Жених

— Ты правда так думаешь? — так и не подняв глаз, тихо спросил он.

— Неважно, что я думаю. Ты женат, — я не сдержалась и когда отворачивалась к окну, сжала рукой платье на груди, прямо над сердцем. Оно душило меня.

— Мы были глупыми детьми… — ровно произнёс мужской голос.

Хотелось захныкать. Опять он начинает. Зачем?

— Но я понимаю, — мягко закончил Даск. Может, и правда, понимает?

— Мариетта, я хочу тебе помочь. Позволь внести предложение.

Голос неожиданно изменился. Очень отдалено, но прорезался тот, прежний, Рыжий бес, задира и шутник.

— Да, Даск, я послушаю тебя, — покорно ответила я. Мысль объявить Скалу выбранным женихом вдруг показалась очень-очень глупой, хорошо, что я не успела.

— Знаешь, что тебе нужно? Выбрать ты не можешь, верно?

— Да.

— Приходи через полчаса в галерею. Туда, откуда ты любишь смотреть на закат.

Хотелось отказаться, слишком личное место он выбрал. Но Даск уже ушел. И я помнила, что он умел находить выход, казалось, даже из безвыходного положения. Умудрялся что-то выдумать. Если кто и сможет мне помочь с выбором, то только он, как это не печально. Может, потому что только его я и стану слушать?

Почему же он со всеми своими умениями выкручиваться из щекотливых ситуаций не нашёл причины вернуться раньше? Не нашел повода обойти своё собственное обещание? Увидеть меня снова? Видимо, не хотел? Может, ухаживал за женой?

Я вздрогнула. Не хочу никому завидовать. У меня полчаса, чтобы взять себя в руки и вернуться к роли королевы. Всего полчаса.

***

Я молча смотрела вдаль. Хотя до заката еще несколько часов, тут всё равно красиво. Белоснежный обрыв, на вид мягкий, приветливый, казалось, раскрывает свои объятья — только доверься, ступи вперёд…

В окне мелькнул рыжий огонь. Даск подошел неслышно, но я всегда умела чувствовать его приближение. Даже когда не хотела.

— Пусть все твои женихи пройдут испытание, — сразу сказал он.

— Какое? — я смотрела на него в стекло, так можно не отводить глаз. Так, может быть, я не обожгусь слишком сильно.

— Пусть подарят тебе самое ценное.

— Это как?

Кто в здравом уме будет дарить мне самое ценное? Испытание с подвохом, причём дурнопахнущим. Дарить что? Казну? Войска? Земли?

— Да не навсегда! — Нетерпеливо качнул он головой. — Просто ты увидишь, что для них есть самое ценное, а примешь подарок только того, за кого выйдешь замуж. Поняла? Лучше тебе их не узнать. Чем они живут, чем дышат… на что молятся. Быстрее и лучше тебе их не узнать, Мариетта.

Да, я поняла. Довольно странное предложение, но если подумать… Как уже понятно, выбрать я не могу, так и буду тянуть, пока не сделаю глупость. Сколько бы достоинств какого-нибудь кандидата я не перечисляла, всё равно приходилось останавливаться и без объяснений переходить к другому. По сути, мне безразлично, кто станет моим женихом, верно? Я ничего не теряю.

— Зато ты увидишь то, что они захотят показать. Думаю, никакие разговоры не стоят поступков. Спроси Колетт, в конце концов, если мне не доверяешь.

Ту, которая всегда была на его стороне?

Колетт я всё-таки рассказала, сразу же, как только вернулась из галереи в комнату. Она долго, очень долго думала, смотря на меня загадочно мерцающими глазами, а потом воскликнула:

— Да, Мариетта! Да! Это именно то, что требуется.

— И всё?!

Я удивилась, потому что если уж Колетт начала что-то восхвалять или прогнозировать, унять её может только обед или ужин, потому что когда жуешь, говорить некрасиво.

— Пойдём, сейчас же и объявим, хватит женихов мурыжить, им эти прогулки да танцульки тоже оскомину набили.

