, рыжий! – Генриетта Сергеевна вновь топнула ногой. Кактус на столе привычно подпрыгнул, но не упал, вовремя пойманный хозяйской рукой Харлея.

- А вы подумайте хорошо, Генриетта Сергеевна. Может быть всё-таки светлый? – Алёхин недовольно сощурился, а я меж тем продолжала делать предположения. – Или тёмный?

Тут почему-то напрягся Олег, кидая на меня предупреждающие взгляды и, от волнения что ли, начав ощипывать бедный, любимый мой кактус.

- Верещагин, - я прищурилась, нежно улыбнувшись. – Руки от драгоценного убрал. Или я тебя самого ощипывать буду.

К сожалению, для Олежки, Генриетта Сергеевна моё доброе слово услышала и даже повернулась, пытаясь понять, к кому это я обращаюсь. Увидев Верещагина, оценив намётанным взглядом его укомплектованность в плане внешности и платёжеспособности, мадам соизволила задуматься.

И выдать новую версию событий:

- Все трое! И рыжий, и тёмный и светлый! Жулики! Прохвосты! Я вас заставлю дитя обеспечивать!

- Ик! – Олежек от неожиданности даже не нашёл что сказать, поперхнувшись воздухом.

- Водички? – невозмутимо предложила, иронично вскинув бровь.

- Водки, - так же невозмутимо откликнулся брюнет и замолчал, решив, что так оно безопаснее будет.

- Итак, круг потенциальных отцов не только не сузился, но ещё и расширился внезапно, - я заинтересованно поглядывала за сменой выражения на лице бедной будущей мамы. То ужас, то отчаянье, то снова ужас, то страдание…

И мне это очень не нравилось, но пока надо разобраться с её матерью. А потом уже выяснить причины для таких резких эмоциональных скачков.

- Они совратили мою кровиночку! – взвыла пароходной сиреной мадам, сотрясая всё вокруг.

- Да на кой ляд она нам сдалась?! – вспылил Харлей, со всей не малой силушки своей, ударив кулаком по столу. Монитор подпрыгнул от неожиданности, но устоял. Я наградила начальство суровым, недовольным взглядом.

Начальство имело совесть смутиться. Правда, ненадолго. Секунд так на тридцать. После чего оно вновь рявкнуло:

- Знать не знаю, кто вашей драгоценной кровиночке ребёнка заделал, и знать не желаю. А за клевету, мадам, можно не только по роже получить!

- Вообще-то, она вроде как дама…

- Вообще-то мне это щас до одного места, отмороженная наша. Что это за цирк и какого зверя мы в нём участвуем?! – это уже Михаил Александрович подключился, сверля меня недружелюбным взглядом. И я, честно говоря, не представляю, до чего бы мы договорились, если бы не одно «но».

Вечер, мать его, перестал быть томным! Особенно, когда во внезапно наступившей тишине раздалось хриплое, полное муки и невыразимого страха:

- Рожаю…

Повисшее изумлённое молчание нарушило всего одно слово, в исполнении Верещагина. Оно самым лучшим образом отражало суть происходящего, и было это слово:

- Пи*дец!

И оно же как нельзя точно характеризовало наше общее состояние полного охренения, которому, как ни странно, поддалась даже я. Только вот в себя пришла гораздо быстрее, подорвавшись с места и набегу раздавая команды:

- Харлей, Алёхин – девушку под руки и на диван! Верещагин! Перестань обгладывать мой любимый кактус и вызывай скорую, быстро! Генриетта Сергеевна, прекращаем изображать неприкрытое удивление, и займитесь дочерью! Хотя бы сейчас! И чего уставились на меня, как на восьмое чудо света?! Живо!