Тайна господина Шварца, или Невеста мертвеца

— Рад, что вы, Лотта, оказались разумной девушкой. Не представляете, как я не терплю женские визги и вой.

Губы его брезгливо скривились. А мне очень захотелось завыть от ужаса, когда я живо представила, сколько плачущих девиц видел Шварц, и причины, которые могли вызывать их визг.

— Похоже с вами можно заключить сделку.

Я энергично закивала. Сделка — это возможность уточнить, что от меня ожидают, и выторговать что-то для себя.

— Вы попали сюда, потому что вами расплатился отец.

Сердце сжалось от этих безжалостных слов, и стыд обжёг щёки.

— Но это решение вашего отца, а не ваше. Предлагаю вам следующее. Вы полностью подчиняетесь мне, а за это я буду оплачивать долги ваших сестёр и матери, позабочусь, чтобы их не выгнали из арендованного вашей семьёй дома, они не знали нужды и с вашими сёстрами никогда не случилось то, что случилось с вами.

Шварц внимательно смотрел на меня, ожидая ответа. Горло у меня сжалось. Шварц ничего не предлагал мне кроме возможности стать жертвой, покупающей благополучие матери и сестёр. Хотелось заплакать. Только слёзы ничего не дадут. Никто меня не пожалеет. Что же, пусть хотя бы мама и сёстры перестанут страдать от безумных трат отца.

— Что от меня требуется?

— Жить в моём доме и спать в моей кровати.

Запах тлена забил мне ноздри, и тошнота подкатилась к горлу. Видимо, мой взгляд оказался достаточно выразителен и Шварц пояснил:

— Не волнуйтесь, фройлян. Именно спать. Вашей чести ничего не угрожает. Я мертвец.

— Тогда зачем?

— Для поддержания подобия жизни мне нужна ваша энергия. Проще и безболезненней для вас получать её так — достаточно долгое время держать как можно ближе к себе. Я добьюсь этого в любом случае, но с вашего согласия предпочтительней.

Шварц говорил правду. Он может заставить. Отец отказался от меня и защиты нет.

— Хорошо. Я согласна.

Глава 2. Первая ночь

После ужина я вернулась в свою комнату. То, что ждал от меня Шварц было отвратительно и неприлично, но не так ужасно, как я воображала. Вопрос был в том, правда ли это. Вдруг он успокаивает меня, усыпляет бдительность, а сам… что сам? Я довольно смутно представляла то, что происходит между мужчиной и женщиной за дверями спальни, и от какой опасности предостерегают девиц, запрещая оставаться наедине с кавалерами, могла лишь догадываться. Дальше поцелуев и нескромных прикосновений мои знания об этой части жизни не шли. И желания получать такие знания от господина Шварца я не имела.

Стоило представить, как жених прикасается ко мне своими сухими пальцами, целует, как приступ отвращения перебил даже страх. Я не могла этого допустить! Это мерзко! Представшая перед глазами картина впервые заставила подумать о смерти. Мама м сёстры проживут как-нибудь и без помощи Чёрного колдуна. Жили же как-то раньше.

Заполошно заметалась по отведённым мне комнатам, пытаясь найти способ покончить собой. Повеситься? На чём? И как? Честно говоря, я плохо представляла, как это делается. И потом, вдруг у меня не получится задушиться насмерть? Верёвка оборвётся, или мне не хватит мужества довести дело до конца, тогда господин Шварц застанет меня ослабевшей и совершенно беспомощной. А так я смогу сопротивляться, если он вздумает нарушить слово.

Сопротивляться? Почему бы и нет! Шварц выглядит довольно худым. Если постараться, то я смогу оттолкнуть его, вырваться. Ударю изо всех сил головой по подбородку, каблуком по ноге. Если сделать это неожиданно, то он меня выпустит, а я убегу и спрячусь где-нибудь в доме. Особняк большой и безлюдный. Я маленькая, буду сидеть тихо, как мышка.

