Пробуждение от лица парней

Мне хотелось бы оставить его в стороне, но это был еще один из приказов отца — Лэнс всегда должен был быть рядом со мной. В этом заключался весь смысл связи, которую он навязал нам двоим: он должен был быть рядом со мной на случай, если мне понадобится его защита, что означало, что он также вынужден был терпеть общество моего отца почти так же часто, как и я.

Мы вошли в курительную комнату всего за несколько минут до того, как туда вошел лорд поместья.

Отец не успел даже поприветствовать меня, как дверь с грохотом закрылась за ним, и он прошел через всю комнату к шкафу и не спеша выбрал сигару из своей коллекции, после чего налил себе виски из графина с золотой окантовкой.

Я наблюдал за его мускулистой спиной, когда он держал ее перед нами, давая нам понять, что это явное оскорбление, поскольку он отказывался даже смотреть в нашу сторону. Его костюм был сшит на заказ и стоил дорого, вокруг витал аромат одеколона и дыма, а светлые волосы были аккуратно убраны назад.

— Я не терплю неудач, парень, — сказал он низким тоном, пока я просто стоял и ждал. — И я ясно дал понять, когда речь зашла о потенциальных узурпаторах.

Я обменялся взглядом с Лэнсом, но промолчал, зная, что он еще не закончил.

— Я уже начал думать, что ты обладаешь потенциалом, который мне нужен, — продолжил он, аккуратно обрезая сигару, прежде чем поднести ее к губам и прикурить от искры на кончике пальца. — И все же тебе удалось сильно разочаровать меня в этом.

Отец глубоко затянулся, и через несколько мгновений желтый сигарный дым вырвался из его легких и поплыл по потолку.

— Они жестче, чем мы ожидали, — начал я, и он резко повернулся ко мне лицом, его глаза вспыхнули зелеными щелями рептилий, выдававшими его гнев.

— Время оправданий прошло, — сказал он, медленно отщипнув сигару от губ и положив ее на хрустальную пепельницу рядом с собой. — Неудача требует последствий.

— Я понимаю, — сказал я, мой голос был непоколебим, хотя мои мышцы напряглись.

Отец наблюдал за мной несколько тягучих секунд, и я практически чувствовал, как ярость вибрирует в Лансе, когда он оставался неподвижным на месте справа от меня.

В конце концов, человек, давший мне жизнь, похоже, нашел в моем взгляде то, что искал, и кивнул один раз, а затем щелкнул пальцами и указал на место на полу перед собой.

— На колени, — приказал он скучающим тоном, который утверждал, что ему это не доставляет никакого удовольствия, но я видела правду в глубине его темных глаз и знала, что это совсем не так.

Я проглотил комок в горле и шагнул вперед, но прежде чем я успел выполнить его просьбу, рука Лэнса сомкнулась вокруг моей руки, и он рывком остановил меня.

— Дядя Лайонел, — начал он, пытаясь успокоить меня. Девушки Вега невежественны, необучены и…

— Хватит, — огрызнулся отец, щелкнул пальцами и послал огромную силу воздушной магии в грудь Лэнсу, так что его отбросило назад через всю комнату и прижало к двери, не давая пошевелиться.

Я посмотрел на своего друга в знак извинения, зная, что он будет чувствовать каждый момент этого через нашу связь, и ненавидя, что он вынужден наказывать меня каждый раз, когда я облажался или не справился с какой-то невыполнимой задачей.

Без слов, я опустился на колени, куда меня направили, и устремил свой взгляд на часы в дальнем конце комнаты. Было ровно девять часов, и мой взгляд остановился на движении секундной стрелки, которая продолжала тикать.

Лэнс начал ругаться, пытаясь бороться с магией воздуха, прижавшей его к двери, но мой отец просто накинул на него заглушающий пузырь, чтобы ему не пришлось его слушать.

Я остался на месте, не реагируя на то, как мой отец медленно передвигался по комнате и отряхивал пиджак.

