Потомки

— Папа, я не хочу жить в бункере. Я должна всю оставшуюся жизнь прожить в бункере, ходить в скафандре и ждать, когда исчезнет радиация?

— Это не ядерные ракеты, это ЭМИ. Оно сожжет все, детонирует склады с боеприпасами, оно уничтожит цивилизацию. Радиация может где-то и быть, там, где осталось ядерное оружие, но в целом опасаться стоит только пожаров. Отсидитесь в бункере месяц, может полтора.

— Да зачем, зачем это все? Миллионы людей погибнут ради чего, выживания человечества, как вида? Выживет горстка религиозных фанатиков, а как же все остальные?

— Зоя, все остальные все равно погибнут, через три года или через пять. Люди погибнут все, мы не сможем противостоять гидроцефалам.

— Сейчас сможем, расскажем всему миру правду о них, и мы сильнее. Мы сильнее, нас больше.

— Нас это не спасёт.

— Папа, да остановись ты. Не нужен никому это твой новый мир на обломках. Я лучше умру от рук гидроцефалов, чем вот так ты все разрушишь.

— Тебе промыли мозги эти курицы, — министр бросил недобрый взгляд на Доронину.

— Да какие мозги мы промыли, — взревела феминистка, — вы больной? Вам, вам промыли мозги Псы Судного Дня. Вот их судный день, вы что не поняли? А мировое господство большеголовых не больше, чем шизофренические мечты Умника. Очнитесь.

— Зоя, здесь тоже бункер, — как будто не обращая внимания на Доронину, продолжил Авлот, — но я хочу, чтобы ты была с матерью. Уходи отсюда, бери своего недоделанного и бегом.

Паулина всплеснула руками:

— Да что же это такое! Всеслав, стреляй ты уже, идиот! Он сейчас нас всех прикончит.

Всеслав расширенными от ужаса глазами взглянул на Доронину.

— Всеслав! — заорала она — Стреляй!

— Нет, Всеслав, не надо, пожалуйста… Нам не выжить без моего отца.

Всеслав посмотрел на Зою, она умоляюще заламывала руки, он ещё никогда не видел её такой. Видимо, не смотря на все ее слова об отце, что они разные, и они чужие люди, она его очень любила и теперь боялась его потерять больше, чем пережить конец света.

— Да стреляй ты уже!

Всеслав стоял на месте, понимая, что просто не может спустить курок. Он чувствовал бессилие и страх, и отчаяние. Последним, что он почувствовал была сильная боль. Сначала удар, когда Геворгян сбила его с ног. Она набросилась на него, как дикая кошка и вырвала из рук пистолет. Всеслав услышал хлопок, визг Зои, он понял, что пистолет выстрелил, но попала ли пуля в цель, он не узнал. И почти через секунду резкая, жгучая боль в животе.

Он смотрел, как кровавое пятно все больше растекается по рубашке и сползал на пол.

Геворгян выстрелила в министра, а министр в него. И вряд ли он теперь узнает, как закончилась сегодняшняя перестрелка. Силы покидали его, он чувствовал приближение смерти каждой клеточкой своего тела. Он думал, сквозь угасающее сознание, что очень хотел бы дожить до завтра. Иначе он не узнает, каким будет завтрашний мир.

Каким же будет завтрашний мир?

Каким будет завтрашний мир?