Так я успокаивала себя, потому что обнаружила — умирать мне не хочется. Мысль о сопротивлении и побеге понравилась больше. Решила ещё раз уже спокойно обойти гостиную и спальню, надеясь найти что-то, что поможет в таком случае.

В гостиной взгляд привлекли часы, стоявшие на каминной полке. Они смотрелись в меру массивными. Если ими ударить по голове, то от поцелуев герр Шварц наверняка отвлечётся. А если захватить их при побеге, то смогу заложить и получить немного денег. Это будет даже не воровство, а компенсация за те ужасы, что я переживаю.

Стук в дверь отвлёк от размышлений и планов. Дыхание перехватило, и я не смогла ничего ответить. Стоявший за дверью тоже молчал, но не уходил, а постучал погромче. Я смотрела на дверь, как кролик на удава. Она начала приоткрываться. Мгновения ползли медленно, как капля смолы по дереву.

Я обнаружила, что не дышу, и громко вдохнула, когда в проёме двери увидела фигуру Паулины. Моя служанка взглядом спросила разрешения, и я кивнула, разрешая войти. Так же молча она подошла к камину и, показав на него, вопросительно подняла бровь. Дни стояли тёплые и дома мы ещё камины на разжигали. Но здесь мне было зябко, и я кивнула:

— Да, растопите, Паулина.

Пока служанка возилась, разжигая камин, я присела за столик и обнаружила вдруг стоявшее на нём блюдо с яблоками. Нежная кожица, под которой чувствовалась сахарная мякоть, мягко сияла отражённым светом зажжённой Паулиной лампы. Рядом с блюдом лежал столовый нож. Его скруглённые формы давали понять, что он годится разве что для фруктов, но всё равно я обрадовалась. Ещё один шанс защититься, и положить его под подушку куда проще, чем часы.

Эта находка и уютные хлопоты служанки помогли немного расслабиться, и я с аппетитом вгрызлась в яблоко. Кисло-сладкий сок брызнул из-под кожицы и чудный яблочный запах смешался с ароматом горящих смолистых поленьев.

Но тревога вернулась, когда Паулина принялась готовить мне ванну. Это напомнило, что ночь приближается и приближается всё, что она несёт.

Хоть напоминание было неприятным, но присутствие другого человека помогало держаться, не погружаться вновь в пучину страха. Я не видела смысла сопротивляться заведённому порядку подготовки к ночи и послушно позволила горничной разобрать мою причёску, сменив её на свободные косы. Приняла ванну, стараясь избавиться от мысли, что это похоже на подготовку жертвы к алтарю. Тёплая вода помогала расслабиться.

Но потом я настояла на том, чтобы надеть не пеньюар, а домашнее платье. Решила, что лягу в постель одетой, и пусть герр Шварц думает, что хочет. Платье спать не помешает.

Когда Паулина закончила готовить меня ко сну и собралась уходить, мне захотелось схватить её за руку и удержать, умолять:

— Останься!

Бессмысленное желание. Пришлось вцепиться изо всех сил в подлокотники кресла чтобы не допустить позора. Служанка посмотрела на мои побелевшие пальцы и сочувственно похлопала меня по плечу. В глазах женщины мелькнула жалость и это чуть не стало той соломинкой, что сломала спину верблюда. Я почувствовала, как глаза наполняются слезами.

Похоже, это напугало Паулину. Она торопливо пошла к выходу. Я ещё удерживала всхлипы, но слёзы полились ручьём. У двери горничная остановилась и вновь посмотрела на меня. С мягким укором покачала головой и растянула губы в улыбке. Пальцем постучала по улыбающимся губам, призывая тоже улыбнуться. Вышла, оставив меня разгадывать смысл её послания: то ли не бойся, то ли не огорчай хозяина.

Но у меня не было ни сил, ни желания догадываться о том, что этим хотела сказать Паулина. Дождавшись, когда дверь за служанкой закроется, я зарыдала в голос. За весь сегодняшний страшный длинный день никто не смотрел на меня с жалостью. Отец сердился, мать прятала глаза, все остальные в доме избегали. В глазах здешних обитателей читалось лишь равнодушное любопытство. И эта неожиданная тень сочувствия от Паулины разбила в дребезги моё самообладание.

