Джульетта поневоле

- Так, планы меняется, репетируем сначала первую встречу на балу! Синьора Капулетти, вы стоите справа, кормилица сзади, Ромео, Бенволио и Меркуцио – вы выходите слева. Джульетта, душа моя, ты держишься около матушки.

Повинуясь команде режиссёра, мы с Дарьей Васильевной и Ульяной удаляемся к правому краю сцены, причём Ульяна, ярая обожательница Опалова всё время норовит вылезти вперёд, чтобы полюбоваться на объект своей страсти.

- Кормилица, - раненым медведем рявкает Геннадий Константинович, - ты куда вылезла?! А ну, назад!

Ульяна неохотно отступает, угрожающе сопя мне в спину. Вот пустите меня на фламандские кружева, не понимаю, что в Опалове находят! Ай, ладно, ну их всех, сейчас важно лишь то, что я Джульетта, мне нет ещё и четырнадцати, но у меня уже просил руки Парис, один из самых завидных женихов Вероны. Мой отец не спешит давать согласия, ему жаль так скоро расставаться с дочерью, а вот матушка, напротив, очень хочет, чтобы я влюбилась в Париса как можно быстрее. В идеале, с первого взгляда. Я прикрыла глаза, настраиваясь на роль, пробуждая в душе щемящее предчувствие чего-то волшебного и невероятного.

- Музыка, танцуем!

Геннадий Константинович повелительно взмахивает руками и мы, словно послушные воле кукловода марионетки, начинаем кружиться в танце. Я робко и сдержанно улыбаюсь молчаливому Игорю, которому с завидным постоянством везёт на роли обманутых мужей и брошенных женихов. Слава богу, хоть вне театра у Игоря крепкая и любящая семья и годовалые двойняшки!

Повинуясь повелительному взмаху режиссёра, я грациозно перепархиваю к центру сцены и встречаюсь взглядом с пылкими очами Ромео. Вот тут между нашими героями и должна вспыхнуть сладостная и губительная искра любви, приведшая к трагической развязке, но… между мной и Александром никакой искры нет и в помине. Я никак не могу поймать тот сладостный восторг первой встречи, то безрассудное блаженство, способное перечеркнуть многолетнюю вражду, в которой Ромео и Джульетта выросли. Я играю и, судя по одобрительному ворчанию режиссёра, делаю это неплохо, но в том-то и проблема, что в душе единения с Джульеттой у меня нет. Как говорил король Клавдий в ещё одной трагедии Шекспира: «Слова летят, мысль остаётся тут. Слова без мысли к богу не дойдут».

- Юленька, - Геннадий Константинович берёт меня за руку, заглядывает в глаза, - душа моя, соберись. А то, - режиссёр переходит на театральный шёпот, - запру с Опаловым в одной гримёрке и не выпущу, пока ты в него не влюбишься.

Поездка на свадьбу к сестре прощально махнула дымком из паровозной трубы и растаяла в прозрачной дымке. Я виновато улыбнулась режиссёру:

- Простите, сейчас соберусь.

Геннадий Константинович ободряюще похлопал меня по руке:

- В этот раз ты точно будешь играть на премьере, обещаю.

Угу, свежо предание. Я расправила плечики и повернулась к сцене с нежной улыбкой дебютантки на первом балу, свято верящей в большое чудо, коим непременно обернётся вся её жизнь.

Дальнейшая репетиция прошла легко и гладко, правда, сцену под балконом Геннадий Константинович решил отложить до завтрашнего утра. Мол, на свежую голову и эмоции будут ярче, и признания убедительнее. Я согласно кивнула, мечтая лишь о том, чтобы хотя бы пару минут посидеть, после многочасовой репетиции ножки протестующе гудели, а Опалов, паразит такой, ещё и пару раз весьма чувствительно в танце мне на ногу наступил! И не извинился, естественно, он же божество, такие перед простыми смертными покаянные поклоны не бьют.

- Юлька, пошли с нами в «Рога и копыта», чаю имбирного возьмём, блинчиков твоих любимых, с вишней.