— В будущем ты будешь больше работать, чтобы достичь этой цели, — сказал он. Это не вопрос, поэтому я промолчал. — Ты приложишь все усилия, чтобы не разочаровать меня снова.

Он поднял свой бокал и сделал глоток, позволяя напряжению накапливаться в комнате, играя со мной в ожидании неизбежного.

Раньше я так боялся его, когда он становился таким, я неустанно старался сделать все возможное, чтобы доставить ему удовольствие. Но это было до того, как я осознал, что угодить ему невозможно. Я мог добиться всего, чего он хотел, а он наказывал меня за самоуверенность в своих достижениях.

Дело было не в том, что у меня что-то не получалось. Речь шла о власти, как и все в моей жизни. Я был его наследником, которому предстояло однажды занять его место одного из самых могущественных фейри в королевстве, и как бы он ни хотел, чтобы я был сильным, он никогда не устанет доказывать, что он сильнее. Так он утверждал свое превосходство надо мной. Так что теперь, когда я убедился, что мой страх был бессмысленным, я отпустил его. Я не боялся оказаться в его власти, как сейчас. Я просто онемел от этого. Не к боли от ударов, которых я ожидал, а к боли или чувству предательства, которые испытывал мой более молодой «я». Чувство несправедливости или ревность, которую я испытывал, когда видел любовь других семей друг к другу.

Это была не моя жизнь. Так что это не имело значения. Это была моя реальность, и страх перед ней ничего не менял. Но я также не принимал ее. Каждую секунду, которая тикала на этих часах, я не сжимался и не трусил, я бушевал, замышлял и ждал. Потому что его день наступал. Возможно, пока что он укреплял свое положение надо мной, но однажды я выйду из его тени и покажу ему монстра, которого он создал во мне.

Однажды он будет стоять передо мной на коленях.

Отец отставил стакан и снял ремень. На пряжке красовался золотой дракон с шипастыми крыльями и острым хвостом. Я уже чувствовал его укус раньше и сжал челюсти, когда он встал позади меня.

— Прошло девять дней с тех пор, как я сказал тебе о своих ожиданиях в этом вопросе, — сказал он, но я никак не отреагировал. — Так что мы будем говорить по одному за каждый день, когда ты меня подвел.

Я по-прежнему хранил молчание. Я уже давно понял, что не стоит пытаться оттягивать неизбежное.

Мой отец был крупным мужчиной, Дракон в нем был очевиден для всех, и его мышцы бугрились на его огромном теле. Он не пытался сдерживать всю свою силу в отношении меня, поэтому, когда первый удар ремня обрушился на мой позвоночник, я чуть не упал от агонии, раздиравшей мою плоть.

Рычание боли застряло в моем горле, и я заставил себя снова подняться, мои кулаки сжались по бокам, когда я сжал мышцы и попытался остаться в вертикальном положении.

Пряжка впилась мне в спину, когда раздался второй удар, и мокрые брызги моей крови попали на стену, когда он снова поднял руку.

На пятом ударе агония была настолько сильной, что с моих губ сорвалось проклятие, вызвавшее яростное рычание отца.

Шестой удар повалил меня на руки и колени, мои руки дрожали от усилия удержаться на ногах, а ослепляющая боль, поглощающая мое тело, пронизывала каждый дюйм моего тела.

Я не знаю, как мне удалось удержаться в таком положении, пока последние удары хлестали по моей плоти, а кровь текла по позвоночнику, стекая по бокам и разбрызгиваясь по ковру подо мной. Желчь поднималась в моем горле, пот покрывал мою кожу, а Дракон внутри меня яростно метался взад-вперед, желая разорвать, укусить и уничтожить.

Но я сдерживал его чистым усилием воли, подняв голову к проклятым часам на стене, когда их золотая минутная стрелка проскользнула мимо цифры один и наказание наконец прекратилось.

