Жених

— Соглашайся на помощь, пока предлагаю, — как ни в чем ни бывало, продолжал Даск. — Рассказывай, как ты выбираешь?

— Я не знаю, — не смотря на него, призналась я. — Я не знаю, никак. Сколько я ни думаю, все равно никто…

Нужно остановиться, а то выложу всё, как на духу. Женатому мужчине? Признаться? Снова сделать себя несчастной?

— Никто что?

— Ах, оставь меня, наконец, в покое!

— Нет никого лучше меня, ты хотела сказать?

Я обернулась и, честно, хотела влепить ему пощечину. Как он смеет? Зачем дразнить меня, когда дома ждёт жена? Может раньше, когда мне было пятнадцать, я не понимала, что происходит, но теперь-то знаю. Да, тогда меня к нему тянуло. Я хотела, чтобы он меня поцеловал, чтобы рассказал на закате, как сильно меня любит, произнес признание, полное красивых слов, возможно, сложил бы моей красоте стихи, ну серенаду написал, на крайний случай.

В общем, чтобы вёл себя, как положено пылко влюбленному поклоннику!

Но вместо этого он дразнился и смеялся, и бросался косточками от вишни, и кружил в дурашливом танце посреди леса, пока в глазах не поплывёт, и обращался со мной так, будто я все ещё крошечная девочка. А потом я застукала его с фрейлиной, и на смену трепетному ожиданию пришла ревность. Несколько лет назад он заставил меня потерять равновесие и собирался повторить этот фокус. Нет, такого нельзя допускать.

Я выпрямилась и поправила платье. Среди деревьев очень вовремя мелькнули чьи-то зеленые камзолы, в которых принято выходить на прогулку или зимнюю охоту.

— Артём, это вы! — удачно он тут появился. Как раз кстати. — Рада вас видеть. Я, признаться, слегка устала от тишины. Не хотите ли составить мне компанию за чаепитием?

К вечеру мне стало дурно от чужих лиц. Нет, женихи ни в чём не были виноваты. Разве только в том, что у них неподходящий характер и цвет волос…

***

Вечером снова был бал. Я уже поняла, что меня будут мучить совместными развлечениями до тех пор, пока я не произнесу вслух имя. Но какое?

Я танцевала со Скалой, который неприлично сильно прижимал меня к своему телу и жарко дышал в лицо. До этого он танцевал с одной из моих фрейлин, и я украдкой наблюдала — вёл себя точно так же. Получается, разницы для него нет?

Фигаро снова написал мне стихи, а может не он, я не знаю. Я терпеливо выслушала все двадцать строф и поблагодарила. Если он станет моим мужем, я, пожалуй, однажды после очередного шедевра попросту сигану из окна галереи и полечу вниз. Это если кочевники нас раньше не убьют.

Даска нигде не было. Максимилиана, на которого я прежде не обращала внимания, теперь выделяла из толпы. Он был таким нерешительным… добрым. Подал руку споткнувшейся фрейлине и помог поймать чью-то собачку. Нашел потерянный перстень и не смел мне докучать, хотя то и дело смотрел в мою сторону и вежливо кивал.

Утомившись от танцев и постоянной улыбки, я снова ушла в угол зала, спряталась за цветочные композиции и стала наблюдать за женихами со стороны. Как будто это поможет!

Скала снова танцевал с фрейлиной, крепко обхватив её за талию. Я машинально обхватила себя руками, представляя, что это мужские руки меня обнимают, и закрыла глаза.

— Мечтаешь?

Я вздрогнула. Ну, конечно! Конечно, никуда он не убрался, а продолжает портить мне жизнь. Как будто есть ещё куда.

— Чего тебе теперь? — не оборачиваясь, спросила я.

— Хочу знать, — он подошёл и остановился так близко, что я почувствовала на шее его дыхание. — Ты мечтаешь о Скале?

— Нет.

— Ты смотришь на него.

— Нет.

— А о ком тогда?

Я передёрнула плечами, как от озноба. Его дыхание — просто воздух, но отчего так дрожит тело? Отчего так сильно бьётся в груди и горле что-то бестелесное, не находя выхода?