Океан жалости к себе затопил, заставляя захлёбываться солёной влагой, задыхаться, хватая ртом воздух. «Почему я? Почему со мной?» — билось у меня в голове. Ответа не было и это заставляло рыдать ещё горше.

Иногда я делала попытки прекратить это, остановить поток слёз, но ничего не выходило. Плач прекратился, лишь когда я совсем обессилила. Тогда, передохнув немного, вытирая со щёк продолжавшие иногда катиться слезинки, сходила в ванную, чтобы умыться холодной водой. С мрачным удовлетворением посмотрела в зеркало на свой распухший нос, заплывшие глазки, красные пятна на лице. Если бы я даже постаралась специально, у меня бы не получилось выглядеть менее соблазнительно.

Равнодушно направилось в спальню. Чтобы меня не ждало, пусть оно случится скорее. Присобранные с четырёх сторон занавеси балдахина открывали вид на большую кровать с приглашающе отвёрнутым уголком одеяла. Выглядела она привлекательно, просто роскошно, но плаха даже из красного дерева всё равно остаётся плахой. Класть на неё голову желания не возникает. Но приходится.

Я направлялась к постели, когда вдруг кто-то постучал в окно. От неожиданности я подскочила испуганным зайцем. Неужели Чёрный колдун решил явиться ко мне таким необычным способом? Или послал ко мне покорную ему нечисть? Но в окне никого не увидела. Росшее там дерево закрывало небо. Лишь редкие звёзды мигали сквозь чёрное кружево листвы. Стоило отвести от окна взгляд, как вновь раздалось тихое постукивание.

Со смесью страха и любопытства подошла к окну. Увы! Ни рыцаря-спасителя, ни оживших чудовищ там не оказалось. Похоже, поднимался ветер, нагоняя тучи. Вдали, на горизонте просверкивали зарницы далёкой грозы. Порывы ветра качали росшую под окном яблоню и её ветви бились в стекло. Такое простое объяснение напугавшего звука вызвало вначале лёгкую улыбку, а потом глухую грусть.

— Что вы там увидели, Лотта?

От внезапно прозвучавшего голоса Шварца всё внутри замерло и заледенело. Я не слышала, как он вошёл.

— Что там? — повторил вопрос мой хозяин.

Да, хозяин. Жених лишь вежливое замещение этого слова. Я с трудом заставила себя заговорить:

— Ничего, — сдавленное горло делало голос сиплым и слабым. — Кажется, скоро сюда придёт гроза.

— Вы боитесь грозы?

— Нет, не боюсь. Она мне нравится.

— Хм, когда-то я тоже их любил. Но ждать её мы не будем. Уже и так поздно. Пора спать, Лотта.

Я не стала ждать прямого приказа и на подгибающихся ногах направилась к кровати. Опасалась, что Шварц прикажет мне снять домашнее платье, но он лишь усмехнулся, глядя как я в одежде ложусь поверх одеяла. Сам он был в халате и сейчас развязывал шелковый пояс, чтобы скинуть его и остаться в длинной сорочке. Я торопливо отвернулась, легла на бок. Почувствовала, как прогнулся матрас под тяжестью холодного тела и запах лилий и тлена усилился.

В эту первую ночь в постели со своим мёртвым женихом я почти не спала, проваливаясь время от времени в темноту беспамятства. Умирала от ужаса и отвращения. Лежала, крепко закрыв глаза и уткнувшись носом в подушку. Меня колотила дрожь, и я боялась открыть рот, борясь с тошнотой. Но Шварц даже не пытался прикоснуться ко мне, просто молча лежал рядом. Он не дышал, сердце его не билось, так что пока он не шевелился, то можно было забыть о его присутствии.

Ушёл на рассвете, когда за окном вовсю громыхала гроза.

Глава 3. Первые дни