И мы отправились в холл, где толпились уже порядком уставшие на вид гости. Горло дрожало, не знаю, как хорошо я смогла бы произнести речь, но сегодня случился один из тех редких моментов, когда делать ничего и не пришлось. Колетт поставила меня на видном месте и приказала улыбаться, а потом упорхнула к официальному чтецу приказов. Тот выслушал её шёпот, выступил вперёд, практически оттирая меня в сторону и громогласно объявил:

— Уважаемые гости! — дальше шёл длиннющий перечень этих самых гостей. Поразительно, как он их всех помнил наизусть! — Её высочество Мариетта Шатене приняла решение, о котором и сообщает. Среди стольких достойных мужчин, ярких представителей своих уважаемых народов выбрать лучшего непросто. Её высочество просит вас пройти последнее испытание — она желает, чтобы каждый из вас подарил ей самое ценное из того, чем владеет.

Внизу моментально загудел тревожный ропот.

— Однако, незамужней девушке недостойно вымогать подарки от поклонников, — повысил голос глашатай. Все моментально притихли. — Поэтому все дары вернуться к своим законным владельцам, кроме того единственного, кому её высочество Мариетта Шатене пожалует свою руку. Сегодняшний день оставлен вам для размышления, завтра с утра её высочество будет принимать дары, а вечером объявит Имя. Спасибо за внимание.

Он поклонился и остался стоять на месте. На меня уставились сотни глаз, я сделала реверанс, с той самой дурацкой улыбкой, которой терпеть не могла и ушла к себе. Выдался свободный вечер, никаких тесных платьев и душных бальных залов, вот свезло так свезло!

И всё же, не сдержавшись, вечером я отправилась в галерею. Там было пусто и тихо, в приоткрытые окна задувал холодный ветер. Я медленно брела по широченному коридору, думая, как, оказывается, редко бывала здесь после ссоры с Даском. Он ушёл из замка, из моей жизни, и я перестала любоваться закатами. Я многое перестала делать, только смотрела и не видела, слушала и не слышала. Любила и делала вид, что не люблю.

Солнце садилось, медленно закатываясь за горизонт, унося с собой тепло и свет. Это было прекрасно — алые мазки огня на тёмнеющем небе.

Он подошел тихо, но конечно, я слышала. То же самое место в галерее, такой же закат, только несколько лет спустя… И немного презирала себя за то, что надеялась на его приход. И оправдывала — завтра я произнесу Имя и все посторонние разъедутся, он уберется вместе со своим братом к своей законной жене и никогда не вернётся. Так будет лучше.

— Я знал, что застану тебя здесь.

— Несложно угадать. Я тут часто бываю.

— За несколько лет ты могла изменить привычки.

— Не изменила, как видишь.

— Я вижу. Это твоя главная проблема.

Я заморгала.

— Что?

— Я скажу тебе кое-что, Мариетта.

Опять гадости? Я задрала голову, но не обернулась. Лучше смотреть в стекло, чем на него. Тогда не так обидно. И можно представить, будто говоришь с воображаемым Рыжим бесом.

— Давай, говори, раз уж начал.

— Знаешь, я ведь тоже не образец для подражания.

Сложно не согласиться!

— Но я признаю, что раньше… тогда, три года назад, был молод и глуп.

— Тоже мне, мудрый старичок нашелся.

— Не перебивай.

Нет, сегодня точно не мой день. Тоскливо как-то… Я обняла себя за плечи. Жалко, шаль осталась в комнате, странно, как я её забыла — ведь привыкла согреваться только шалью, безо всяких объятий.

Может и правда, кошку завести?

— Так вот, — он нахмурился, как будто сам забыл, о чем говорил. — Так вот, я был дураком. Прости.

Очень интересно.

— Но ты тоже была… и есть неправа, — раньше, чем я успела что-то сказать, он продолжил. — Ходила вечно, задрав нос. Я до сих пор не знаю, нравился ли тебе на самом деле. Ты никогда, ни малейшим словом, ни малейшим делом не выказывала ко мне симпатии. Воспринимала только как неизбежность, вроде овсянки, которую нужно есть по утрам. Я всегда был как приблудный щенок, который, конечно, ужасно мил, но его разве что полчасика можно потрепать по холке и отправиться по своим важным королевским делам. Я хоть что-то для тебя значил?

— А какая разница? — ледяным тоном ответила я.

— Я вижу, ты совсем не изменилась, — не очень радостно усмехнулся он. — Не можешь признать, что была неправа. Мариетта, сделай мне одолжение, признайся. Хоть разок.

— В чём?

— Я тебе нравился?

— Зачем тебе знать теперь?

— Раз спрашиваю, то нужно! — повысил он голос.

— Да! — крикнула я в стекло. — Да! Очень! Доволен?

Он наклонил голову.

— Теперь признайся, что была тогда неправа.

— Когда?

— Когда выставила меня прочь. За то, в чём я был не прав. Видишь, это очень просто?

Я сжала губы. С чего его потянуло на откровенности? Столько лет шатался не пойми где, успел жениться, между прочим, пока я тосковала, а сейчас пришел и требует вывернуть перед ним наизнанку душу?

С какой стати?

— Мариетта, дальше не произойдёт ничего хорошего, если ты не научишься говорить. Извиняться. Признаваться в своих чувствах. Никто не продержится рядом с ледышкой, как бы сильно её не любил. Признай свою неправоту.

— А что дальше? О каком ˮдальшеˮ речь?

— Пожалуйста, просто сделай это! Ты не понимаешь, но это нужно тебе! Тебе самой!

Он не отстанет, это я помню. Мы просто поссоримся и на этом разойдемся. Только теперь навсегда.

Наверное, так будет лучше. Он обидится, вернется к жене, потому что я не могу принять ничего от женатого мужчины, ничего из огрызков, которые он может мне предложить.

С другой стороны, вскоре мне предстоит стать женой кого-то другого — и уживаться с этим человеком. Даже если между нами не будет любви, возможно, будет понимание и участие, а это уже немало. А я, возможно, действительно не умею идти на компромисс. Лучше тренироваться заранее.

Даск ждал — я видела, как пристально он смотрит на меня в отражении, застыв и затаив дыхание. Наверное, так ждут вердикта на смертном суде.

— Я была неправа.

Он глубоко вздохнул и резко отвернулся.

— Нельзя было выгонять тебя, как приблудного бродяжку. Ты ничего мне не обещал. Ничего не должен был… не должен был хранить мне верность. Фрейлина была свободной, как и ты. Вы оба… ни в чем передо мной не виноваты. Я никогда не говорила никому, что к тебе неравнодушна, она просто не знала, иначе бы не стала с тобой связываться.

— Значит, ты ревновала?

Он поднял голову. Зачем же он улыбается? Не насмешливо, а очень умиротворенно?

— Да. Жутко. — Мой голос прозвучал пусто. — А теперь уходи, Даск.

Он молча смотрел на меня. Переглядываться через оконное стекло было странно, но одновременно как-то просто — я не могла дотронуться до него напрямую, а до отражения могла.

Но не стала. Это ничего не изменит.

— Я впервые вижу тебя живой. Настоящей. Наверное, тебе непросто пришлось — сирота, которая и при жизни родителей была никому не нужна. Мама часто просила нас с Лизи быть к тебе ласковей. Веселить тебя. Помогать тебе. Мы старались.

— Спасибо. У вас получалось.

Отражение в стекле задрожало, смазалось, из-за слёз, моментально скопившихся в глазах.

— За последние три дня я рыдала столько, сколько не рыдала за последние три года, — сказала я.

— Тогда плачь.

Наоборот, я сжала зубы и пообещала себе, что не буду. Лучше упьюсь пустырником до комы.

— Плачь, Мариетта, потому что это будут последние слёзы в твоей жизни. Обещаю тебе.

Размытое изображение не позволило разглядеть его лица. Быстро прикоснувшись к моим плечам и так же быстро убрав руки, Даск поклонился и ушёл, оставляя меня одну.