— Молчишь? Хочешь, кое в чём признаюсь? Теперь-то можно.

Я не хотела, но всё равно открыла рот:

— Ну?

— Когда-то я представлял в каждой… тебя. Закрывал глаза и видел под своими руками и телом тебя.

— Как ты смеешь! — Всё во мне затряслось от злости. — Как ты смеешь такое говорить! Ты! Знаешь, мне жаль твою жену, никто не заслужил, чтобы с ним так обращались! За спиной такое говорили другой женщине!

Даск не обращал внимания, продолжал, а так как он говорил шёпотом, пришлось замолчать, иначе ничего не было слышно.

— Я был в тебя влюблён. Ага. Я тебя боготворил. Но как же я был глуп, вернее, нет, не глуп, просто неопытен. Я думал — как можно щупать девушку, которую обожаешь? Как можно заставлять ее удовлетворять твои жалкие телесные нужды? Нет. С неё нужно пылинки сдувать, а низменное нужно оставить для тех, кто на одну ночь. Только потом понял, каким я был дураком. Нужно было щупать тебя. И никого другого. Именно так и следует поступать с той, кого любишь. Поэтому прости меня. Прости за то, что я этого не сделал.

Пришлось снова убегать, чтобы не устроить истерику прямо посреди бала. Я сорвалась с места за секунду и первую пару минут я боялась, что Даск побежит следом, потому что в голосе его было такое напряжение, как будто он совсем не извинялся. Звучало так, будто он умирал или просто хотел мне отомстить. Но за что? За свои прошлые чувства?

Господи, если бы я только знала!

Падая в своей комнате на кровать, я чувствовала, как пылают щёки. Как он посмел сказать такое… кому-то, когда сам женат? За что?

Впрочем, он же упомянул, что это в прошлом. Теперь-то можно, сказал он.

Жестокая скотина! Думает только о себе, раз у него всё в прошлом, значит, больше ничего и не колышет.

Будь проклят тот…. ну, не знаю, кто виноват во всей этой ситуации, но будь он проклят!

Я впала в забытье до утра, так и не позволив никому к себе войти. Колетт прорвалась в комнату на рассвете, решительная, настроенная научить меня достойному поведению.

— Что с тобой происходит, Мариетта? Немедленно поднимайся и приводи себя в порядок. Женихи недоумевают, отчего ты так странно себя ведешь, вместо того, чтобы заняться делом и перестать их мучить. Никому не нравится, что ты так долго тянешь с выбором! Так больше не может продолжаться!

— Так больше не может продолжаться, — согласно пробормотала я в подушку, не поднимая головы.

— Ты позоришь свой род!

— Я позорю свой род.

— Ты не найдешь достойного жениха, если будешь вести себя как дурочка.

— Я не найду достойного жениха…. — Горло свело и я зарыдала.

Колетт замолчала и упала рядом на кровать, комкая в узловатых пальцах свой очередной веер, на этот раз бежевый тряпичный.

— Милая, я и не представляла, что ты настолько боишься замужества. Среди гостей есть во всех отношениях достойные люди. Поверь мне, со временем ты привыкнешь к ним и даже полюбишь. Поверь мне, всё проходит, разбитое сердце лечится. Послушай меня и выбери того, кого я посоветую.

— Нет.

— Я хочу, как лучше, милая.

— Лучше было бы тебе не приглашать Даска, — равнодушно ответила я, так и валяясь на кровати.

Колетт нахмурилась.

— За это извини.

— Как ты могла пригласить женатого мужчину? — слёзы снова полились, и я захныкала, хотя терпеть этого не могла.

Она хотела что-то сказать, но замялась.

— Извиняйся! — требовала я, голос срывался. Как в детстве — глупо, конечно, но мне становилось лучше.

— Прости меня, милая, — прошептала Колетт. — Прости меня, прости. Прости, что я так сглупила. Прости меня, Мариетта.

Легче не стало.

Прорыдав и повсхлипывав ещё с полчасика, я поднялась. Нет, нужно с этим что-то делать, иначе я напортачу. Сколько бы я ни рыдала, пока жених не выбран, меня не оставят в покое. Будут усиленно развлекать, а мои нервы такого напряжения не выдержат. Надо решить эту проблему. Не нужно отвлекаться, к прошлому не вернёшься. Мне нужно замуж, значит, этим и займусь.

— Колет, прикажи принести настойку пустырника.

— Да, милая.

После настойки буря в душе улеглась.

День прошел в бесплодных размышлениях.

И все же решение я придумала, очень простое. Если нет возможности сделать хорошо себе, нужно сделать хорошо хотя бы другим. Я должна позаботиться о королевстве. Сейчас пойду и назову мужем Скалу, раз и навсегда покончу с решением, которое не могу принять. Пусть он таскается на войны и защищает границы, а я буду молча хлопать глазами, когда он сравнивает меня со своей лошадью. Чем не счастливая семейка?

Я отряхнула платье, пригладила волосы. Слёзы высохли, но хмурое лицо никак не желало улыбаться. Но к женихам уже отправлены лакеи, которые попросят их прийти в холл, где принцесса, то есть я, намерена озвучить своё решение.

Придётся идти так. А и ладно! Кого из них на самом деле волнует, насколько помятой я выгляжу?

Мы с Колетт уже собирались выходить, и уже пять раз поругались, потому что я отказывалась признаваться, что за объявление собираюсь сделать. Что я решила? Что хочу сказать вслух, перед всеми? Конечно, какую-то глупость, была убеждена Колетт. Наверняка очередную глупость, принятую сгоряча, за которую стану расплачиваться до конца своих дней. Скажи, скажи, милая!

Но я молчала. Моя жизнь — моё решение.

— Только не выбирай поспешно, — в очередной раз взмолилась Колетт. — Умоляю, девочка, не решай на горячую голову. Разве опыт не научил тебя, что сгоряча ничего толкового не получается?

— Всё решено. Назад пути нет.

Мой голос так сухо прозвучал, как будто язык и горло из бумаги.

В дверь тихо постучали. Потом створки растворились, я увидела вошедшего и только изумленно вздохнула. Нет, конечно, прежде, бывало, он заходил в мою комнату, но не сейчас же! Куда смотрят фрейлины, которые приставлены охранять ко мне путь? Неужели он их всех соблазнил? Попутно, просто проходя мимо и улыбаясь своей бесовской улыбкой?

Даск хранил каменное выражение лица, руки за спиной, начищенные сапоги так блестят, что ослепнуть можно, но взгляд какой-то нездоровый.

— Я хотел извиниться, — сказал он, не смотря на меня, лихорадочно бегая глазами по полу. И глаза опухшие, будто он тоже рыдал. Рыжий бес и рыдал? Вот уж нелепость!

— Не делай глупостей, — прошелестела на ухо Колетт, но уже бодро, и почти беззвучно исчезла за дверью. Всегда поражалась, как она умудряется, учитывая свои габариты, при необходимости передвигаться беззвучно. Колдовство, не иначе.

— Вчера вечером я вёл себя непозволительно и заслужил всяческое осуждение. Ещё раз прошу прощения. Мне нет оправдания.

— Значит, ты собираешься уезжать?

Он не ответил, глаза бегали по полу, губы упрямо сжались, отвечать он явно не хотел.

Я задержала дыхание.

— Зачем ты это сказал, Даск?

— От ревности, видимо.

— Нет, так мы ни к чему не придём.

Я качала головой, и качала. И снова качала.

Сама виновата. Нельзя было задавать этот вопрос, на который нет безопасного ответа, как бы ни хотелось этот ответ слышать. Нельзя его провоцировать, иначе обоим будет плохо. Нужно взять себя в руки. На мне бремя защиты королевства. Я не могу заниматься… предавать себя и всех, склоняя Даска к адюльтеру. Это нечестно по отношению к нему, к его жене, ни в чём не виновной, и к себе самой.

Я всхлипнула.

— Мне не до игр, Даск. Если я не обеспечу королевство защитой, нас разграбят, как только солнце прогреет землю. Прошлое уже не имеет значения.