Я благодарно улыбаюсь Кириллу, верному другу, блистающему в образе Бенволио. Честное слово, не понимаю, почему девицы пачками падают к ногам Опалова, Кирилл ничуть не хуже внешне, а уж по характеру и вовсе сто очков вперёд даст!

- Нет, спасибо, я домой. Нужно позвонить маме, сказать, что я не смогу приехать на свадьбу к Веронике.

Кирилл белозубо улыбается, ободряюще хлопая меня по плечу:

- Смотри, чтобы твоя маменька тебя не пришибла за такие известия. Ты нам живая нужна, а то кто из-за Ромео сначала травиться, а потом резаться будет?

- Уверена, желающие без проблем найдутся, только свистни, - я приподнимаюсь на цыпочки (до чего же у меня братец высоченный, впору как в детстве стульчик приставлять), целую Кирилла в щёку и направляясь в сторону гримёрки. Ну вот, пока маме звоню, отдохну немного, а потом и домой направлюсь.

Мамочка ответила лишь после четвёртого гудка, когда я уже собиралась отключаться, решив, что мне никто не ответит.

- О, Юленька, прости, не слышала звонка, - звонким запыхавшимся голосом откликнулась мама, - ты уже в поезде? Прекрасно, папа обязательно приедет тебя встречать, одна не вздумай ходить, ты меня слышишь?

Я сглотнула колючий комок, стиснула пальцы. До чего же всё-таки неприятно огорчать близких людей, тем более, накануне такого грандиозного события!

- Прости, мамулечка, я не смогу приехать.

- В смысле?! – в голосе мамы прорезались строгие учительские нотки, моментально заставившие меня почувствовать себя нашкодившим учеником, вызванным в кабинет директора. – Юлия, как это, не сможешь приехать?! Это же свадьба твоей единственной сестры! Тебе кто дороже: мы или твой театр?!

Ну вот, началась знакомая песня с припевом. Мама так и не смирилась с моим выбором профессии, утверждая, что актёрская стезя очень ненадёжная, что все роли получают исключительно через постель, что я непременно испорчу себе репутацию, здоровье и всю жизнь в этом вертепе. И вообще, не просто так в раннем христианстве актёров в рай не пускали. Сначала я в ответ на мамины сентенции честно пыталась хоть что-то объяснить и доказать, потом смирилась, поняв, что в данном вопросе мы никогда друг друга понять не сможем. Мама тоже решила не разрывать окончательно и бесповоротно отношения с блудной дочерью, а потому тема театра была в нашей семье под негласным запретом. Когда я приезжала к родителям, мы словно забывали о том, где я работаю, старательно соблюдая пакт о ненападении.

Я глубоко вздохнула, выжидая окончание патетического маминого монолога. Кстати, что бы мамочка ни говорила, как бы ни ругала родителей Кирилла, театральных критиков, но драматический талант я унаследовала от неё, факт. Тётя Зоя и дядя Аркадий и в половину не столь харизматичные и экспрессивные.

- Юлия, ты меня вообще слушаешь?!

- Да, мамочка, - тоном пай-девочки пролепетала я, прекрасно зная, что против такого манёвра мама окажется бессильна, - и я вас очень-очень люблю, правда. Но и Геннадия Константиновича подвести не могу, прости.

Мама замолчала, излучая неодобрение, словно брусок полония радиацию. Я тоже молчала, посматривая краем глаза на часы и похлопывая себя по животу, намекавшему, что завтрак был довольно давно, а обеда и вовсе не было, потому было бы неплохо чем-нибудь подзаправиться.

- Делай, как знаешь, дочка, но учти: я тебя не одобряю.

Ура, индульгенция получена, можно идти ужинать! Я попрощалась с мамой, набросила на плечи куртку, а то прохладный весенний ветерок под вечер становился откровенно холодным, а простывать мне сейчас ну никак нельзя и, напевая себе под нос незамысловатый мотивчик назойливой рекламы, выпорхнула из гримёрки.

- Наконец-то.

Я вздрогнула, не сразу признав в тёмной фигуре, шагнувшей мне навстречу, Александра Опалова собственной павлиньей персоной.