Шесть минут.

Это все, что ему понадобилось, чтобы вырвать плоть из моего позвоночника и оставить меня дрожать у его ног.

Я попытался снова подняться, но мое тело оказалось зафиксированным в положении на руках и коленях, рваные остатки моей окровавленной рубашки свисали вокруг меня, и я так и остался лежать, распростертый у ног человека, которого я ненавидел больше всех на свете.

— Вставай, — усмехнулся отец, пока я боролся с дрожью в руках, которая грозила вырваться и повалить меня лицом на пол. — Вставай, мальчик, или я приведу сюда твоего брата, чтобы он присоединился к уроку.

Эти слова пронзили меня насквозь, как никакие другие. Он нашел мою единственную слабость в моей любви к Ксавьеру, и он знал это. С тех пор как он понял, что я готов поставить себя между его гневом и моим младшим братом, он использовал это против меня, издеваясь надо мной, добавляя еще одну тетиву к своему луку.

Мое зрение потемнело, и с губ сорвался рык агонии, когда мне удалось ухватиться за стол рядом со мной и подняться на ноги.

Каждое движение отдавалось болью в позвоночнике, и, повернув голову, я увидел в зеркале, висевшем на стене слева от меня, часть разорванной плоти и мышц, которые были моей спиной.

Сглотнув боль, я поднял подбородок и посмотрел отцу в глаза.

Я не пытался скрыть свою ненависть к нему, когда смотрел на него, мои глаза превратились в рептильные щели и дали ему понять, как я жажду его смерти.

— Я вижу, ты все еще не понял, о чем идет речь, — проворчал отец, отпивая еще виски и разглядывая меня. Его бледная рубашка была испачкана моей кровью, а вены на правой руке вздулись от напряжения, вызванного тем, что он орудовал своим ремнем против меня. — Так что я оставлю тебя на ночь подумать об этом.

Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, когда он шагнул ближе ко мне и взял мою руку в свою.

— Ты поклянешься не лечить себя и не позволять лечить себя до рассвета, — прорычал он, показывая мне Дракона в своих глазах и давая понять, что он с радостью преподаст мне этот урок как зверю, если я брошу ему вызов.

Слова застряли у меня в горле, так как агония моих ран поглотила меня, но я услышал в них завуалированную угрозу. Если я не сделаю этого, он найдет другой способ наказать меня, и, поскольку на кону стояла безопасность Ксавье, у меня не было другого выбора, кроме как согласиться.

— Я не буду исцелять себя или позволять исцелять себя до рассвета, — прорычал я, и магия вспыхнула между нашими ладонями, когда между нами установилась звездная связь.

Краем глаза я видел, как Лэнс бьется и напрягается против магии, которая все еще обездвиживала его, а его ревущие протесты были заглушены силой отца.

Если я нарушу свое слово и исцелю себя, он почувствует, что это произошло, и звезды проклянут меня на семь лет невезения.

— Я поговорю с тобой утром, когда у тебя будет время подумать о своих неудачах, — сказал отец, еще раз оглядев меня со звериным удовлетворением во взгляде, которое говорило о том, что он получает от этого удовольствие. От силы, от боли, которую он причинил, от всего этого. — Отведи его обратно в академию, Лэнс, и проследи, чтобы это осталось в тайне.

Отец повернулся и вышел из комнаты, используя дверь с другой стороны и заставив нас подождать еще несколько секунд, прежде чем магия, которую он использовал для сдерживания Ланса, рассеялась.

Мои силы иссякли, когда он бросился ко мне, и я застонал, когда он поймал меня, обхватив рукой за плечи и удерживая на ногах.

— Дариус…

Дикий взгляд Лэнса встретился с моим, и я зажмурился от муки, которая в них плавала. Связь между нами означала, что он чувствовал каждый удар этого ремня по моей плоти, и даже сейчас я знал, что его инстинкты разрывают его на части из-за необходимости исцелить меня.