Потомки

Глава 1

Прошло три месяца, как Зоя оказалась в гетто. Зайдя первый раз в свою палату, она заплакала от отчаяния. Горько, взахлёб, как плачут дети. В палате не было ничего, кроме кровати — абсолютно стерильная комната белого цвета. Белые стены, белые потолки, полы, все условия, чтобы сойти с ума через неделю.

Ее спасло только то, что она находилась здесь на особых правах. Ее комната никогда не запиралась, и она могла свободно перемещаться по гетто. Ей даже разрешили иметь ручку и тетрадь, при условии, что она никогда не даст ими пользоваться остальным обитателям.

Зоя клятвенно обещала не выпускать эту ценность из виду, чтобы она не попала к большеголовым. И надо отметить, она ни разу даже не подумала нарушить свое обещание, потому что, во-первых, ей не хотелось лишиться этих милых сердцу вещей, а во-вторых, и желания не возникало чем-то с ними делиться.

Буквально дня через три после того, как Зоя обосновалась в санатории, она уже поняла, что никому своим пребыванием здесь не поможет. Вначале, она наивно полагала, что сейчас гетто будут атаковать толпы журналистов, и вокруг соберутся демонстрации с плакатами вроде «Зоя, мы с тобой». Но санаторий был подведомственный военным, находился на одной из военных частей и добраться сюда было сложно. И никому не нужно.

Ко всему прочему Зоя обнаружила, что здесь тяжело всем — ей, медперсоналу, охране, только не гидроцефалам. Они себя чувствовали здесь замечательно, особенно им нравились встречи с главврачом. Одно из немногих правил было не общаться друг с другом, на прогулке или в столовой. Но большеголовые пациенты даже не пытались, по-видимому у них и желания как такового не было.

С медсёстрами и санитарами они тоже не особо разговаривали, только разве с одной — крупных размеров взрослой женщиной, приходившей проверять уборочных роботов по выходным. С ней иногда они беседовали на отвлеченные темы. А в кабинет главврача ходили с явным удовольствием.

Зоя, как и все, тоже любила встречи с главврачом. Юрий Маркович был приятным мужчиной средних лет. В кабинете у него даже было две книги, которые ей очень нравилось перелистывать. Юрий Маркович умел поддержать интересную беседу и совсем не осуждал Зою за ее странный поступок. Да и, честно сказать, никто не осуждал. По какой-то причине все здесь считали, что она здесь под прикрытием, шпионит за гидроцефалами для отца. Вначале она пыталась возражать, но слышала в ответ не больше, чем «Да, да, все так, как ты говоришь. Только передай папе, что у нас здесь все под контролем».

Конечно, по-хорошему, по-правильному, она должна быть стать одной из пациентов, без каких-либо привилегий. Но Зоя понимала, что у нее не хватит сил.

Она осознала, что допустила ошибку, приехав сюда в надежде на громкое дело. Хотела достучаться до обывателей, но ее поступок лишь ненадолго вызвал резонанс в обществе и был забыт буквально через неделю. Какой-то малолетний шутер попытался перестрелять одноклассников на следующей день после ее акции протеста. И что? Все внимание прессы было уже вокруг этого идиота.

Не жалуясь, а принимая все обстоятельства как есть, она объявила Всеславу, что поедет домой. Но он попросил ее немного подождать. Он хотел найти момент, в котором ее возвращение принесло бы больше пользы.

— Ты вернёшься как бы рассказать о беспределе, который там творится.

— Не уверена, что это можно назвать беспределом. Но я тебя поняла.

— Ну все, мне пора бежать. Люблю тебя.

— Я тоже. Люблю тебя.

Такими и были их редкие телефонные разговоры. Первый раз, когда Всеслав дозвонился до нее, он представился сотрудником университета, которому нужно уточнить нюансы по поводу академотпуска. Это было так романтично. С привкусом авантюры.