- Сколько можно по телефону трендеть, я заждался уже.

Опалов стоял напротив меня, небрежно засунув левую руку в карман джинсов, а правой придерживая наброшенную на плечо куртку. Что и говорить, красив, чертяка, только пусть себе другую обожательницу ищет, я по нему розовые слюни пускать не собираюсь. С детства не люблю в очередях топтаться.

- Чего тебе, Опалов?

Да, вопрос прозвучал не очень вежливо, но я устала и проголодалась, разводить политесы перед избалованными звёздами у меня нет ни времени, ни желания.

Александр небрежно дёрнул плечом:

- Решил тебя на ужин пригласить.

- С чего бы вдруг? – я подёргала за ручку, проверяя, закрылась ли дверь, а то замок последнее время заедать стал, может и вхолостую щёлкнуть.

Опалов подался ко мне, впечатав ладони по обе стороны от моих плеч, нависая, подавляя своей мощью:

- Так мы же Ромео и Джульетта, у нас любовь. Неужели, забыла?

Ответить я не успела. Одна рука театрального Казановы легла мне на затылок, вторая решительно задрала голову, щёку опалило горячее дыхание, а губы смял поцелуй. Не нежный и томный, обещающий бесконечное чудо любви, а жёсткий, точно клеймо ставящий. От такого нахальства я сначала опешила, а потом отчаянно принялась выдираться. Хватка у Ромео недобитого была как у бульдога, но я тоже не ромашка белоснежная, могу и отпор дать, благо, Кирилл в своё время учил.

- Ты чего, дура?! – взвыл Опалов, складываясь пополам и по крабьи отползая от меня к противоположной стене.

Ага, значит, удар попал в цель. Я вытерла рот рукавом, зло сверкнула глазами:

- Сам дурак. Это не я к тебе с поцелуями лезла, сам напросился.

- Идиотка, - продолжал бушевать звезданутый на всю голову герой любовник, - я решил поцелуй порепетировать, ты же целоваться совсем не умеешь!

Мне словно изо всей силы ударили в солнечное сплетение, даже дыхание перехватило, а перед глазами расплылся серый туман.

- Ошибаешься, - бросила я глухо, едва шевеля губами, - умею. Просто не с тобой.

Больше не слушая причитаний Опалова, я развернулась и твёрдым шагом направилась к выходу из театра. Об этой моей сердечной ране не знал никто: ни родители, с которыми я вообще была весьма благоразумна в обсуждаемых темах, ни даже Кирилл, которому я доверяла целиком и полностью. Да и как расскажешь, если история и мне порой кажется абсурдным сном, предутренним бредом, плодом воспалённого воображения?!

Три года назад я усиленно готовилась к выпускным экзаменам. Моя подруга Иришка, у которой я квартировала всю учёбу, в один прекрасный день в прямом смысле слова взвыла в голос и сказала, что она лично побросает в огонь все книги, если я не прогуляюсь с ней в парк на ярмарку научных достижений. Поскольку у Иришки слово с делом не расходились, я подчинилась, пообещав себе при первой же возможности удрать домой. Но всё-таки правильно говорят, что, если ты хочешь рассмешить богов, нужно рассказать им о своих планах. На ярмарке было столько всего интересного, уникального, неповторимого, что я позабыла обо всём, растворившись в таком увлекательном мире науки. Как сейчас помню, что Иришка замешкалась в палатке с мыльными пузырями, а я направилась в шатёр с интригующим названием «Путешествия во времени». В шатре царил полумрак, негромко гудел вентилятор причудливого прибора, который я в первый момент приняла за проектор. Я вертела головой по сторонам, когда услышала за спиной глубокий уверенный голос, от которого моё сердце совершило кульбит и забилось в два раза быстрее:

- Любите историю или просто зашли отдохнуть в прохладе?

Я медленно повернулась, чувствуя себя Наташей Ростовой, встретившей своего Андрея Болконского. Высокий атлетического телосложения мужчина, лет на пять или шесть старше меня, коротко поклонился, прижав ладонь к груди, затянутой в белоснежную рубашку: