Ведьмак без изъяна

* * *

В маленькой одноместной комнатке, вмещавшей только кровать, шкаф и рабочий стол напротив узкого окна, ведьмак, казалось, заполнял собой все пространство. Ощущения от присутствия нежданного гостя были непривычные — отдававшиеся в теле легкой дрожью и участившимся пульсом. Как будто воздуха вдруг стало недостаточно для нас двоих, и каждый вдох содержал в себе частичку Хью Райта — едва уловимый аромат его дыхания, запах туалетной воды и тонкую нотку полынного дыма, впитавшегося в одежду после практикума по зельеварению.

Ох…

Сделав два шага, я наткнулась на основание кровати и мысленно выругалась про себя — спонтанно возникшая идея в теории была неплоха, а вот на практике…

На практике пополнять резерв естественным для темных образом всегда было мне… ну, скажем так, не по душе. Как будто обращаясь к первобытной части себя, я низводила близость, которая должна была быть чем-то важным и значимым, до уровня выпитого зелья или съеденного завтрака.

Становилась такой же, как эр Блейз Берг, мой отец.

Я почти не помнила его. Должна была бы не помнить совсем — мне было не больше двух лет, когда мать, устав от пренебрежения и бесконечных измен, забрала меня и навсегда покинула дом Бергов. Но память зачем-то сохранила размытый высокий силуэт в темном плаще, похожем на крылья птицы, и низкий голос, отрывисто и холодно отвечавший на всхлипывающие обвинения.

«Это твоя ошибка, Фолкнер… Ты знала, с кем связываешься… Я темный, такова моя природа. А тебе… нужно было предупредить, что ты девственница».

Значение этих мудреных для ребенка слов — «темная природа», «связь», «девственница» — я узнала раньше, чем научилась читать, настолько часто бабка с дедом повторяли их, вновь и вновь обсуждая проступок матери. Магический резерв одаренного не бесконечен. И если светлому магу достаточно стихийной подпитки и зелий, то природа темных позволяла быстро восстановить силу за счет интимной — тогда я еще не сильно понимала, что это такое — близости с темной или светлой магичкой. А если вдруг светлая — как это вышло с мамой — оказывалась девственницей, между ней и ее партнером происходила привязка, на некоторое время ограничивающая темного в выборе пары.

Этим молодая, наивная — и, честно говоря, откровенно глупая — эрис Фолкнер и решила воспользоваться, подумав, что за год, в течение которого она станет единственной, чья близость восстанавливает магию популярного старшекурсника Блейза Берга, темный привыкнет, остепенится и будет готов связать с ней жизнь.

Ха-ха.

Большая университетская любовь моей матери к темному ведьмаку закончилась катастрофой — беременностью, отчислением, ссорой с родителями и нежеланным ребенком.

Мной.

Острое чувство собственной ненужности сопровождало меня первые несколько лет жизни в далеком северном городе, куда мама, окончательно порвав с Бергом, вернулась под строгий надзор родителей. И они ни на секунду не позволяли мне забыть, что я живое напоминание о темном, чье имя в огромном холодном доме было под запретом. И лишь тогда, когда в нашей жизни появился метаморф Майк Джун, все понемногу начало меняться.

Сначала оттаяла мама. Строгая бабушка стала реже поджимать губы и при каждом удобном случае поминать прегрешения Берга. Дед, огромный и несгибаемый, точно скала, пожал эру Джуну руку и разрешил приходить в гости. А потом очередь дошла и до меня.

— Привет, малыш. — Метаморф присел передо мной на корточки. На раскрытой передо мной ладони точно по волшебству возник кулек засахаренных цукатов, полукруглых и ярких, как улыбка мужчины. — Поедешь со мной и мамой на прогулку? Я покажу тебе ярмарку, угощу какао, а потом, если захочешь, покатаю на спине настоящего снежного барса.

Он хитро подмигнул, протягивая кулек, а я замерла, потрясенная тем, что впервые в жизни кто-то обратил на меня внимание не для того, чтобы припомнить подлеца Берга или озвучить очередной запрет, а… просто так. И долго стояла, глядя на метаморфа огромными, как блюдца, глазами, пока мама не толкнула меня в спину, отправив в комнату одеваться.

Так началась новая счастливая жизнь в особняке метаморфов, где мама смеялась, а Майк, большой и сильный, баловал меня, словно я была его собственной дочерью. И даже когда у меня появились сводные братья и сестры, ничего не изменилось.

Жаль, эта жизнь продлилась недолго. Пришел переходный возраст, а с ним…

«Не-е-ет!»

Взрослея среди светлых магов, я отчаянно надеялась, что темный дар обойдет меня стороной. Но, увы, Дейдра не спрашивала меня, единственную темную среди светлых братьев и сестер, какой магией я хотела бы обладать. Когда на спине выросли перья — плата за нежеланный дар — мне хотелось рыдать и крушить все вокруг. Все худшее, что было заложено во мне кровью отца, пробудилось.

Стиснув зубы и захлебываясь от едва сдерживаемых рыданий, я выдернула все до одного, изодрав лопатки в кровь. Но разве это могло изменить магию? Разве могло остановить то, что прорывалось наружу во мне самой?

Майк, единственный, кому мне хватило духу признаться, потрепал меня по светлым волосам и сказал, что мои перышки чудесны и напоминают его собственное оперение в птичьем обличье. А значит, я, можно сказать, наполовину метаморф и на все сто процентов его дочь, вне зависимости от того, кто меня зачал и какого цвета моя магия.

Мне очень хотелось ему верить. Но противный голосок внутри шептал иное.

«Проклятая кровь Берга…»

Я оказалась темной.

Бесчувственной похотливой тварью, как всегда называли мать и бабушка моего биологического отца. Со всеми желаниями, стремлениями и инстинктами, которые этому статусу соответствовали.

И вот, бесчувственная и похотливая я, темная ведьма, третьекурсница боевого факультета, стояла посреди одноместной спальни и смотрела на выжидающе замершего Хью Райта, которого сама же затащила сюда этим простым и ни к чему не обязывающим «к тебе или ко мне».

Истинная дочь Блейза Берга, лучше и не скажешь.