Потом она узнала, что можно было ничего не выдумывать, потому что ей никто не запрещал звонить. Но Всеслав звонил не так часто, даже после того, как Зоя сообщила, что можно не прятаться. Рассказывал о каких-то акциях и сходках, которые Зое уже не казались важными. Она просто ждала момента, чтобы свалить уже из санатория.

Вот и сейчас, проходя мимо телефона около кабинета Юрия Марковича, она не могла припомнить день, когда звонил ее возлюбленный. Она взяла телефон в руки и застыла, не решаясь набрать номер Всеслава. Что ей сказать? Спросить, чем он занят и не забыл ли он о ней вообще?

Зоя набрала Берту.

— Привет, — попыталась она начать непринуждённую беседу.

— О боже, Зоя. Вот это сюрприз! Я сразу узнала твой голос.

— Да, давно не общались, — продолжила удивлённо Зоя, не ожидая такой радости от старой приятельницы.

— Давно. То же скажешь — да пятьсот тысяч лет!

— Как ты?

— Да у меня все прилично, как обычно. Знаешь кто ходит у меня в женихах? Не поверишь, даже не из наших. Наши вообще мне разонравились. Даю подсказку — антиглобалист и почти самый главный. Угадывай.

— Родион?

Было слышно, как Берта пыталась не смеяться.

— Мясник пока еще самый главный. Так что нет. Ну кто ещё?

— Я не знаю.

— Сдаешься?

— Да, — Зоя уже сомневалась в правильности решения позвонить именно Берте.

— То есть не будешь брать ещё одну попытку?

— Нет.

— Нет, это не будешь или нет — будешь?

— Нет, не буду.

— Ладно. Тогда та-дам — это Гарри.

Зоя чуть не спросила, кто это. Но сразу же одернула себя, понимая, что ей совсем без надобности сейчас многочасовое восторженное описание идеального мужчины, его биография, детские болезни и прочее, прочее, поэтому лишь многозначительно протянула:

— О-о.

— Да, и я думаю, всё-таки уйти к антиглобалистам. Доронина мне уже поперек горла стоит.

— Причем тут Доронина?

— А вот черт ее знает, что она ко мне прицепилась. Все время мне всякие задания даёт, а потом ругается, что я плохо их выполняю. Они с Всеславом как спелись, так не понятно, что у нас здесь за суперактивность и когда она закончится.

— Доронина и Всеслав?

— Она даже Веру пытается гонять, хотя Вера его девушка.

— Чья девушка?

Вера — девушка Всеслава, вот что только что сказала Берта. А чья же она тогда девушка?

— Он тебе не сказал? — после минутного молчания спросила Берта. В ее голосе не было ни тени иронии.

— Нет. Когда они сошлись? — Зоя чувствовала боль от каждого слова, которое она произносила.

— Месяц назад. Вернулись из Лондона уже парой. Боже, Зоя, прости. Прости, я не хотела вот так на тебя все вывалить без подготовки. И что ты думаешь теперь делать?

— Возвращаться домой.

Зоя повесила трубку и села прямо на пол. Она прислонилась к стене, чувствуя, как холод исходивший от нее скользит по позвоночнику и затем проникает глубоко внутрь. Как это все назвать? Изменой? Но измена происходит тайком. Всеслав же просто бросил ее, даже не уведомив об этом. Сказать, что для неё этот обман стал неожиданностью, она не могла. Есть ли человек, который не предчувствует конец отношений? Но в ее случае поступок Всеслава был не просто свинским, он был предательством, как бы громко не звучало это слово.

Она задумалась, что за чувство она сейчас испытывает — опустошение? Ее мир был заполнен Всеславом с тех пор как они встретились. А теперь она воздушный шарик, из которого выходит воздух. От той влюбленности, с которой она приехала в гетто, почти ничего не осталось. Слишком много сомнений терзало ее душу, но надежда все же умирает последней. Вот уже и она умерла.

Может это чувство — разочарование? Она как-то читала о значении этого слова «разочарование». Оно очень похоже на английское «disillusion». Освобождение от иллюзий. Разочарование — ты был очарован, находился под чарами и вот ты свободен этого бреда и видишь реальность. Хоть это реальность и горька, но это лучше, чем жить иллюзиями.

Обида, злость, горечь. Если бы она могла, то удушила бы Всеслава собственными руками. Обида и злость на себя, что повела себя как дура. Как она теперь выглядит в глазах всех ее знакомых? Идиоткой, полной идиоткой. И как глядеть им при встрече в глаза?

Приехать, собрать вещи и уехать в другой город. Уничтожить свою ещё не начатую карьеру она же смогла, начать с чистого листа в другом городе тоже, видимо, сможет.

Зоя встала, отряхнулся невидимые пылинки и направилась к Юрию Марковичу. Уже сегодня она планировала покинуть это заведение. Она даже представляла, как выдохнет с облегчением весь персонал, когда узнает, что эта шпионка наконец уезжает.

Зоя не сдержала улыбку при этой мысли и наткнулась на непонимающий и немного напуганный взгляд одного из медбратьев, который сопровождал пациента от кабинета главврача обратно в палату. Она остановила взгляд на счастливчике, что сегодня удостоился столь желанной для всех здешних жителей аудиенции и узнала Питера. Того самого Питера.

— Какое совпадение, все-таки у судьбы отменное чувство юмора.

— О чем вы, Зоя Михайловна? — пробормотал медбрат, которого смущало сегодня в Зое все — ее непонятная зловещая улыбка, теперь вот эти слова.

— Прости, Питер, — не обращая внимания на перепуганный медперсонал продолжила Зоя. — Я хотела помочь тебе выбраться отсюда, вернуть тебя домой. Но не могу. Или больше не хочу. Я не знаю.

— Зоя Михайловна, вы же знаете, вам нельзя общаться.

— Кому нам? Нам пациентам? А я не пациент. Я тут с проверкой, разве ты не знал? Но я не нашла никаких нарушений и теперь вот возвращаюсь домой.

— Правда? — обрадовался медбрат.

— Правда. Так что Питер, придется тебе остаться здесь. Я не могу ничем тебе помочь.

— Ты такая глупая, Зоя, — неожиданно услышала она голос Питера. — Мы можем уйти отсюда в любой момент. Иди спокойно домой и забудь о нас.

Зоя отпрянула от этих слов в сторону, словно если бы ее ударили током. Сказать, что она удивилась — нет.

Гетто. Гетто — это для вас оно гетто, вас, социально зависимых обычноголовых людей, для гидроцефалов — это дом, милый дом. Но это презрение в голосе маленького Питера, она почувствовала всей кожей, как ему неприятно с ней говорить. Но он видимо не мог больше выносить ее присутствие и только поэтому прозвучали эти слова. А ты подрос, мелкий говнюк.

Отмахнувшись как от кошмара, она, даже не попрощавшись со своими собеседниками, поспешила поскорее оказаться в кабинете Юрия Марковича.

— Добрый день, Юрий Маркович, я смотрю вы все в делах, — Зоя зашла в кабинет, как будто ее здесь ждали.

— Да потихоньку, Зоя Михайловна, потихоньку. А что это вы решили ко мне заглянуть?

— Уезжаю я, Юрий Маркович.

— А что так?

— Да все, пора мне. Все у вас хорошо, нареканий ни к вам, ни к персоналу нет. Так что поеду я. И так уже задержалась. Хорошо у вас здесь — одним словом, санаторий.

— Согласен, самому нравится. Ну что ж, — главврач привстал и протянул ей руку, — очень рад был нашему знакомству. Передавайте привет вашему … руководителю.

— Да, конечно, передам. Подготовьте машину и мои вещи. Пожалуйста.

— Будет сделано, Зоя Михайловна.

— Да, — обернулась перед выходом Зоя, — я буду рекомендовать вас на повышение. Вся эта больница держится только на вас.

— Я даже не знаю, что сказать, — покраснел от неожиданной похвалы доктор.

— Мало кто знает, какой тяжёлый у вас труд. Гидроцефалов не так просты, как кажется. Они высокомерны и … я даже не могу подобрать это слово.