Шестерни системы

Чем больше времени проходило с момента, как я четко выстроил в голове систему фактов, тем меньше оставалось страха. Я взял саблю из рук Новикова и встал напротив полицейского.

— Прежде, чем мы начнем, я хотел бы спросить, не желает ли Денис Порфирьевич признать свою неправоту, извиниться и отказаться от дуэли, чтобы избежать человеческих жертв? — спросил я так громко, что мои слова отразились эхом.

— Простите, — обратился ко мне второй полицейский, — но это не по правилам.

— Жаль. Мог бы жить. Начинаем!

У центра круга я встал в стойку, из которой мог бы легко увернуться от удара. Ни у меня, ни у Порфирьевича не было колющего оружия. Резать и рубить — вот и все. А это значит, что мне предстояло постоянно двигаться.

Круг имел приличные размеры — зажать меня так, чтобы некуда было отступать, противник не мог. А тяжелое оружие при сильном замахе скорее заставит самого полицейского выскочить из круга.

Дуэль началась с эффектного представления. Чтобы меня запугать, Денис Порфирьевич взмахнул саблей, крутнул ее над головой и одновременно с этим развернулся на месте.

— Я смотрю, вы уже нашли себе противника по вкусу. Того, что не даст сдачи, — посмеялся я.

Не ответив, полицейский шагнул вперед, держа оружие клинком вниз. Его оружие ненамного длиннее моего — сантиметров на двадцать или около того. В любом случае, не каждый удар обеспечивает преимущество владельца сабли большего размера. Я по-прежнему чувствовал себя уверенно, несмотря на показуху Порфирьевича.

Подойдя на расстояние удара, он чуть припал на левое колено, затем резко выпрямился и одновременно с этим свистнул саблей, ведя ее по диагонали снизу вверх. Я, стоя на месте, отклонился назад — до клинка оставалось порядочное расстояние, но я не рисковал раньше времени.

Я попытался последовать за рукой полицейского, но Порфирьевич продолжил вращаться и мне пришлось остаться на месте, а затем присесть, чтобы после второго удара с разворота не лишиться конечности.

Третий удар полицейский нанес сверху вниз, завершив маневр — и у меня не было шансов отбить ни один из таких сильных ударов. Похоже, что в таком формате мне его не победить.

Я подскочил ближе, сократив расстояние вполовину. Это заставило Порфирьевича сдвинуться назад, но между нами все равно осталось меньше метра — и больше возможностей для коротких ударов.

К тому же полицейский не ожидал такой реакции, надеясь запугать «дворянчика» не только внушительным оружием, но еще и быстрыми агрессивными действиями. В итоге теперь он попытался оттолкнуть мою саблю рукой, понимая, что свой неповоротливый клинок использовать не получится.

Я развернул саблю плашмя, но Порфирьевич повел свою руку так, что лезвие отсекло у него с ладони плоть, как тонко нарезанную колбасу. Взревев от боли, полицейский бросился в новую атаку.

Явно не случайно он зачерпнул кончиком клинка немного опилок и грунта из-под ног, целясь мне в лицо. Но я успел отскочить в сторону, и разъяренный полицейский ушел вперед, оставив меня за спиной. Грязь же улетела за пределы освещенного круга.

Пользоваться настолько подлым приемом я не собирался и выждал момент, когда противник развернется лицом. Краем глаза я успел заметить, как сыщик хлопнул себя по лбу. Тот еще болельщик!

Сражение традиционно пошло проще. Когда враг сердится, он делает ошибки. Действует инстинктивно, а не так, как его учили. Потому что только долгие тренировки закладывают верные действия настолько глубоко, что они и сами становятся инстинктами.

Порфирьевич сжал в кулак левую руку — вся ладонь была в крови. Капли с костяшек падали на землю. Полицейский взревел и сделал два шага вперед, замахиваясь на меня.

Я же нырнул ему навстречу, выставив саблю вбок, чтобы случайно себя не зарезать, уперся ладонью, поднялся, радуясь тому, что мазь все еще действует. Вовремя развернулся, отразив сильный удар — по плоскости клинка вражеская сабля прошла мимо, не задев меня.

С огромным удовольствием я приложился левой рукой в садистское невыразительно лицо начальника полиции города Вельска. В ответ он махнул саблей к себе так быстро, что я едва успел увернуться от острия.

Теперь я оказался рядом с его левой рукой, которая, как я считал едва ли может функционировать. Но полицейский на удивление сильно схватил меня за пиджак и потянул к себе.

То, что он был силен, я не мог отрицать. Но когда Порфирьевич, несмотря на все мое сопротивление, прижал свою саблю мне чуть ниже ребер, я приложил левую ладонь на тыльную сторону своего клинка. А он в этот момент находился как раз рядом с его кадыком. Оставалось только посильнее нажал, чуть провести, и полицейский умер бы от потери крови секунд за двадцать, не дольше.

Но мне требовалась информация, которую едва ли мог дать кто-либо из секундантов:

— И что же говорят правила в этом случае? — спросил я, стиснутый, как в клещах, ощущая, что кровь из его вспоротой ладони медленно впитывается в мой рукав.